Антон Чиж - Из тьмы
– Родион Георгиевич, мне надо найти убийцу во что бы то ни стало, – сказал он, возвращаясь за стол и чиркая ручкой по клочку бумаги. – Вы видели вчера у театра Корша, что творится. Народ – как пороховая бочка, только свечку поднеси. А с князем… тут завязано слишком много интересов, о которых лучше не знать. Просто найдите убийцу. А если вдруг каким-то чудом разыщете лиц, стоящих за этим, я сделаю вам столь лестное предложение, от которого даже вы не сможете отказаться… – И Гурович протянул листок.
В левом верхнем углу чернел вензель градоначальства Санкт-Петербурга. Рядом с ним заглавными буквами стояло: «ПРИКАЗ». Машинописный текст под заголовком сообщал, что чиновник выполняет задание особой важности. Требуется исполнять его распоряжения. В пустой строчке свежими чернилами была вписана фамилия «Ванзаров Р.Г.». Приказ был за личной подписью градоначальника, генерал-лейтенанта Клейгельса Николая Васильевича. Документ открывал в столице любую дверь. Как ключ-отмычка.
Ванзаров не спешил принять такую честь. Неограниченная власть – как горячий пирожок: съесть хочется, но горло обжигает. Слишком многим пришлось бы заплатить за такие широкие возможности.
– Это излишне. Полномочий сыскной полиции вполне достаточно, чтобы найти убийцу, – заметил Ванзаров.
– Необходимо раскрыть это убийство в кратчайший срок. Без проволочек и согласований. Для того и даю эту бумажку вам. Как крайнее средство. Все просто и логично, – настаивал Гурович.
Не нашлось аргументов, чтобы ему отказать. Пересилив себя, Ванзаров принял опасный листок.
– Только для вашего сведения: я вызвал из Москвы летучий отряд Меншикова. Можете на него рассчитывать, если потребуются подкрепление и грубая сила.
– Надеюсь, грубая сила не понадобится, – ответил Ванзаров.
– Почему?
– Логика и психология куда страшнее.
Эта мысль настолько понравилась Гуровичу, что он обещал записать ее для себя. Поглядев на часы, он напомнил Ванзарову, что ждет любых известий. Чем скорее – тем лучше.
– Обратную дорогу, надеюсь, найдете. Раз нашли путь сюда, – добавил он и подмигнул. И хотя лицо Гуровича, как всегда, озаряла улыбка, послышалось в шутке нечто другое: «Оставь надежду всяк сюда вошедший». Впрочем, так могло показаться.
• 28 •
Трактир в этот час пустовал. «Трансвааль» собрался по тревоге в пустом зале. Только что новость стала известна всем. За столом затянулось молчание. Никто не решался начать. Миллеров уставился в скатерть, ритмично отбивая указательным пальцем по столу. Александрович старался не выказать эмоций, что могло быть расценено как слабость. Наконец Ендрихин решился.
– Это моя вина, господа, – сказал он. – Только моя. Я не оценил решительности вероятного противника.
– Противника? – Миллеров взглянул на него. – Противник на поле боя. А тут какие-то тени. Мы даже толком не знаем, кто за нами охотится. И охотятся ли вообще… Чувствуешь себя чем-то вроде hostis publicus[11], без вины виноватым.
– Вы что-то знаете, полковник?
Миллеров смутился. Рассказывать о глупой слежке в такой момент было, по его мнению, исключительно неуместно. Чушь, да и только.
– Это просто фигура речи, – не слишком уверенно сказал он.
– Господа, если вы что-то замечали вокруг себя, прошу сказать об этом не таясь, – потребовал Ендрихин.
Александрович только плечами пожал: ничего такого. А Миллеров отделался невнятным бормотанием. Ендрихин видел, что полковник врет, врет неумело, но донимать расспросами не стал.
– С Апсом что-нибудь вышло? – спросил Александрович.
Ендрихин вынужден был признать: похвастаться нечем.
– Но мы будем стараться еще и еще, – добавил он.
– Кто же это… того… – Миллеров, привыкший к войне и смертям, не мог произнести простое слово, так казалось ему невероятным произошедшее, – нашего дорогого князя? Он же был как солнце, рядом с ним было так легко…
– Следствие ведет чиновник сыскной полиции, толковый малый.
Александрович скривился, как от прокисшего молока.
– В сыскной полиции есть толковые малые? Да вы шутите, ротмистр…
– Он найдет убийцу, нет сомнений, – сказал Ендрихин. – Я к нему еще раньше присматривался…
– Это все чудесно, но сидеть вот так и лить слезы по погибшему товарищу не в наших традициях. – Александрович вызывающе посмотрел на старших офицеров. – Господа, давайте действовать…
– Что именно вы предлагаете? – спросил Ендрихин.
– Поднять наших, перевернуть город вверх дном и найти убийцу князя…
– А кого именно прикажете искать? И что конкретно переворачивать?
Простые вопросы заставили разгоряченного поручика немного остыть. Он еще выдвигал идеи, которые Ендрихин с легкостью отвергал, пока окончательно не разбил. Миллеров не вмешивался, следя за проигранной битвой младшего офицера.
– Нельзя действовать лобовой атакой, – закончил спор Ендрихин. – Вы отлично помните, чем это заканчивается: горы трупов и переход инициативы к противнику. Надо действовать умнее.
– Как? – наконец подал голос Миллеров. – Научите, ротмистр.
– Во-первых, мы не будем заниматься тем, что не умеем. Сыск – не наша профессия, – ответил он. – Надо применить особое оружие.
– Я предпочитаю станковый пулемет, – сказал Александрович. – Очень эффективное оружие.
– Следует проверить все гостиницы… – продолжил Ендрихин. – Возможно, попадется кто-то из старых знакомых по Южной Африке… Там были персонажи с неуемным гонором и жаждой мести.
Миллеров кивнул.
– Это разумное предложение. И вполне конкретное. Кому поручить?
– Моя пятерка возьмется, – сказал Александрович.
Предложение было принято. Ендрихин уточнил, как проводить наблюдение и с каких гостиниц начать. Поручик обещал исполнить все с особой точностью: никто не проскользнет. Хоть пусть бороду приклеит.
Оставалось последнее. Ендрихин разлил из графинчика в граненые рюмки и встал. Миллеров с Александровичем поднялись за ним. Долгих слов не требовалось. Все и так знали, что у каждого на душе.
– Светлая память тебе, дорогой наш друг, князь Багратиони… – еле слышно произнес Ендрихин. Его услышали. Они выпили не чокаясь.
Половой, бежавший с подносом, вдруг замер и пошел мимо них на цыпочках. Чем-то сильно поразило трактирного человека тихое достоинство неприметных господ.
• 29 •
Закон сработал в очередной раз. Как только обычный человек, не врач, проявлял интерес к теме психиатрии, да хоть занимался попечением душевнобольных, он незаметно близко приближался к грани, что еще совсем недавно отделяла его самого от болезни. Доктор Чечотт слушал милую пани и понимал, что неписаный закон снова сыграл с ним злую шутку. Пани Ирэна прибежала к нему и стала умолять выслушать ее. Ей так плохо. Вчера произошло ужасное событие: у нее на глазах разогнали мирную демонстрацию, пролились реки крови. На снегу остались горы трупов. Но самое ужасное – ее хотели убить. Какой-то страшный казак на лошади погнал лошадь прямо на нее, и буквально ниточка отделяла ее от ужасной гибели. Спасение пришло внезапно. Какой-то дух, ибо человеку такое не под силу, вырвал ее из-под копыт лошади и понес. От страха она зажмурилась. Пани не знает, кто ее спаситель. У него очень сильные руки и тяжкое дыхание. Когда он поставил ее на тротуар и шепнул: «Вы в безопасности, милая», она смогла открыть глаза. И оказалась напротив своего дома. Потом прибежал ее отец, профессор Заварский, получивший легкое ранение в лоб. Она занялась им, но чудесное спасение никак не шло из ее головы и так мучает до сих пор, что она не находит себе места. Кем бы мог быть ее спаситель?
Чечотт отлично видел, что пани Ирэна находится в возбужденном состоянии, в котором девушкам мерещится разное. Он читал утренние газеты. Вчерашний инцидент описан подробно: несколько студентов получили легкие ранения, никакого моря крови. Кажется, кто-то из его врачей был на этой демонстрации и ничего ужасного не рассказывал. Просто милая пани пребывает в особом возрасте. Ее страхи и фантазии закончатся на следующий же день после замужества. В этом нет никакого сомнения.
– Пан доктор, что мне делать? – со страхом спрашивала она. – Это был призрак? Или какой-то неизвестный, влюбленный в меня? Посоветуйте, помогите… Я больна?
Доктор взял ее милую ручку и поцеловал с удовольствием. Кожа была холодной и влажной, верный признак возбуждения.
– Милая пани, оставьте ваши страхи… Скоро все пройдет. И вы забудете этот сон…
– Это был не сон! – возмутилась Ирэна.
– Конечно, не сон, вам что-то показалось в темноте… Это не важно. Уверяю вас, вы совершенно здоровы. И все будет очень хорошо. Только не надо об этом думать постоянно. Думайте о чем-нибудь приятном. В ваши года не стоит так много сил отдавать делам Общества милосердия. У вас должны быть куда более приятные заботы.
Она слушала его с большим недоверием. Неужели все, что было, только показалось ей? Но это было так реально. Или все-таки она что-то придумала? Ирэна стала сомневаться в себе.