Алексей Поярков - Ликвидация. Книга первая
— Антонина Петровна, прекратите, в конце концов, это хулиганство! — верещал Шумяцкий, пытаясь выхватить бумаги из-под каблучков. — Это неприлично, в конце концов! Я вам скажу, у вас задирается юбка!
— Тоня, ты же женщина! — трагически поддакнула пожилая вахтерша.
В ответ артистка Одесской областной филармонии Тоня Царько начала выбивать на столешнице уже совершенно матросскую дробь. Каблуки раздирали бумаги в клочья.
— Вы топчете важные документы! — взвыл администратор, хватаясь за голову. — Мама дорогая!..
Увидев замершего в дверях Кречетова, Шумяцкий обрадованно кинулся к нему:
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Виталий Егорович! Ну, вы уже видите? Вот такое происходит! Средь бела дня… Антонина Петровна, — злорадно обернулся он к певице, — за вами уже пришли!
Кречетов с улыбкой поклонился Тоне. Она, прервав танец, сделала кокетливый книксен.
— Товарищ Шумяцкий, у вас репетиция?
— Помилуй боже! — воздел руки к потолку администратор. — Я — и репетиция!.. Я и головная боль — это таки да, это чистейшая правда…
— А что, собственно, произошло? — поинтересовался майор у Тони.
— Они мне не платят! — заявила певица, воинственно упирая руки в боки.
— Почему? По-моему, прекрасный голос…
— Меня уволили вместе с голосом! — запальчиво продолжала Тоня. — Выкинули из театра!
— Но вы же здесь! — рассмеялся Кречетов.
— И буду здесь!.. — воинственно топнула каблучком певица. — Пока он не заплатит!
Воспользовавшись паузой, один из служителей вцепился в подол пышной Тониной юбки и потянул ее вниз. Отбившись от него веером, актриса снова грянула чечетку.
— Антонина Петровна, вы уже издеваетесь не надо мной, а таки над органами правопорядка! — тяжело вздохнул Шумяцкий.
Кречетов подошел к столу, протянул Тоне руку и тут же получил по ней веером.
— Товарищ Шумяцкий сейчас вам заплатит, — произнес майор, глядя на актрису снизу вверх. — Слезайте.
— Пусть сюда несут деньги! — заявила с высоты Тоня.
Кречетов обернулся к Шумяцкому, придав лицу недоуменно-холодное выражение. Он знал, что такой вид начальства оказывает верное воздействие на подчиненных. Подействовало и на этот раз. Хотя Шумяцкий никоим образом не был подотчетен перед военной прокуратурой округа…
Пока сильно уменьшившийся в размерах администратор, горестно сопя себе под нос, гремел ключами сейфа и трагическим шепотом отсчитывал деньги, Кречетов вновь повернулся к Тоне, не спешившей слезать со стола.
— А за что же вас уволили, Антонина Петровна?
— А вот за эту песню!
— Представляете, она ее на концертах поет, — понизив голос, встрял Шумяцкий. По всему было видно, что он страшно не хочет расставаться с потрепанной пачкой червонцев. — Позавчера выезжали на шефский концерт в рыболовецкий совхоз под Ильичевкой — спела!.. Просто уму непостижимо…
— А что ж в этом плохого? — удивился Кречетов. — Красивая песня…
— Да вы что?! — возмущенно замахал пачкой денег Шумяцкий. — Это же песня женщины за два, простите, сольди! За два гроша! Буржуазное, с позволения сказать, псевдоискусство…
— Нич-чего подобного, — властно перебил Кречетов. — Это песня… м-м… итальянских партизан. Доблестных борцов с режимом Муссолини. В ней поется… — он повернулся к Тоне и едва заметно подмигнул ей, — в ней поется о девушке-связной. Два сольди — это пароль… Вот, и потом эта девушка героически гибнет в бою под Генуей… Так что вполне себе патриотическая песня. Еще споете нам, Тоня?
— Буду я еще надрываться, — пренебрежительно фыркнула артистка.
Кречетов и Шумяцкий одновременно протянули ей руки, но она ловко спрыгнула на пол без посторонней помощи, небрежно приняла у администратора пачку купюр, не считая, запихнула в сумочку и пошла к двери, независимо стуча каблучками.
— Антонина Петровна, а расписочку? — подал голос Шумяцкий. — Это ж деньги!..
В открытую дверь из коридора влетел веер и шлепнулся у ног администратора. Тот растерянно поднял его.
Кречетов весело рассмеялся. Похоже, что он не зря побывал сегодня в опере. Совсем не зря.
Поднявшись по лестнице, Гоцман долго не решался постучать. Тяжело было заходить сюда, но…
Нора открыла быстро, словно ждала. В ее руке дрожала оплывшая свеча.
— А мне сказали, шо вам дали электричество, — неловко произнес Давид.
Он пошарил по драным обоям, щелкнул выключателем. Ярко вспыхнула стосвечовка под потолком. Гоцман увидел лицо Норы — с тенями под глазами, горестными морщинками в углах рта, опухшее от слез.
— Выключите, пожалуйста… Я отвыкла от яркого света.
Проклиная себя, Гоцман поспешно погасил свет.
— Вы не пришли на похороны, — произнес он, проходя за Норой на кухню. — И на поминках вас не было… Я думал, шо-то случилось.
— Я стояла за оградой, — тихим, ускользающим голосом пояснила женщина. — Не знала, что у Фимы столько друзей.
— Если бы не война, их было бы гораздо больше… Они замолчали. Нора молча набрала воды в чайник, зажгла примус.
— Нора… Я ничего за вас не знаю… Фима не рассказывал…
В глазах Норы промелькнул секундный испуг:
— Лучше вы расскажите о себе… Кем были ваши родители?
Гоцман смущенно усмехнулся, пожал плечами. Присел на чемодан, но тут же испуганно вскочил, нашарил под столом колченогую табуретку и не без опаски перебрался на нее.
— Ничего особенного… Батя в порту бочки катал. Смешно, правда, — еврей-грузчик?.. Он сам смеялся с этого. Говорил, шо никакой еврей, кроме него, на такую работу не мог бы поступить… Во-от. Потом, в империалистическую, воевал, закончил школу прапорщиков… Ну а в Гражданскую был в Красной армии, конечно.
Давиду показалось, что лицо Норы дрогнуло. А может быть, в этом было виновато неуверенное, колеблющееся пламя свечи.
— А потом?
— Потом работал в порту… Он до войны умер. И мама тоже… Она его очень любила. Прожила после него недолго совсем.
— Фима говорил, вы раньше были моряком…
— Нам было по семнадцать… Балбесничали… Марк решил взяться за ум. Уехал в Серпухов. Там школа была для летчиков… он еще говорил, шо название красивое — школа воздушной стрельбы и бомбометания… Он потом смешно про отбор рассказывал. Сидит человек у форме. Спрашивает: водку пьешь?.. Ну, случается… Но нечасто. А танцуешь?.. Бывает. Голова кружится, когда танцуешь? Нет. Значит, годен… Такой отбор.
Нора улыбнулась.
— Ну а я подумал — мне куда? — продолжал Гоцман. — Бомбометать не очень хотелось. В мореходке — форма, кормят. Ну, пошел… А я ж до этого по морю не ходил. Вышли в первый рейс, на практику. Одесса — Новороссийск… Был такой пароход «Ленин», бывший «Симбирск»… двухтрубный… Шторм был — так, не шторм, а слегка покачивало. А я на леере всю дорогу провисел…
— Где провисели? — с испугом спросила Нора.
— Леер — такое ограждение по борту, — объяснил Гоцман. — На нем висят, когда… кричат до волн.
— А-а… морская болезнь?
Оба неожиданно засмеялись. Странно прозвучал смех в квартире, где прописалось горе. Пламя свечи, стоявшей на столе, затрепетало, дернулось. Так же быстро, смутившись своего внезапного веселья, оба умолкли.
— Ну, и началось, — продолжал Гоцман. — Я уж и не кушал, и водку глотал литрами — не помогает… Закончил с отличием. Получил диплом, и меня списали… Вот так. А «Ленин» этот в июле сорок первого на мину напоролся под Севастополем. Ребята говорили — там больше трех тыщ людей потонуло…
— Сколько?.. — охнула Нора.
Давид неловко полез в карман пиджака за папиросами и вопросительно взглянул на Нору. Она закивала — курите-курите… Поставила перед гостем блюдечко вместо пепельницы. Гоцман нашарил в кармане свою закрывашку, но вынимать не стал.
— А потом?
— Та шо?.. — пожал плечами Гоцман, закуривая. — После мореходки пил несколько лет. Как шальной. Батя меня и бил, и стыдил — не помогало… Мать плакала, просила опомниться… А на меня как нашло и не отпускало… Ну, раз пошел за водкой, уже выпивши. Мне не дали. Я немного понервничал. Завели дело… — Он усмехнулся своим воспоминаниям. — Из магазина отписали: мы претензий не имеем… Марк приехал. Пришел прям на допрос. Он тогда первый орден получил, Красную Звезду. За бомбометание свое… Герой! Сверкает цацкой!.. Стал на следователя кричать. Ну, я его и выкинул.
— Как выкинули? — улыбнулась Нора.
— Так. Взял прям за цацку и — до свидания. А шо?.. Виноват, так надо отвечать. Следователь мне говорит: любите по справедливости? Да, говорю, люблю. А не хотите к нам стажером? У вас образование. Кадров не хватает. Дело закроем штрафом. Пойдете на курсы рядового и младшего начсостава… — Он ухмыльнулся. — Марк потом год со мной не разговаривал.
