Николай Свечин - Удар в сердце (сборник)
Все рассмеялись.
– Да куда угодно! – ответил надворный советник. – Вот у нас в Кобулетском отряде был случай…
Он снова рассказал страшные истории про откушенный нос и шрапнельный стакан. Подытожил так:
– Если главарь живет среди нас, он обязан маскироваться. Даже в миллионном городе человек без носа заметен. Давно бы вам о таком уродстве кто-нибудь рассказал! Ведь он ходит по улицам, где-то ест, спит… Десятки людей знают о нем! Но молчат. Боятся или же заодно с убийцами. А остальные просто не замечают.
– Как можно спрятать такое увечье? – засомневался Рыковский. – Маску только в маскараде надевают. А в жизни нос на виду! Закутать лицо платком? Разве во время налета. Но когда главарь, как вы говорите, ест-спит, платок он должен снимать.
– Ну, я бы сделал накладку, – начал рассуждать Лыков. – Большие усы, переходящие в бороду, а над ними бесформенный нос картошкой из папье-маше. Угреватый, вроде как у пьяницы.
Коллежский советник фыркнул:
– Вот опять фантазии! И такую штуку атаман прилаживает себе на рожу каждый день? Может, он еще и гримера держит?
– Может, и держит, – парировал Алексей. – Потому как, если бы он этого не делал, его бы давно поймали.
Снова все умолкли, давая начальникам пособачиться между собой. Но Рыковский вспомнил, что сегодня уже ругался с петербуржцем и едва помирился. Поэтому спорить дальше он не стал, а объявил:
– Господин обер-полицмейстер только что поручил надворному советнику Лыкову изловить шайку убийц. Сроку дал неделю.
Как все загалдели! Некоторые, по наблюдениям Лыкова, не без злорадства. Войлошников очевидно испытал облегчение: теперь спрос будет не с него! Мойсеенко спросил, перекрывая шум:
– А если их высокоблагородие не справятся? Отошлют обратно в Петербург?
– Нет, приставят к вам для выучки, – беззлобно съязвил Алексей.
Увидев, что петербуржец спокойно относится к подначкам, сыщики унялись. Но остался вопрос, он витал в воздухе: как гость за неделю сделает то, что все отделение не может исполнить пятый месяц? Надворный советник пояснил:
– Сейчас я занимаюсь черепно-лицевыми ранениями. Не одними военными, всякими. А вы ориентируйте агентуру в преступной среде. Сегодня же! Пусть сообщают обо всех безносых, а не только о сифилитиках. Особое внимание пусть обратят на людей с виду обычных, но для нас подозрительных. Как я описывал: пышные усы, нос картошкой, гнусавая речь.
– Гнусавая речь? – оживился Мойсеенко.
– Да. Если поражены носовые ходы, говор будет несколько гнусавый. А что, есть кто-то на примете?
– Нет, это так, в копилку…
– Кстати, Мойсеенко, а где тот налетчик, что первый назвал кличку? Вы допросили его?
– Исчез на другой день, – с сожалением ответил тот. – Будто откуда прознал, шильник! С тех пор на квартире не ночует, говорят, переехал в Даниловку.
– Найдите его и доставьте сюда. Сумеете?
– Давно бы уж доставил, если бы мог… – в сердцах сказал надзиратель. – Начальство каждый день с нас шкуру снимает! Ни одного ареста, и шестеро зарезанных! Нешто я не понимаю? Нет, того налетчика след простыл.
Лыков распустил совещание и отправился на полицейский телеграф. Там он отбил длинную депешу полковнику Таубе в Генеральный штаб. В депеше сыщик просил друга «максимально быстро, пока меня не уволили», собрать все данные на военных с черепно-лицевыми травмами и ранениями, повлекшими потерю носа. Формуляры выслать в Москву курьером по любому тарифу. Канцеляристам за труды – сто рублей! Последнюю строку Алексей вписал для ускорения процесса. Барон Таубе не занимается учетом раненых и убогих. Но наверняка у него есть приятели и в военно-медицинском управлении Главного штаба, и в военно-медицинском департаменте Военного министерства. А еще в подчинении полковника состоит особый калиброванный человек, старший унтер-офицер Арзамасцев. Барон привез его с Сахалина и поручает самые важные дела. Платон Ануфриевич – мастер на все руки. Черта со дна моря достанет! А с такой подмазкой он горы свернет, но требуемые сведения раздобудет.
Прошло два дня из семи, отпущенных обер-полицмейстером. Был опознан труп, подобранный в Сокольническом круге. Это действительно оказался бразильянец, банковский служащий из Дмитрова, любитель стуколки. Рыковский нервничал и приставал к своему помощнику с расспросами, как тот собирается искать убийц. Алексей был спокоен. Конечно, никто его не накажет! Целое сыскное отделение ловит-ловит, да никак не поймает. А тут приехал гусь из столицы и сразу изловил! Без агентуры, без длительного ознакомления с делом? Так не бывает. Но рано или поздно Безносый попадется. И надворный советник намеревался приложить к этому руку.
К сожалению, он не мог теперь обратиться к своим старым друзьям-рогожцам. В прошлом году после долгой болезни умер Степан Горсткин. Медицина еще не умеет лечить белокровие… Помощник Горсткина Антон Решетов пришелся не ко двору новой верхушке. Арсений Морозов переселился в Англию, а его преемники зазнались и решили, что им опытные люди ни к чему. Сами с усами! Решетов обиделся и уехал на Дон, в станицу Пятиизбянскую. Купил там лавку и живет кум королю. А Лыков остался в Москве без поддержки.
Оба дня сыщик провел с поручиком Лебедевым. Они вместе объехали самые криминальные участки города, говорили с приставами и околоточными. Много где может спрятаться в Москве лихой человек! Но есть места укромнее других. Лыков хорошо их знал по долгой своей службе. Посидев над картой, он попросил Лебедева в первую очередь отправиться туда.
Москва сильно изменилась за последние годы. Некоторые из прежних клоак стали респектабельными районами. На Драчевке появились модные доходные дома. Там поселились люди с достатком, и проституция начала мигрировать в другие части города. Раньше в Головин или Колосов переулок лучше было не соваться. А теперь полтинничные бордели переехали на Бронные улицы и в Палашевский переулок. Полиция упразднила «Арбузовскую крепость» близ Сухаревки. Громилы, наводившие ужас на окрестных обывателей, разбежались кто куда. Закрылся и легендарный «Ад» в подвалах трактира «Крым» на Трубной площади.
Второе криминальное место – Толкучий рынок – тоже разогнали. Многочисленные барыги, что сидели в лабазах Старой и Новой площади, перебрались на Хитровку.
Зловещую «Шиповскую крепость», тридцать лет терроризировавшую москвичей, расселили. Голодранцев перевели в ночлежки, а фартовые исчезли за одну ночь.
Усиленный полицейский надзор вернул в рамки закона Хапиловку. Пьяницы и хулиганы остались, но «деловые элементы» предпочли уйти.
В лучшую сторону изменились Дорогомилово и Андроновка. С увеличением штатов полиции окраинам стали уделять больше внимания. Серьезные преступники вынуждены были искать себе новые квартиры.
Москва сильно шагнула на юг, и Даниловка из уголовной слободы превратилась в обычный городской район. Знаменитые каменоломни опустели. Обыватели по-прежнему туда не совались, но беглые каторжники ушли из подземелий. Изредка в них заглядывали хулиганы и рассказывали потом жуткие вещи. Пещеры заполнены могилами, там их сотни! Идешь, а под ногами рыхлая земля и кости…
Настойчивыми облавами сильно прижали Грузины. Тишинский рынок, ранее воровской, заняли пригородные крестьяне. Околоточные теперь строго спрашивали паспорта. Легендарные разбойники вроде Чуркина остались в прошлом.
Однако в Москве сохранились опасные места. Прежде всего усилилась Хитровка. Бандиты «Шиповской крепости» перебрались туда. Полиция делала частые облавы, но подземные укрытия выручали фартовых. Мясницкая часть сбивалась с ног, но сделать ничего не могла. Каждую ночь на Юр-базаре[44] кого-то грабили, а раз в неделю и резали. Огромное население Хитровки (летом оно достигало пяти тысяч человек) жило по тюремным законам. Осведомителей быстро открывали и спускали в отхожие места.
Разросся и Смоленский рынок: туда тоже явилось подкрепление с Толкучки. Головорезы Проточного переулка приняли их под свою юрисдикцию. Теперь сбыт краденого упростился. Легче стало заметать следы: одежду с убитых быстро перешивали, а самих покойников затемно топили в Москве-реке. Весь берег от Пресненских прудов до Бородинского моста был небезопасен даже днем.
Как и прежде, недобрая слава гремела о Ямской слободке, Бутырках, Марьиной Роще. За Крестовской заставой полицейская власть кончалась и начиналась уголовная вольница. Еще опаснее были пригородные села: Останкино, Алексеевское, Богородское, Владыкино, Всехсвятское, Ростокино. Особняком стояло Черкизово, где каждый кабак – воровской притон.
Лыков попросил пристава Лебедева объехать вместе с ним три места: Хитровку (Третий участок Мясницкой части), Марьину слободку (отдельный Мариинский участок) и Смоленскую площадь (Второй Пречистенский участок). Он считал их местами вероятной дислокации Безносого. Первые два не оправдали его надежд. Приставы вызывали околоточных, те слушали приметы атамана, чесали голову и отнекивались. Нет такого! Человек с увечьем заметен. Даже на Хитровке ему не спрятаться. Приходили городовые, те, что непосредственно общаются с населением. И тоже мотали головами. Подобное страшилище они бы заметили! Так сыщик потерял целый день.
