Борис Акунин - Сокол и Ласточка
— Не угодно, – отрезала моя новая питомица, и я благодарно сжал ее плечо когтями.
Когда она под покровом темноты отправляюсь на встречу с арматором, оставила меня в номере. Но я, конечно, не мог пропустить такое событие. Я открыл клювом оконную раму, слетел на улицу и спланировал Летиции на плечо.
Она не рассердилась, даже обрадовалась.
— Кларочка, ты хочешь со мной? Отлично, а то я немножко трушу.
Но если она и побаивалась хитроумного судовладельца, в разговоре это никак не проявлялось.
— Отчего же вы не хотите признать очевидный факт? – с нажимом повторила она. Лефевр промямлил:
— Не понимаю, о чем тут говорить. Ну да, разумеется. Вы нанимаете судно.
— Отлично. Я нанимаю корсарский корабль. Это во-первых. Теперь второе: я нанимаю корсарский корабль.
Браво, девочка! Так держать!
— Да, у корабля есть королевский патент на корсарский промысел, а на борту, согласно правилам, будет писец морского министерства. Но что с того?
— Значит, нанятый мной корабль имеет право нападать на неприятельские суда и захватывать добычу?
— По желанию владельца и на усмотрение капитана, – быстро возразил Лефевр, подняв палец.
— Отлично. А что потом происходит с добычей?
Арматор кисло сказал:
— Ну, ее регистрирует писец. По возвращении треть поступает в королевскую казну, треть идет владельцу, а треть делится между членами экипажа.
— Владелец в этом плавании я, – нанесла решительный удар моя умница. – Следовательно, треть добычи будет моя.
В крайнем волнении Лефевр вскочил с кресла.
— Но ваша цель – выкупить из плена отца! Вы сами это говорили! Если б вы хотели вложить деньги в корсарскую экспедицию, я назначил бы за “Ласточку” совсем другую цену!
Не поддавайся, милая, спорь! Я сжал когти. Летиция тоже поднялась, чтоб Лефевр над нею не нависал. Оказалось, что она выше ростом.
— Тогда я поговорю с другими арматорами, сравню расценки и выберу наиболее выгодное предложение. Полагаю, на моем месте вы поступили бы так же.
— Я думал, вам не терпится избавить родителя от тяжких страдании, а вы думаете о выгоде! – горестно воскликнул судовладелец. – Ну хорошо, так и быть. Половина трофеев будет ваша, половина моя.
Мои когти снова пошли в ход. Не давай себя надуть!
— Не возражаю… Но в этом случае вы возьмете на себя и половину расходов. Вместо двадцати одной тысячи трехсот пятидесяти ливров я заплачу вам десять тысяч шестьсот семьдесят пять.
Какова сила характера! А скорость устного счета!
Я почувствовал, что могу немного расслабиться. Моей питомице палец в рот не клади.
С четверть часа шла ожесточенная торговля, в итоге которой арматор согласился сократить на треть стоимость аренды корабля, получив в обмен половину интереса. Это далось Лефевру нелегко, ему пришлось попотеть – в том числе, в прямом смысле. Он уже не зяб, на желтом лбу выступила испарина.
— Уф, – сказал он, утирая лицо кружевным манжетом. – Не завидую вашему будущему супругу, мадемуазель. Если вы с вашим нравом вообще когда-нибудь найдете себе партию.
Если он думал, что этим жалким и малодостойным выпадом завершает баталию, то здорово ошибся. Главный сюрприз был впереди.
— Благодарю за беспокойство о моих матримониальных видах, – невозмутимо произнесла Летиция, – однако у меня есть еще один вопрос. Откуда мне знать, поплывет ли вообще ваш корабль в Барбарию? Может быть, он поболтается пару месяцев в море, нахапает добычи и вернется? А вы мне скажете, что выкупить отца не удалось?
— Да… да как вы можете такое… Честь купеческого дома “Лефевр”! Моя репутация! Чудовищное подозрение! Неслыханное оскорбление!
Пока Лефевр бушевал и возмущался, она спокойно выжидала. Наконец, поняв, что криком ее не проймешь, он прищурился и спросил:
— Что вы предлагаете? Хотите отправить с кораблем своего представителя? Но вы никого в Сен-Мало не знаете.
— Я поплыву на “Ласточке” сама.
Француз утратил дар речи. С минуту он таращился на собеседницу, разинув рот. Потом сдернул свой величественный парик, вытер рукавом плешивый череп и устало опустился в кресло.
— Нет, с вами решительно нельзя иметь дело… Вы не понимаете, чего требуете. Знаете ли вы, что такое корсарское плавание?
— Не надо говорить мне об опасностях. Они меня не пугают.
— Да при чем здесь вы! Я и так вижу, что вас не испугают ни черт, ни преисподняя. – Он безнадежно покачал головой. – Дело не в вас. Дело в экипаже. Никогда и ни за что матросы не отправятся в корсарский рейд с бабой на борту. Это приносит несчастье.
Летиция недоверчиво усмехнулась, но на сей раз прохиндей был абсолютно прав! Как я мог упустить это обстоятельство из виду? Очевидно, причина в том, что, полюбив свою новую подопечную, я перестал воспринимать ее как существо противоположного пола, она стала для меня сопряженной частицей моей души. Но моряки и вправду народ суеверный. Если капитан объявит, что в опасную экспедицию с ними идет женщина, весь экипаж немедленно дезертирует. Я и сам, честно говоря, отношусь с предубеждением к таким рейсам. Еще с тех пор, когда утонул мой первый питомец Ван Эйк. Разве я не говорил, что в тот раз его корабль вез из Джакарты жену яванского губернатора со служанкой?
Я встревоженно заерзал на плече своей девочки. Уж эту стену ей было никак не пробить!
Но видно не зря ее в пансионе прозвали “колючкой”. Такая, если вопьется, то намертво.
— Суеверия ваших моряков – не моя проблема, сударь. Или я плыву на “Ласточке”, или наш разговор окончен.
Я был уверен, что тут он выставит ее за дверь. Но Лефевр опустил голову, долго о чем-то размышлял и в конце концов со вздохом молвил:
— Быть по-вашему. Я велю внести в контракт соответствующий пункт.
— Только учтите, – предупредила она, – я очень внимательно изучу этот документ. Пусть пункт будет сформулирован так: если владелец не сможет обеспечить мое участие в плавании, договор расторгается, а кроме того, вы возмещаете мне все расходы по поездке в Сен-Мало.
— А если я найду способ поместить вас на корабль, но вы сами передумаете и откажетесь, то полученный мной аванс не возвращается, – парировал арматор.
Они в упор смотрели друг на друга. Я чувствовал, что хитрый лис наплел какую-то лазейку, слишком уж он стал покладист. Осторожней, душа моя! Не дай себя провести!
— Не надейтесь, – сказала Летиция. – Я не откажусь. Идемте составлять бумагу.
Мы спустились на этаж, где находилась контора. Очень долго, на протяжении часа или полутора, клерк под диктовку записывал пункты контракта, потом другой писец перебеливал документ.
После этого Летиция медленно прочла его вслух. Я внимательно слушал, как говорится, навострив когти. Был готов царапнуть ее, если увижу подвох.
— Мне не нравится пункт 18. – Девушка нахмурилась. – Тут сказано, что судовладелец не несет ответственности за неуспех экспедиции в случае, если пленник… умрет.
Последнее слово она произнесла с усилием.
— А как иначе? На все воля Божья. Если Господь решит призвать к Себе вашего батюшку, моей вины в том нет. Если же у вас будут основания хоть в какой-то степени винить меня или команду в этом несчастье, так на то есть пункт 19, где предусмотрены жесточайшие штрафные санкции.
Возразить на это было нечего. Летиция прочитала документ еще раз и решительно подписала, разбрызгивая чернила. Подписал и арматор.
Сделка была заключена.
— А теперь вернемся в кабинет. Там уже должен ждать капитан Дезэссар. Я предчувствую, что объяснение с ним будет нелегким. Должен предупредить вас, это человек неотесанный и грубый, как большинство моряков.
— Дворянин не может быть груб с дамой, – величественно заметила Летиция.
Я видел, что она очень довольна тем, как вела себя во время трудных переговоров, завершившихся полным ее триумфом. Что ж, я тоже ею гордился.
— Кто дворянин? Жан-Франсуа? – засмеялся Лефевр. – А, вы, верно, подумали, что он их тех Дез Эссаров? – Арматор ткнул пальцем вверх в потолок. – Нет, фамилия капитана пишется в одно слово. Он не голубых кровей. Исконный малоанец, просоленная шкура. Начинал юнгой, был матросом, боцманом, штурманом, подшкипером. Выбился в неплохие капитаны. Жан-Франсуа, конечно, хотел бы получить дворянский герб, все капитаны об этом мечтают. Но его величество жалует эту милость лишь за особенно выдающиеся заслуги.
* * *— Вот наша достопочтенная клиентка, мои дорогой Дезэссар. Она желала на вас посмотреть.
Со стула нехотя поднялся коренастый, почти квадратный человек исключительно недворянской внешности. Одет он, положим, был не без потуги на важность: на кантах и отворотах мятого, в пятнах кафтана тускло отсвечивали позументы, на тупоносых башмаках сверкали преогромные серебряные пряжки, а из жилетного кармана, чуть не доставая до пупа, свешивалась толстая цепочка часов. Но кружева на рубашке были желты, золотое шитье засалено, чулки висели складками. Физиономия и подавно не претендовала на изящество. Свирепая физиономия от ветров и солнца обрела цвет и фактуру наждачной бумагу, вздернутый нос, подобно двуствольному пистолету, целился в собеседника широкими ноздрями, зато взгляд маленьких глазок для морского волка был каким-то слишком быстрым, словно ускользающим. Я сразу понял: этот субъект очень и очень себе на уме. Впрочем, среди капитанов купеческого флота, промышляющих попеременно торговлей и узаконенным разбоем, такой тип нередок. Возраст Дезэссара, как у большинства бывалых мореплавателей, точному определению не поддавался. Эта публика задубевает до густой сизости годам к тридцати и после уже почти не меняется до шестого десятка. Рискну предположить, что капитан перебрался на мою сторону сорокалетнего рубежа.
