Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак
Якоб решил сократить дорогу и прибавил шагу. Он сошел с узкого серпантина, обвивавшего гору, и стал подниматься напрямик. Время от времени ему попадались старые обрушенные ступени и поросшие мхом булыжники, торчавшие из листьев. Но по большей части палачу приходилось пробираться через доходившие до колен заросли. Далеко впереди несколько скал образовывали круг, точно основание башни. Куизль задрал голову и попытался высчитать, сколько еще осталось до монастыря.
— Смотри, дедуль, ведьма. Ты спалишь ее?
Петер показал куда-то направо: на прогалине стояла особенно высокая, не меньше восьми шагов, скала. На ней росла липа с кривыми ветвями; в тени деревьев она действительно выглядела как сгорбленная старуха.
— Не болтай ерунды, парень, — проворчал Куизль. — Это не ведьма, а…
Только потом он понял, что на самом деле имел в виду внук. У подножия скалы Якоб заметил вход в пещеру, подле которого тлел небольшой костер; возле него сидела старая седовласая женщина. Она вдруг медленно поднялась, опершись на палку. Одетая в подпоясанные веревкой лохмотья, старуха с трудом прошаркала босыми ногами к палачу и его внукам. Когда она встала перед ним, Куизль заглянул в ее белесые глаза. Старуха была, по всей видимости, слепой.
— Да сохранит тебя Господь, — пробормотала старуха и вытянула дрожащие руки. — Это ты, брат Йоханнес? Снова приготовил мне кашу из буковых орешков?
— Я… я всего лишь паломник, направляюсь в Андекс, — неуверенно ответил Куизль. — Скажи, почтенная, попаду я этой дорогой к монастырю?
Старуха вздрогнула и лишь через некоторое время овладела собой.
— Большой грех ты на себя принял, — прошептала она. — Страшный грех! Я чувствую это. Чертова гора заманила тебя ко мне, так ведь?
— Чертова гора? — Куизль помотал головой. — У меня нет времени на твои загадки, женщина. Я тут двух малышей несу к матери. Ну так что? Ведет эта тропа…
— Это вход в преисподнюю! — прошипела вдруг женщина и показала на пещеру позади себя. Голос ее зазвучал теперь с твердостью; белки глаз, казалось, осветились изнутри. — Я сторожу его, чтобы сатана не вернулся на землю. Но не властна над ним. Он поет, хрипит, стонет, я слышу его по ночам, когда он волочет свое чумное тело сквозь толщу горы…
Она протянула к палачу чахлые руки, отчего тот невольно отступил с отвращением на шаг.
— Остерегайся, путник! Я чувствую, что ты ступил на тропу Люцифера. Кто ты? Солдат, что приносит несчастья? Сколько жизней на твоей совести? Скажи, сколько?
— Я палач из Шонгау, — проворчал Куизль, почувствовав, как волосы на затылке встали дыбом. — Спроси советников, они ведут счет. А теперь дай пройти, пока я еще кого-нибудь не убил.
Палач отпихнул от себя руки старухи и торопливо обошел ее. Та гневно взмахнула палкой и закричала вслед Куизлю:
— Господь не случайно указал тебе этот путь! Признай истину, палач! Страшный суд близок! Я уже слышу, как роются демоны, как пробираются через землю, разгребают гнилые листья когтями! Скоро они будут здесь, очень скоро! Покайся, палач! Несчастье постигнет тебя!
Дети расплакались, и Куизль не сбавлял шага до тех пор, пока вопли старухи не превратились в отдаленное эхо. Сердце бешено колотилось, и причиной тому был не только напряженный подъем. Старуха что-то расшевелила в нем, нечто темное, кроющееся в глубине души; казалось, что все убитые, запытанные, колесованные, повешенные и обезглавленные одновременно возопили об отмщении. Якоб невольно вспомнил о видениях вчерашнего вечера, о военных воспоминаниях, что кружили теперь у него в голове…
Сколько жизней на твоей совести? Скажи, сколько?
Впервые за долгие годы Куизль по-настоящему испугался.
Он встряхнул головой и поспешил дальше по тенистой тропе. Деревья, казалось, тянулись к нему ветвями, и листья гладили по лицу. Дети плакали и вопили; Петер вцепился палачу в волосы, словно маленький разгневанный гном, и бесился у него на плечах.
Куизль оступился, едва не упав, затем отодвинул в сторону последнюю ветку, и взору его открылась залитая светом прогалина с лужайками и полями, золотистые колосья волновались на ветру. А впереди стоял в ярких лучах послеполуденного солнца монастырь Андекс.
Ужас остался позади.
Палач вдруг в голос рассмеялся. Какая-то старуха несла непонятно что про отмщение и расплату, а он испугался, как дите малое! Что с ним стряслось вообще? Давно пора было передать малышей Магдалене и сосредоточиться на своих делах. Пока сам не превратился в боязливого мальчишку, что пугается бабьих сказок.
Собравшись с духом, Куизль зашагал через поле к монастырю. Но он все-таки решил в эти дни помолиться и попросить отпущения грехов. Не то чтобы он действительно верил во что-нибудь — просто в любом случае это не повредило бы.
Магдалену разбудил сиплый кашель пожилого мужчины, лежавшего справа от нее. Старик захрипел и сплюнул на устланный тростником пол зеленый сгусток.
Магдалена брезгливо отвернулась. С прошлой ночи она лежала во флигеле монастыря — бывшей конюшне, которую настоятель предоставил в распоряжение больных. С утра пациентов было всего несколько человек, но за последние часы число их резко выросло. Магдалена насчитала в импровизированном лазарете не меньше двух десятков стонущих, храпящих и причитающих паломников. Они лежали на кишащих блохами койках или на соломенных тюфяках и дрожали, закутанные в тонкие одеяла. Старое и сырое строение пропахло конским навозом и человеческими экскрементами. Снаружи доносились песнопения богомольцев, которые стекались к монастырю, чтобы помолиться за хороший урожай, здоровых детей или просто за спокойный год без войн, голода и болезней.
Магдалена осторожно ощупала пахнущую травами повязку на шее. Рана оказалась неглубокой, необычным выстрелом ей лишь оцарапало кожу. Но усталость и потеря крови не прошли даром, и Магдалена пролежала некоторое время без сознания. Незнакомец, который подкараулил ее возле монастырских стен, по-прежнему вселял в нее страх.
Незнакомец и странная мелодия.
Что, если это тот самый человек, который днем раньше столкнул ее с колокольни?
— Ну, что, вернулась в мир живых? — Над ней с улыбкой склонился Симон и протянул миску с горячей кашей. — Значит, мой отвар из мака пошел на пользу. Уже за полдень перевалило. Ты шестнадцать часов проспала, пару раз всего просыпалась!
— Я… мне это было необходимо, — ответила Магдалена в некотором смущении. — Зато теперь я проголодалась, как волк.
Она с аппетитом набросилась на кашу и, лишь собрав пальцем последние остатки, откинулась со вздохом на кровать, пробормотав:
— Да, неплохо. Очень даже неплохо. Почти как у моего родственника-живодера. — Лицо ее вдруг посерьезнело. — Вообще-то мне бы радоваться, что я еще жива и хоть что-то могу есть, — добавила она тихим голосом.
Симон провел ладонью по ее потному лбу.
— Я наложил тебе повязку с пастушьей сумкой, хвощом и календулой, — сказал он заботливо. — Рана должна хорошо зажить. Но прошлой ночью ты несла какой-то бред. Что там вообще случилось?
Магдалена вздохнула.
— Если бы я только знала!..
И она рассказала Симону об увиденном во время мессы, необычной мелодии и выстрелах из засады.
— И это была мелодия автомата, созданного Виргилиусом? — спросил Симон с сомнением. — Ты уверена?
Магдалена пожала плечами.
— Во всяком случае, звонили колокольчики. И звук шел откуда-то из горы… снизу. — Она вдруг снова содрогнулась. — А что, если этот автомат и вправду убил своего создателя и подмастерья и теперь бродит где-то под нами в поисках новых жертв? Если он превратился… в голема?
— Чепуха, — возразил Симон. — Это простые страшилки, только и всего. Один лишь Господь способен создавать жизнь. Я скорее полагаю, что здесь как-то замешаны эти монахи.
Магдалена торжествующе оскалилась:
— Так, значит, ты тоже считаешь теперь, что Безобразный Непомук невиновен? Я же говорила!
— Имеешь в виду брата Йоханнеса?
Симон протянул Магдалене кружку воды, и женщина осушила ее жадными глотками.
— Даже если он и не колдун, то по-прежнему сидит в старом подвале, — задумчиво рассуждал Фронвизер. — Значит, ночью он в тебя стрелять тоже не мог. А может, это был просто охотник, который принял тебя за отбившегося от стада зверя? Ведь было довольно темно.
— Симон, не смеши меня! Я что, похожа на кабана? — Магдалена покачала головой и вздрогнула, потому что рана снова разболелась. — Это не охотник был, а тот незнакомец! Мне иногда кажется, что ты и вправду держишь меня за сумасбродную бабу.
Лекарь улыбнулся:
— Боже упаси, и не посмел бы никогда! Но вид у тебя сейчас какой-то… ну… усталый.
— Да я уж и не помню, когда так ясно себя чувствовала! — вскинулась Магдалена. — Но если ты еще раз скажешь мне, что я больна, то я и вправду захвораю!
