Эрик Вальц - Тайна древнего замка
— Бильгильдис, — сказала мне графиня. — Ты поедешь к Оренделю и привезешь его обратно в замок. Раймунд привезет вас в повозке. В последнее время часто идет дождь, дороги размыло, поэтому на поездку вам понадобится около десяти дней. Тем временем я успею подготовить Элисию и всю семью к этому радостному событию.
Я покачала головой и принялась отчаянно размахивать руками, хотя крепостной вообще-то и не стоит так себя вести. Я единственная служанка в замке, которая может позволить себе поспорить с господами и потом не получить двадцать ударов плетью.
— Нет?
Нет.
— Но почему нет? Почему, Бильгильдис?
Если бы ты знала это, подумала я, то я бы сейчас не стояла здесь перед тобой, а гнила бы в тюрьме, и это еще в лучшем случае.
Под настороженным взглядом графини я написала, что возвращение Оренделя представляет большую опасность. Какое впечатление это произведет на викария, если он узнает, что графиня много лет лгала своему супругу Агапету, более того, явно воспротивилась его решению. То, что графиня устроила похищение своего сына и наследника, не только подорвет доверие к ее словам, но и может быть воспринято как мотив для убийства, ведь что может быть сильнее тоски матери по своему ребенку?
— Да, я тоскую по Оренделю, это правда, — ответила Клэр. — Вот уже семь лет прошло, Бильгильдис. Больше двух тысяч дней. Утром я думаю об Оренделе, едва успев проснуться, и вечером последние мои мысли перед сном только о нем. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала о моем мальчике. Не было ни одной службы, когда я не молилась бы за его судьбу. Не было ни одного праздника, когда я не мечтала бы о том, чтобы мой сыночек был рядом со мною. И я никому не могла довериться, ни Элисии, ни моему исповеднику. Только тебе, Бильгильдис. Ты всегда была рядом.
Ну надо же, Бильгильдис у нас теперь исповедник. Да, мне рассказывают обо всех мерзостях, ведь они уверены, что я никому не расскажу об отвратительных грешках моих господ. Слова застревают у меня в глотке, да и в любом случае они ничего не значили бы, ведь я крепостная. Я ничто. Я выгребная яма этого замка. Давайте, швыряйте в меня все — прогнившее, протухшее, прогорклое, промерзшее, проржавевшее, проклятое. Давайте, швыряйте, и всегда вдосталь, всегда мимоходом.
— Но наибольшим утешением мне служили письма, привезенные от Оренделя. Я сохранила их все, несмотря на опасность, ведь их мог найти Агапет. Когда мне было одиноко, эти письма дарили мне радость. А теперь ты говоришь мне, что я и дальше должна удовлетворяться лишь ними? Нет, Бильгильдис. Нет, я так не могу. Я знаю, ты моя подруга, и ты желаешь мне только добра…
Я никогда не стремилась к дружбе с графиней, только терпела ее. И никогда не желала ей добра. Да, мой совет был хорош — ведь появление Оренделя действительно навредило бы Клэр и сыграло на руку Элисии. Но это было лишь совпадением. Меня интересовала лишь собственная судьба.
Итак, я обратилась к Эстульфу. Он был единственным, кто мог бы уговорить графиню, ведь он центр ее мира, основа ее счастья. Через Раймунда я сообщила Эстульфу об опасности, которой графиня может подвергнуть и себя, и его самого. Эстульф умный человек, возможно, умнее всех в этом замке. Намного умнее меня, но не такой хитрый.
— Хорошо, что ты пришла ко мне, Бильгильдис. Ты верная служанка своей госпожи, ведь ты защищаешь ее от ее собственных слабостей.
Так я еще и добилась его доверия — раньше мне это не удавалось: я чувствовала, что Эстульфу не нравилось, насколько мы с графиней близки, особенно когда он узнал, какие тайны Клэр мне доверяет. Но после того, как я обратилась к нему с этой странной просьбой, я завоевала его сердце (мне наплевать, что он думает обо мне, но как знать, возможно, его дружба когда-то пригодится мне).
Эстульф пошел вместе со мной и Раймундом к графине, он защищал меня от ее упреков, мол, я предала ее. Поворчав немного, Клэр успокоилась и даже не стала обижаться на меня.
Вот так, вчетвером, мы стали советоваться о том, что делать дальше. Есть ли возможность выполнить желание графини так, чтобы викарий не узнал об этом? Казалось, это невозможно. Либо Орендель вернется в замок, либо нет. Третьего не дано.
Третьего не дано? Еще и как дано! И это заслуга Раймунда, что мы нашли решение. У Раймунда действительно появилась идея. Такое случается нечасто, а эта была и подавно удивительна — странно было услышать такие слова из уст человека, который раньше жил только моим умом. Все эти мелкие уловки, благодаря которым мой муженек потихоньку ворует золотишко, чтобы потом выкупить себя из крепостных, кажутся ничтожными по сравнению с теми гнусностями, на которые способна я. Когда речь заходит о деньгах, Раймунд становится по-настоящему находчивым и не устает благодарить Господа за удачные мысли. Это все равно что благодарить сатану за то, что ты стал добрым и самоотверженным человеком, но такое противоречие не приходит Раймунду в голову. Одиннадцать лет назад он пережил тяжелую лихорадку и с тех пор сделался фанатично верующим, что твой воскрешенный Лазарь. Меня же мысли об этом ничуть не трогают. Ни Господу, ни алчности нет места в душе, где обитает лишь жажда мести. Корыстолюбие Раймунда сыграло и мне на руку, потому что выдвинутое им предложение нисколько не противоречило моему плану. Итак, вскоре я должна поехать к Оренделю и привезти его на заброшенный хутор неподалеку от замка. Эстульф позаботится о том, чтобы дом на этом хуторе привели в порядок.
Графиня из своего окна будет видеть хутор и чувствовать, что ее сын неподалеку. А как только опасность, исходящая от викария, Бальдура и Элисии, минует, Орендель вернется в замок. Какое это будет счастье! Графиня, поколебавшись немного, кивнула. На лице ее разлилось такое блаженство, что я сквозь землю провалилась бы от злости, не знай я, что последняя часть этого плана никогда не воплотится в жизнь.
Примерно в то же время Элисия обратилась ко мне по одному весьма щекотливому вопросу. В последние дни я видела, что девчонка то взвинчена, то подавлена. Беременность графини и принесенная ею клятва доконали Элисию. Она исхудала, а во время допроса этого любителя совать свой нос в чужие дела потеряла сознание. Три дня Элисия провалялась в лихорадке, и мне едва удалось поставить ее на ноги.
На четвертый день, когда ей стало лучше, Элисия печально сказала:
— Я думала о том, что пора мне завести ребенка. Как ты считаешь, Бильгильдис?
Я жестами дала ей понять, что нельзя стать матерью, просто думая об этом.
— Моя милая Бильгильдис, как ты остроумна сегодня. Но все не так просто, как ты думаешь.
«Почему? Бальдур должен просто засунуть свой член. И что? Он не делает этого?»
То, что Элисия у нас не неженка, — одно из ее немногих достоинств. Это я ее воспитала.
— Делает, делает. Но…
«Но что?»
— Я не уверена в том, что он это делает правильно.
Если бы нужно было специально учиться, чтобы делать это правильно, человечество давно бы исчезло с лица земли, подумала я.
«Нужно просто засунуть член, в этом нет ничего сложного».
— Это длится недолго.
«Что значит “недолго”?»
— Ну… Я могла бы сосчитать до десяти. К тому же я могла бы в процессе начать вязать или шить тунику, потому что то, что делает Бальдур, не очень меня возбуждает, хотя мне и кажется, что должно возбуждать. Правда? Как это было у тебя, Бильгильдис? У тебя ведь три сына… было три сына, прости, что заговорила об этом, это было невежливо.
«Ничего. Потерять детей было самым страшным в моей жизни, но зачать их — самым прекрасным. Я люблю говорить об этом. Каждый раз это длилось по полночи. И очень возбуждало».
— Ну вот видишь, Бильгильдис. Это я и имею в виду. Бальдур что-то делает не так и даже сам не догадывается об этом. И даже если бы он все делал правильно, то что изменилось бы? Мы много лет спим вместе. Раньше меня не волновало то, что у меня нет детей, но теперь… Неужели так угодно Господу? Это я виновата? Я не знаю… Может быть, ты могла бы поговорить с ним?
«С кем? С Господом?»
— Нет, конечно. С Бальдуром.
«Нет-нет. Это было бы нехорошо».
— Да, ты права. Это была глупая идея.
«Это уж точно».
— Но неужели в мире нет средства, которое помогло бы мне родить ребенка? Должно же быть что-то такое. Говорят, бродячие торговцы продают всякие снадобья. Еще я слышала о травницах, которые могут помочь. Бильгильдис, ты не могла бы разузнать об этом для меня?
Пообещав Элисии позаботиться об этом, я подумала, что уже знаю решение ее проблемы.
Я расспросила кое-кого в окрестных деревнях — конечно, не называя имен, — и уже через шесть дней нашла средство от бездетности. Его звали Норберт. Ему было девятнадцать, он был еще не женат и соблазнителен как смертный грех. Норберт изучил портняжное дело и хотел поселиться в нашем графстве. У него были еще все зубы, руки хоть и покрылись царапинами от иглы, но все еще оставались ловкими и нежными. А его взгляд… Даже у меня, старой кошелки, щеки залились румянцем — я жестами пояснила, что это все от усталости после долгого пути. По его глазам я поняла, что он не верит мне, и мне это понравилось. Значит, Норберт знал, какое впечатление он производит на женщин. Такие мужчины, судя по моему опыту, прилагают все усилия к тому, чтобы нравиться женщинам, и наслаждаются этим. Вот такой человек мне и был нужен.
