Антон Чиж - Холодные сердца
– Какой вы нежный юноша, несмотря на героический вид.
– Это невозможно… это… это… Неправильно.
– Экое смешное слово: «неправильно».
– Да как же это…
– Довольно причитать. Раз я сообщил такую важную новость, могу рассчитывать на маленькую благодарность?
– Чего вам?
Ингамов посмотрел ему прямо в глаза.
– Скажи-ка мне, друг Усольцев. Да скажи так честно, словно от этого твоя жизнь зависит. Понял как?
– Понял… Понял…
– Тебе дружок твой Жарков ничего не передавал на сохранение? Какие-нибудь бумаги?
– Не было такого…
– А сверток, например. Может, просил не раскрывать?
– Нет… Нет… Не было такого…
Усольцева схватили за сюртук и встряхнули с такой силой, что голова его дернулась, словно у куклы. Ингамов был спокоен.
– Смотри, мразь, если соврал… Узнаю, сильно пожалеешь. Подумай еще раз: ничего тебе не отдавал?
– Да нет же, говорю, честное слово… Пустите…
– Может, тебя ножиком проверить? Знаешь, каково это, когда острие под ребро медленно заходит?
– Нет у меня ничего! Клянусь вам! – Усольцев задыхался. Его отшвырнули, он налетел на заборчик, колышки заходили ходуном. На ногах он удержался, отчаянно цепляясь за верхушки.
Медленно и тщательно вытерев ладони о пучок травы, Ингамов бросил комок в Усольцева.
– Поверю тебе в этот раз. Но запомни: если соврал – конец тебе.
Словно ничего и не было, он неторопливо зашагал по Курортной улице, а Усольцев еще долго не мог оторваться от заборчика.
Бывают дни, когда нечем жить. Такое несчастье приключилось со Стасей. Утренние гости привели его в странное состояние: телом Стася находился в плетеном кресле, но душой болтался неизвестно где, страдая болезнью, какой раньше не знал. Стася испытал предчувствие.
Нельзя сказать, что предчувствие явилось как откровение или глас с неба. Скорее, как полумертвая птица, бьющаяся в стекло. Что-то такое липкое и гадкое, от чего не оттереть руки. Стася не прозревал будущее, но отчетливо понял, что с сегодняшнего дня его устроенная и такая милая жизнь пошла под откос. Он не понимал, за что и почему вдруг случилось это несчастье. Но то, что оно уже случилось, ощутил наверняка. Стася испытал нечто вроде откровения древних греков, перед которыми раскрывалось величие рока, потому и пребывал в оцепенении.
Пришла кухарка, сказала, что его спрашивают.
– Так что сказать-то, нету дома? – спросила она.
Стася промямлил что-то неразборчивое – какая разница, кто там пришел, нету его, совсем нету. И оставьте его в покое. И все такое прочее… Но поддаться горестным чувствам было не суждено. Заслонив свет, возник незнакомый силуэт. Стася невольно вздрогнул, словно вернулся тот… Но этот был явно из другого теста. Хотя не менее плотный.
– Имею приятную честь видеть самого господина Зайковского?
Стася наклонил голову вместо приветствия.
– А вы кто будете? – спросил он.
– Ванзаров. Сыскная полиция.
Стася не разобрал имени. «Сыскная» вонзилась в мозг гвоздем.
– Полиция? Зачем же нам полиция… У нас своя имеется.
– Вижу, что у вас в городке принята затейливая манера выражаться. Наверное, морской воздух действует. Но мы не нравы изучать сюда прибыли. Мне требуется снять с вас показания.
– Показания? Зачем показания?
– Если желаете, в участке…
– Нет, я здесь, – сказал Стася и приподнялся в кресле. Мир вокруг него приобрел ясные очертания. И то, что он видел, внушало страх, если не панику. Особенно роскошные усы господина, имя которого он прослушал. – А что вы хотите?
– Чтобы вы подробно и точно рассказали, что происходило вчера в кафе Фомана. До скандала и после него.
– А вам это зачем?
– Так, значит, все-таки участок. Собирайтесь…
– Да-да, я готов, – заторопился Стася. – Простите, что вы хотели?
Ванзаров напомнил.
– Так ведь ничего и не было, собственно. Жарков… Ивана знаете? Ну конечно… Он выпил лишнего, ну, и накинулся на посетителя. Совсем незнакомый, наверно, из дачников… Драки, к счастью, не было. Я его кое-как удержал, официанты помогли. Юноша тот убежал. А мы еще посидели. Жарков выпил, расплатился за ужин и битую посуду, дал щедрые чаевые. Я хотел его на извозчике отвезти, так он потребовал идти пешком… Дошли кое-как, вернее, донес я его на плечах. Хотя ближе к дому он протрезвел.
– Дальше, – потребовал Ванзаров.
– Собственно, все… Хозяйка дверь открыла, он уже сам вошел, хмель с него сдуло. Простился со мной… Сказал: сегодня вечером увидимся. Я домой пошел. Пью мало, почти не пью, можно сказать.
– Похвально. Жарков хотел что-то вам сообщить?
– Да болтовня с хмеля. Он и так все выложил.
– Сгораю от нетерпения.
– Разве не знаете? Жаркову фортуна улыбнулась. Получил приглашение от Путиловского завода, в Петербург собирался. Карьера пошла в гору, повезло.
– Когда ожидался карьерный взлет?
– Так вот на днях собирался уехать.
– Вот как? – сказал Ванзаров. – Какая интересная мелочь. Кстати, Стася, ничего, что я так по-дружески?..
Стасе было совершенно безразлично, как называл его неизвестный господин с въедливым взглядом. Чтоб только в участок не волок. Сегодня это было бы чересчур.
– Так вот, Стася… У Жаркова деньги недавно завелись?
– Завелись? – переспросил Стася. – Они и не кончались. Что ему: живет один, трать все жалованье куда хочешь.
– На какие прихоти господин Жарков имел обыкновение тратить?
Стася замялся, не решаясь вот так сразу вытащить не очень чистое белье.
– Я помогу, – сказал Ванзаров. – Господин Жарков был страстный любитель барышень.
– Я этого вам не говорил.
– Игорных заведений у вас пока нет, что еще делать молодому человеку в маленьком городе? Назовите последних его пассий.
– Но ведь это не совсем прилично…
– Чиновнику сыскной полиции, как врачу, говорят все.
Оглянувшись, словно их могли подслушать, Стася шепотом назвал два имени.
– Но прошу вас, никому, – добавил он.
Ванзаров обещал хранить чужую тайну, как свою.
– Значит, Жарков деньги тратил без счета.
– Я такого не говорил, – ответил Стася. – Жалованье, конечно, прогуливал. Но вещи не закладывал. У меня частенько занимает.
– Добрый друг – главное богатство. Под веселье не рассказывал, что торгует секретами Оружейного завода?
Стася не понял, о чем спрашивают. Пришлось растолковать напрямик.
– Иван? Шпион? Полная глупость…
– Не сомневаюсь, – ответил Ванзаров. – К вам, Стася, будет большая просьба. Если что-то вспомните о господине Жаркове, может, среди застолья вдруг что-то такое вырвалось, или еще какая-то странность, дайте мне знать. Я в участке остановился…
Ванзаров поднялся, чтоб распрощаться, но тут за забором появилась фигура, которая отчаянно махала фуражкой, словно подавала сигнал бедствия. Студенческий сюртук был распахнут во всю ширь.
– Ваш приятель?
Стася только взглянул и отвернулся.
– Не знаю, кто это. Понятия не имею. Ошибся, наверно. Это не ко мне…
Сигнальщик намерился перемахнуть через забор, приподнялся на руках, но тут разглядел в саду крепкого господина в светлом костюме. Тут же присел, как от выстрела, и побежал, неудобно согнувшись, будто редкие доски могли его скрыть.
– Опять резво пошел, – сказал Ванзаров. – Чего доброго, не угонишься. Какой забавный. Жаль, что не знаете его фамилию.
– Не знаю, – согласился Стася. – Простите… Господин… Лазарев… А зачем вы расспрашивали о Жаркове? Неужели юноша на него жалобу подал?
– Мелкие неприятности… Ну, вы знаете, где меня найти.
В Нижнем парке настал час послеполуденных гуляний. Дамы с детьми, дамы с подружками и просто дамы с зонтиками расхаживали по дорожкам, делая вид, что их больше всего на свете интересуют листочки в ореоле солнечного света и лоскутки голубейшего неба, что разбросаны меж ветвей. На самом деле наблюдения за прелестью природы их не интересовали. Истинной целью было выяснить, не появилось ли, не дай бог, какое новое платье у знакомых, малознакомых или просто столичных барышень, отдыхавших в их городке. Далее – оценить его со всей строгостью и вынести суровый приговор. А если дама сама появлялась в обновке, то ее, конечно, страстно интересовало: сколько завистливых, восторженных или просто неравнодушных взглядов собрало это новое произведение портнихи или модистки. Дамы мило кивали друг дружке, улыбались, приятно беседовали, но за этой мирной картиной так и чудился звон скрещенных мечей, полыхала невидимая битва. Жертвы, получив удар по самолюбию, кусали губки, еле сдерживали слезы зависти и поскорее сворачивали прогулку, а на лавочках и тропинках оставались только победители. Парк принадлежал им.
Настя Порхова была фаворитом. Она не знала, что это такое – вырывать новое платье у мужа, экономя на обедах детей. Царить в парке было для нее так же просто, как дышать. Новые фасоны и шляпки, только появившись в последнем журнале, через неделю оказывались в гардеробе Анастасии Игнатьевны. Ради этого обкалывали пальчики местные модистки. Но и петербургские салоны, даже салон мадам Живанши, известный более как «Смерть мужьям», были рады дорогой гостье из уездного городка. Настя надевала новое платье с таким же спокойствием, как офицер мундир. Она знала, что снова будет лучшей и все взгляды в Нижнем парке будут устремлены на нее. И, конечно, похвалы – лживые, неискренние, но такие приятные. Настя любила прогулки в парке, как лекарство от хандры. Когда у нее делалось плохое настроение, она шла к гардеробу, занимавшему целую комнату, выбирала что-нибудь из последних приобретений и шла в парк. Благо от дома до целебного источника хорошего настроения было совсем недалеко. Даже коляску брать не надо.
