Лора Роулэнд - Интимный дневник гейши
— Отстань, ты, подонок! — крикнул через плечо первый прохожий.
— Есть только один способ отделаться от меня, — ответил преследователь.
Хирата узнал в нем так называемого «пристяжного коня» — сборщика налогов, которого нанимают, чтобы отыскивать должников в Ёсиваре и преследовать их день и ночь, пока те не заплатят. А еще он узнал в нем своего старого знакомца Горобэя.
«Пристяжной конь» схватил должника за полу — тот развернулся и замахал кулаками. Вокруг собрались прохожие и принялись подначивать драчунов. Хирата кинулся разнимать мужчин. Должник шмыгнул в толпу и убежал.
— Вы дали ему улизнуть! — злобно закричал Горобэй. — Я потерял свои комиссионные! — Но тут он узнал Хирату и испугался. — Ах, это вы! Что вам нужно? Я не сделал ничего плохого.
— На этот раз, может, и ничего. — Хирата как-то арестовывал Горобэя за его побочный промысел — продажу ворованных вещей. Горобэй по привычке таскал с собой мелкие вещи на случай, если встретит покупателя, и Хирата заметил у него на поясе что-то выпирающее из-под накидки.
— Что это у тебя там? — спросил он.
Горобэй отшатнулся от его протянутой руки.
— Ничего. Просто я в свои преклонные годы начал полнеть.
— Дай-ка сюда! — Хирата дернул за накидку, и из-под нее выпала золотая статуэтка Будды. — Ха. Либо ты только что родил Будду, либо снова занялся своими прежними штучками.
— Я ее купил и заплатил своими с трудом заработанными деньгами! — воскликнул «пристяжной конь», подняв статуэтку и обтерев ее рукавом.
— Очень правдоподобная история. Ты арестован.
Глаза Горобэя испуганно забегали.
— Неужели вы не можете хоть на этот раз оставить меня в покое?
На самом деле Хирату не интересовало ни мелкое воровство, ни арест Горобэя. «Пристяжной конь» собирал кое-что еще, кроме долгов: информацию, которую подхватывал по всему городу.
— Это зависит от тебя, — заметил Хирата.
На лице Горобэя мелькнула хитрая усмешка.
— Я могу дать вам кое-что поинтереснее, чем моя несчастная персона.
— Вот как?
— Ваш господин ищет того, кто убил наследника сёгуна, не так ли?
— И что из этого? — Хирата изобразил безразличие, но сердце забилось быстрее.
Горобэй выставил подбородок, сделал многозначительное лицо и зашептал, чтобы никто не смог услышать:
— Возможно, я сумею кое-что рассказать.
— Ну, так рассказывай, пока я не отволок тебя в тюрьму!
Горобэй поднял ладони.
— Каждому нужно на что-то жить.
Ну и пройдоха! Ждет, что к свободе ему еще и приплатят!
— Что ж, придется соблюсти закон! — Хирата взялся за рукоять меча. — Идем!
— Подождите! Мои сведения так важны, что вы с радостью заплатите. — И с хитрым видом добавил: — Если не вы, то уж начальник полиции Хосина — точно.
Хирата шумно выдохнул. Горобэй явно знает о соперничестве между Сано и Хосиной. Если Хирата не заплатит, Хосина наверняка купит информацию, которая поможет ему раскрыть преступление раньше Сано. Нельзя допустить такого. Кроме того, ему не хотелось уезжать из Ёсивары с пустыми руками.
— Ладно, — нехотя проговорил он.
Они прошли в переулок за поварней, где люди суетились у кипящих котлов, готовя еду для публичных домов. По переулку плыл дым, разносивший запах чеснока и жареной рыбы. Хирата и Горобэй договорились о цене. «Пристяжной конь» настаивал, чтобы Хирата заплатил наличными и вперед. Тот нехотя согласился, и деньги перешли из рук в руки.
— Но если овчинка не стоит выделки… — начал он.
Горобэй вытащил из-под накидки пачку бумаг и передал Хирате.
При слабом свете, падавшем из дверей поварни, тот изучил маленькие листки отличной белой рисовой бумаги, покрытые черными иероглифами и сложенные пополам. Края у листков были неровными, словно их выдернули из переплета. Верхний листок был заляпан масляными пятнами.
— Один знакомый попрошайка нашел это наутро после убийства, — пояснил Горобэй, — когда копался в поисках, отходов в мусорных баках за «Оварией».
Хирата прочел начало первой страницы:
Жизнь в Ёсиваре может быть такой скучной, хотя я — госпожа Глициния, фаворитка квартала. Но приходится видеть одних и тех же людей и раз за разом делать одно и то же. Однако прошлой ночью произошло кое-что интересное…
Хирата задрожал от возбуждения. Это был кусок пропавшего дневника.
12
Жизнь в Ёсиваре может быть такой скучной, хотя я — госпожа Глициния, фаворитка квартала. Но приходится видеть одних и тех же людей и раз за разом делать одно и то же. Однако прошлой ночью произошло кое-что интересное.
Я была на одной вечеринке, играла в карты с гостями и так устала, что решила лечь спать, когда почувствовала, что кто-то за мной наблюдает. Я подняла глаза и увидела мужчину, стоявшего в дверях. Он был так красив, что мое сердце забилось. Я смотрела на него. Он смотрела на меня, на его лице играла легкая улыбка. Я отвернулась, устыдившись, что незнакомец читает мои мысли. Но я вижу, когда мужчина хочет меня, и знала точно, что он чувствует именно это. Сдавая карты, я ждала, когда он ко мне подойдет.
— Кто тот человек в дверях? — шепнула я одной из проституток.
— Какой человек? — спросила она.
Я подняла глаза, но его уже не было.
После того вечера я часто видела его. Три дня назад он стоял на балконе и наблюдал, как я иду к агэя. Два дня назад он пришел на очередную вечеринку, где я развлекала гостей. Вчера, одеваясь в своей комнате, я выглянула в окно и увидела его — он прогуливался перед домом. Но он всегда исчезает, как только понимает, что я его вижу. Он никогда не заговаривает со мной. Похоже, никто не знает, кто он, — я всех расспросила. Что означает его странное поведение? Я боюсь его, но хочу узнать еще сильнее. Это я, которая познала так много мужчин и никогда не переживала ни о ком из них!
Сегодня я была на базаре со своей яритэ, когда почувствовала, что он рядом. Не глядя на него, я повернулась и поспешила прочь от прилавков. Я слышала, что он следует за мной, но не оглядывалась и остановилась только в переулке у задней стены. Я повернулась. Он стоял такой красивый и сильный, с таинственной улыбкой на губах.
— Кто вы? — испуганно спросила я. — Зачем вы это делаете?
— Я Пастух, — проговорил он со странным акцентом. — А вы Ткачиха. Сегодня мы, наконец, встретились на Небесной реке.
Он упомянул легенду о двух созвездиях, олицетворяющих влюбленных. Они пересекаются раз в году осенью. Что ж, я наслушалась от мужчин немало поэтических аллегорий, в их числе была и эта. Обычно я просто смеялась в душе, потому, что все они звучали очень глупо. Но в нем было что-то такое, от чего у меня подкашивались ноги, а сердце колотилось в груди. Мы стояли и смотрели в глаза друг другу. Потом я услышала, что яритэ зовет меня.
— Я должна идти, — сказала я.
Он кивнул и поклонился, а я ушла.
Но мы уже были влюблены друг в друга.
Он с Хоккайдо, что лежит далеко на севере, потому-то у него странный акцент. Я не стану называть его имя, ведь кто-нибудь может прочесть эти записи, а мне хочется сохранить его для себя. Не желаю, чтобы каждая пронырливая сплетница в Ёсиваре болтала о нас. После той встречи в переулке мы часто видимся, всегда тайком, поскольку у него нет денег, чтобы организовать встречу со мной. Я сбегаю с вечеринок в переулок, где он меня ждет. Когда мои клиенты засыпают, я пробираюсь вниз и впускаю его через заднюю дверь. Мы занимаемся любовью в моей комнате за ширмой, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить клиента.
Вчера, когда мы закончили и лежали рядом при свете луны, он прошептал:
— Когда на Хоккайдо приходит зима, снег образует глубокие сугробы, которые почти полностью скрывают дома.
Он провел рукой по моему бедру.
— Твое тело такое же белое, чистое и прекрасное, как те сугробы. Мне хотелось бы показать их тебе. Ты хочешь увидеть Хоккайдо?
Моя душа переполнились радостью — ведь он просил меня уехать с ним.
— На Хоккайдо ты будешь моей женой, — сказал он. — И никогда не вернешься в это место стыда и страданий.
— Но ты не можешь купить мне свободу, — сказала я. — А из Ёсивары не сбежишь.
— Любовь найдет лазейку, — сказал он и улыбнулся.
Сегодня как раз та ночь. Наш план готов — я подолью в вино правителю Мицуёси сонного зелья. Когда он уснет, я тайком выйду к своему возлюбленному. Мы навсегда убежим из Ёсивары. Я знаю, что это опасное предприятие. Но он умен. У него есть друзья, которые нам помогут. Есть человек, который владеет чайным домиком в Суруге. Он пустит нас к себе, пока я приобрету новую одежду, а мой возлюбленный добудет денег и провизии для путешествия. Если чайный домик окажется опасным, есть еще лапшевница в Фукагаве, где нас приютят. Но мы не станем надолго задерживаться в Эдо. Скоро мы будем на северном тракте, по пути к снегам Хоккайдо.
