Елена Довгаль - Дело мистера Болта
Итак, подойдя к двери, я позвонил. Дверь открыла немолодая женщина, которая, по всей видимости, являлась хозяйкой всего это добра.
— Добрый день, мисс, — сказал я.
— Добрый, чем могу помочь? — спросила она, быстренько окинув меня взглядом сверху донизу.
— Я ищу Свона Рэдклифа, он сам дал мне этот адрес.
— Минуточку, я покажу Вам, где находится его комната. Пойдемте, — сказала мне женщина и направилась куда-то вверх по винтовой лестнице. Дойдя до 3 этажа, который, собственно, и был последним, она прошла еще немного по коридору и остановилась подле двери с маленькой, но очень глубокой царапиной на косяке.
— Постучите, он наверняка у себя, — сказала она и вновь скрылась в длинном коридоре. Я постучал. Минуту спустя за дверью послышались торопливые шаги, после чего дверь открыл мистер Рэдклиф.
— О, Энтони Болт! Я вас помню, проходите, садитесь.
Я прошел в комнату. Комната была мало чем приметна — обычная студенческая каморка. Достаточно бедно обставлена, куча листов с какими-то записями, различная медицинская утварь, учебники, в общем, все достаточно банально.
— Итак, мистер Болт, что Вас привело, опять рана начала ныть? — спросил он обеспокоено.
— О нет, рана тут совсем ни при чем. Помните, я просил Вас о помощи в моем деле?
— Конечно, Вам что-то выяснить удалось? Чем я могу Вам помочь?
— Понимаете, мистер Рэдклиф, — начал было я.
— Можно просто Рэдклиф, для мистера я пока не вышел ни возрастом, ни статусом.
— Хорошо, как скажете. Так вот, Рэдклиф, вся проблема полиции состоит в том, что они двигаются не в том направлении…
— То есть?
— Ну, во-первых, их сбила ряса, а ведь любой умный человек прекрасно понимает, что иногда то, что нам показывается, может совсем не являться истиной.
— Ну да, конечно, я с вами полностью согласен. Это как в медицине, иногда видишь одно, а на самом деле там гнездится совсем иное.
— Во-вторых, Прайс говорит, что жертве перерезают горло. А при этом слове возникает образ ножа, но ведь в действительности это совсем не нож, просто Прайс не считает эту деталь столь важной, чтобы тратить свое время на ее выяснение.
— А Вы что думаете? Что это за орудие?
— Я не знаю, в том-то и проблема, но мне кажется, это что-то специфическое, точнее сказать, специальное, не то, чем пользуются все.
— Ну, мысль очень интересная, — протянул Рэдклиф, — а чем я могу Вам помочь?
— Все просто, мне нужно, чтобы ты осмотрел рану и вынес свое суждение относительно возможного орудия.
— Да, мне это не сложно конечно, но дело в том, что я не обладаю достаточным опытом, понимаете? Тем более, если это что-то, как вы говорите, специфическое.
— Рэдклиф, — сказал я, сильно встряхнув его за плечи, — пойми, это очень важно! Мне больше не к кому обратиться с подобной просьбой, ты — моя надежда.
— Ну, хорошо, — сказал Рэдклиф не очень уверено, — но как все это реализовать? Я ведь студент, я не могу прийти к Прайсу с требованием осмотра, лезть в могилу — ни за что, недавно на площади я видел пример необдуманных действий, ждать очередную жертву — опять же, до Прайса информация дойдет куда быстрей, нежели до нас.
— Есть только один вариант, хотя он, конечно, несколько рискованный, — сказал я, задумавшись.
— Какой? — спросил меня Рэдклиф, явно уже заподозрив опасность моей задумки.
— Надо прокрасться в центральный морг, где Прайс делает осмотр и описание тел, и все оглядеть на месте, — сам поразился я своей безумной идее и вопросительно посмотрел на Рэдклифа.
Рэдклиф стоял совершенно ошеломленный моим предложением, как бы быстро взвешивая в своей голове все плюсы и минусы предложенного мною предприятия, и, судя по выражению его лица, минусы явно брали верх.
— По-моему, это безумие, — заключил он.
— Да, я понимаю, но может быть, это именно то глобальное предназначение в твоей медицинской карьере, может быть, ты поможешь остановить те жестокие убийства, которые сокрушают весь Лондон.
— Ну, я тщеславен, конечно, но это же огромный риск.
— Рэдклиф, в случае чего, я клянусь тебе, что возьму на себя всю вину. Господи Боже, ну неужели люди стали настолько жестокосердны, что ставят свое благо и спокойствие превыше чужих жизней.
— Знаете, мистер Болт, мне надо подумать, я сам найду Вас, хорошо?
— Я понял. Прошу прощения за беспокойство, — сказал я, резко откланявшись и выйдя вон.
Спустившись вниз по лестнице и сказав пару любезных слов хозяйке дома, я вышел на улицу и медленно побрел в сторону центральных улиц. Конечно, я и сам прекрасно понимал всю опасность предложенного мною предприятия, к тому же эта казнь на площади, я уверен, отбила у всех желание идти против принятых норм и правил.
В большей степени я поражался, конечно, сам себе — вот ведь, думал я, ничему меня жизнь не учит. Есть такая умная цитата в моем арсенале, она повествует о том, как определить дурака. Итак, первое — дурак это тот, кто ищет то, что он не в силах найти. Второе — дурак, ищет то, что, даже если ему удастся отыскать, принесет ему больше вреда, чем пользы. И, наконец, третье — дурак тот, кто, обладая самыми разнообразными способами найти то, что он ищет, выбирает наихудший. Ну, основываясь на этих признаках, можно, конечно, добрую половину, а то и большую часть населения земли причислить к этому титулу. Однако ужас состоял в том, что я сам, соответствуя всем этим признакам и прекрасно это сознавая, вновь и вновь наступал на все те же грабли.
И сейчас я, конечно, понимал, что залезть в морг — это безумство в высшей степени, а с другой стороны, я не особенно видел другие варианты. К тому же, у людей есть еще одна пагубная особенность, а именно — если уж что-либо западет в их несчастные головы, то не будет в ней спокойствия, пока человек это не реализует. Да, я не исключение. Боюсь только, что подельника на сей раз у меня не будет, и в этом случае дело, конечно, еще осложнится, так как сам я раны уже видел, мне они ни о чем не говорят, поэтому необходимо будет либо зарисовать их, либо сделать еще что-то, что помогло бы потом сравнить их с орудиями из энциклопедии. Еще один минус моего предприятия состоял в том, что теперь мне необходимо, словно коршуну, дожидаться новой жертвы, чтобы, так сказать, успеть, пока все свеженькое.
Итак, за всеми этими рассуждениями, я незаметно для себя добрался до дома мисс Стоун. Мне открыла уже знакомая негритянка и, приветливо улыбнувшись, спросила, чем она может быть мне полезной.
— Добрый день, я к мисс Стоун, правда, мой визит немного спонтанный, мы не договаривались с ней о встрече.
— А мисс Стоун еще почивает.
— Ах да, ну что же, тогда простите за беспокойство, — сказал я, заметно расстроившись, и собрался уже было уходить.
— Постойте, мистер, я все же справлюсь о Вас у мисс Стоун.
— О, это было бы очень любезно, — сказал я, явно воодушевившись.
— Да, подождите, — сказав это, негритянка направилась куда-то вглубь дома.
Надо же, думал я, такое время, а Маргарет все еще в постели, странно… Вернувшись через некоторое время, негритянка протянула мне маленький листочек, сказав:
— Мисс Стоун не может Вас принять, но она просила передать Вам эту записку.
Взяв записку и раскланявшись в знак своей благодарности, вышел на улицу и поспешно устремился домой. Мне хотелось прочитать ее именно дома, в спокойной обстановке, насладившись словами, написанными внутри. Вернувшись домой примерно через час, ровно столько занимала дорога от дома мисс Стоун до моего, я пожелал приятного вечера мисс Мотс, и, войдя в комнату, скинул одежду и жадно впился глазами в строки.
…«Дорогой мистер Энтони, к сожалению, я не могу принять Вас сейчас, но надеюсь, Вы не откажете мне, если я попрошу Вас сопроводить меня в театр этим вечером. Я буду ждать Вас возле театра Авиньон ровно в 19–30. Целую.
М.»
По мере чтения этой записки сердце мое стучало все громче и громче, сильней и сильней, оно, казалось, готово было выскочить из груди и полететь к ней на крыльях прямо сейчас! Я не верил собственному счастью — я и мадам Стоун. Такая дама и простой провинциальный сыщик с сомнительной внешностью и полным отсутствием перспектив. Конечно, как ни странно, несмотря на мой, в общем-то, еще молодой возраст, я был человеком весьма искушенным в жизни, и мой опыт и знания говорили сейчас, что ни к чему хорошему подобный союз привести не может. Но как может человек внять голосу своего разума, когда его полностью захватывают эмоции. И дело тут было и в самой ситуации, и в мисс Стоун, и в обстоятельствах нашего знакомства, и во мне самом. Я ведь, хочу признаться, был очень неудачлив до амурных дел. Не знаю, в чем именно была причина, но это был уже факт, причем настолько весомый и упрямый, что ему мне нечего было противопоставить. И несмотря на все это, зная, понимая и даже более того, испытывая внутри себя уже некое дурное предчувствие, заглушаемое радостными надеждами, я решил, что лучше я переживу еще одно разочарование от любви, нежели от упущенной возможности.
