Валерия Вербинина - Черная невеста
– Вам это было неприятно?
Ричард поморщился.
– Во всей этой шумихе было что-то донельзя фальшивое, – спокойно промолвил он. – И мне не нравилась всеобщая радость из-за смерти человека… все-таки фон Рейнхард был выдающийся летчик. В мирное время он соперничал с Роланом Гарросом[13], хотел перелететь через Средиземное море, но Гаррос сделал это первым. Когда началась война, барон отправился защищать свою страну, и это совершенно нормально… Мне претило, что его поливают грязью, но никто не хотел ничего слушать. Меня же выставляли асом и чуть ли не повелителем воздуха, хотя я отлично понимал, что мне просто повезло. В общем, я поправлялся и мечтал лишь об одном – как бы поскорее вернуться в строй. Но товарищи Черного Барона договорились отомстить за него, выследить меня и сбить. И когда я снова начал летать, они не давали мне продохнуть. Писали, что после Барона я сбил четыре самолета, но это все вранье. Самолет я сбил потом только один, и то, по счастью, летчик успел выпрыгнуть с парашютом.
– Ваши слова делают вам честь, – негромко заметила Амалия. – Насколько я понимаю, вы тогда уже успели понять цену войне.
– Цена? – Ричард криво усмехнулся. – Вы слишком добры, госпожа баронесса. Нет, истинную цену я осознал лишь тогда, когда меня самого сбили и я падал в пылающей машине. Я горел… товарищи Барона все-таки добились своего… да… Но мой самолет упал в реку. Не помню, как я выбрался из кабины… или меня выбросило, ничего не помню. Когда меня наконец разыскали и доставили в госпиталь, врачи развели руками и сказали, что я, скорее всего, не буду ходить – при условии, что вообще выживу. По-моему, я сломал все, что только можно, обгорел и вдобавок получил огнестрельные ранения, когда мой самолет обстреливали из пулеметов. В общем, – заключил Ричард, – меня собирали по частям, как головоломку. И неплохо собрали, должен вам сказать, но тогда – тогда я с ума сходил от мысли, что останусь калекой. В наш госпиталь приходили всякие знаменитости, и однажды одна из них, видя мое состояние, предложила что-нибудь мне почитать. Это оказались «Три мушкетера». Я раньше не очень любил Дюма, он казался мне фанфароном, а тогда я понял, что не прав. Все, о чем он писал, казалось таким… не знаю… живым, таким настоящим… Более реальным, чем сама реальность, если вы понимаете, о чем я. Он писал о людях, которые не сдаются, несмотря ни на что, и я решил, что тоже не буду сдаваться.
Интересно, подумала Амалия, знаменитость, которая читала раненому, – уж не Нелли ли Райт? Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.
– Наверное, вы сочли меня страшным эгоистом, – заметил Ричард, глядя на притихших женщин. – Только и говорю, что о себе…
– Я очень рада, что мне выпала честь с вами познакомиться, – серьезно сказала Амалия. – Черный Барон послужил причиной гибели одного из моих друзей.
– О! Я понятия не имел об этом.
– Да, вот так. Кстати, на Ксению произвел большое впечатление ваш клуб, – заметила баронесса, чтобы сменить тему. – Откуда вы взяли идею для мушкетерской формы? Из рисунков Лелуара[14]? Может быть, я не права, но для меня роман Дюма неразрывно связан с Лелуаром… с тем, как он изобразил героев, хотя некоторые, наверное, со мной не согласятся.
– Да, месье Лелуар – большой знаток истории костюма, – оживился Ричард. – Когда мы начали думать над мушкетерской формой, мы прежде всего написали ему. С его стороны…
Внезапно он побледнел, оборвал фразу на полуслове, покачнулся и потерял сознание.
– Боже мой! – Ксения вскочила так быстро, что едва не опрокинула столик.
– Ничего страшного, это простой обморок, – сказала Амалия, которая уже была возле Ричарда и слушала пульс. – Напротив живет доктор Эвери, и…
Не дослушав, Ксения метнулась к двери.
– Можно просто позвонить ему! – крикнула Амалия ей вслед.
Когда Ксения вернулась в сопровождении доктора, Ричард, все еще бледный, сидел на диване и тонкой рукой нервно растирал правый висок. Не удержавшись, девушка бросила на мать укоризненный взгляд.
– Тебе не стоило говорить о войне, – шепнула Ксения. – Он переволновался, и вот…
– Я уже извинилась перед ним за то, что пробудила воспоминания, которые, судя по всему, ему неприятны, – сказала Амалия. – Но дело не в этом, а в том, что он ездит без шофера, а мне не хотелось бы отпускать его одного в таком состоянии.
Мать и дочь обменялись взглядами.
– Я отвезу его, – быстро сказала Ксения.
Ричард наотрез отказался от осмотра Эвери, заверив почтенного доктора, что у него иногда случаются такие припадки слабости – следствие перенесенного на войне тяжелого ранения. Эскулап, чтобы не терять лицо, дал общие рекомендации – избегать переутомлений, спать как минимум десять часов в день и все же показаться врачу.
– Я регулярно бываю у своего врача, Артура Несбитта, – сказал Ричард, колюче взглянув на Эвери. – Вам не о чем волноваться, сэр… Сколько я вам должен за то, что из-за меня вас побеспокоили?
Но доктор Эвери наотрез отказался от оплаты, заявив, что для него честь помочь такому человеку, и удалился, лишив Ричарда возможности настоять на своем.
– Мне ужасно неловко, что так получилось, – сказал Ричард, обращаясь к дамам. – Боюсь, что без меня ваш файф-о-клок был бы веселее.
– О нет, сэр, вы не правы, и вечер получился во всех смыслах занимательным, – живо возразила Амалия. – Не смею вас больше задерживать, вы наверняка предпочли бы сейчас вернуться домой… Моя дочь довезет вас.
– Госпожа баронесса!
– Она прекрасный водитель… Нет-нет, и не спорьте – мы не отпустим вас одного. Она отвезет вас и вернется на такси.
Ричард попробовал возражать, но с Амалией это было совершенно бесполезно – она не изменяла своему решению, раз приняв его.
– Я самый никчемный гость на свете, – не удержавшись, пожаловался он Ксении, когда они были уже на улице.
– А по-моему, все справедливо, – заметила девушка рассудительно. – Вчера вы возили меня, сегодня – я вас…
Ричард рассмеялся и сел в машину.
…Когда Ксения вернулась, она сразу же обратила внимание на то, что мать молчит и даже не пытается расспрашивать ее, как прошла поездка.
– Все-таки Ричард тебе не понравился, – выпалила Ксения, садясь на диван. – А дом у него красивый, и чувствуется, что слуги искренне привязаны к своему хозяину. Сейчас это довольно редко встречается…
– Какая идиллия, – пробормотала Амалия. – Помнится, ты упоминала, что у него очень легкие движения.
– И что?
– А то, что для человека, который падал в горящем самолете и переломал себе все кости, это странно. Я уже тогда должна была понять, в чем дело.
– Силу воли в расчет не берем? – воинственно спросила Ксения.
– Сила воли тут ни при чем, – отмахнулась Амалия. – Когда он потерял сознание, я расстегнула на нем рубашку и кое-что увидела. У него верхняя часть тела, особенно с левой стороны, в страшных ожогах, а на предплечьях – следы уколов. И на руках – тоже.
Ксения застыла на месте.
– Ты хочешь сказать, что Ричард… Что он – наркоман?
– Не по собственному желанию, скорее всего. Я полагаю, он колется, чтобы снять приступы боли, потому что такие страшные травмы, которые он перенес, не обходятся без последствий. А так как наркотики создают, как бы это выразиться, позитивный настрой, именно поэтому на людях Ричард выглядит… ну… таким, как ты его описала. Излучающим обаяние… и так далее. На самом деле он несчастный человек, который в своем клубе создал себе такой вот островок счастья. Это, конечно, искусственное счастье, – серьезно добавила Амалия, – потому что в итоге, с какой стороны ни посмотреть, получается, что он отворачивается от реальной жизни, но именно это ему и надо. То, что с ним сотворила жизнь, мы с тобой уже слышали сегодня. – Ксения подавленно молчала. – Не обижайся, но обычный англичанин не поехал бы поздно вечером в субботу с незнакомой девушкой на окраину Лондона. На такие поступки способен только тот, кому в принципе нечего терять.
– Ты мне советуешь забыть о его существовании? – тихо спросила Ксения. – Так, что ли?
– Где и когда я об этом говорила? – вздохнула Амалия. – Я просто считаю, что ты имеешь право знать. По крайней мере, он не производит впечатление человека безответственного. Он не связал себя ни с какой женщиной, отлично понимая, что ей придется перенести из-за него. В свете это истолковали как ветреность, но дело-то совсем в другом.
В комнате наступило молчание.
«От наркомании можно излечиться, – думала Ксения. – Но в его случае… в его случае это может означать совсем не то же, что для здорового человека…»
– Ты на меня сердишься? – подала голос Амалия.
– Я? Нет. – Ксения мотнула головой. – Знаешь, уже поздно… Пожалуй, я пойду домой, а то миссис Ломакс навоображает себе бог весть что.
У Амалии вертелся на языке вопрос: «С каких это пор миссис Ломакс стала для тебя важнее, чем родная мать?», но баронесса Корф сдержалась, понимая, что дело вовсе не в квартирной хозяйке и даже не в самой Амалии. Просто Ксения собиралась обдумать все наедине – и, когда она все обдумает, она, вероятно, примет решение.
