Николай Свечин - Убийство церемониймейстера
Коллежский регистратор ушел, и Лыков остался один. Он все думал над рассказом судьи. Очень похоже на борьбу за место, на попытку дискредитации соперника! Человек восточной наружности, хорошо знакомый Дашевскому… И счел необходимым явиться на процесс, цена которому – синенькая бумажка. Есть, конечно, сутяги от нечего делать. Но Дашевского с Петровым вскоре убили! А этот человек, получается, знал обоих. Из шестерых состоящих в должности имеется один с подходящей фамилией: Арабаджев. Вероятно, это измененное Арабаджи. Неужели он?
Тут как раз явился курьер из министерства и принес копию формуляра. Ну-ка… Арабаджев Василий Мансурович. Мансурович! Бакинский татарин, из потомственных дворян. Отец два срока служил предводителем в Джеватском уезде, убит разбойниками-хемшинами в 1880 году. Мать умерла через три года. Тогда их фамилия действительно была Арабаджи. В 1885 году Василий Мансурович окончил Новороссийский университет и тут же крестился. Восприемник – командующий войсками Одесского военного округа генерал от инфантерии Рооп. Недурственно… Кандидат права! Как Арабаджи стал кандидатом, если эту ученую степень отменили в восемьдесят четвертом году? Оставили, правда, в двух университетах, Варшавском и Юрьевском, но в Одессе упразднили. Странно, что эту несуразность не увидели при его приеме на службу… Подделал диплом? Очень возможно. Новоиспеченный кандидат приехал в Петербург и сразу поступил в Департамент общих дел МВД. И начал служить. В восемьдесят восьмом – монаршая благодарность за труды по Комитету для разработки вопроса о мерах к предупреждению отчуждения крестьянских земель. Интересно, при чем тут общие дела? Через год – титулярный советник «за отличие». В девяностом назначен состоять в должности церемониймейстера «за усердие». На последнее Рождество – коллежский асессор. Помощник начальника инспекторского отделения, секретарь общего присутствия департамента. Хорошо идет бывший магометанин!
Алексей отложил формуляр. Вроде бы обыкновенный карьерный бюрократ, каких в столице тысячи. Но для чего он явился в суд? Князь Эристов прав: для заказчика убийства слишком неосторожно. Скорее всего, Арабаджев хотел просто подгадить сопернику, очернить его репутацию. Для восточного человека вполне обычное дело. Но нанять убийцу – это уже из другой оперы. Это не лакея подкупить.
Лыков сам себя одернул. Никто еще не доказал, что в суд ходил именно Арабаджев. Вдруг он строит свою карьеру по МВД и о придворной даже не мечтает? Вот и в департаменте у него все хорошо. А от добра добра не ищут. Надо вызвать коллежского асессора на беседу и спросить в лоб, зачем он поддерживал глупого Петрова в камере мирового судьи. Можно было сделать это сегодня, но Алексею не хотелось. Работа не волк, в лес не убежит! В половине седьмого сыщик должен оказаться на Архиерейской улице, и в полном обладании сил. Вдруг восточный человек отнимет у него слишком много энергии? Подождет до завтра!
Но спокойного вечера у Лыкова не получилось. Он уже сбирался уходить, как в комнату ворвался Валевачев. Возбужденный донельзя, губернский секретарь объявил:
– Есть!
– Что именно?
– Охотники есть! Сразу двое.
И Юрий положил перед начальством протокол.
– Ваша мысль прихватить фотографию из морга – сработала. Я прямо из Гатчины, из Охотничьей слободы. Егермейстер Козлянинов узнал покойника.
Лыкову было не до убийц. Надо купить шампанское и фрукты. Он и без того уже опаздывал, а тут такое… Поэтому большого энтузиазма надворный советник не выказал.
– Юра! Скажи коротко и ясно все, что узнал. Мне нужно уходить.
Валевачев воскликнул:
– Но это же след!
– Может быть, – согласился Лыков. – Но сейчас мы по нему не побежим. Завтра побежим. Рассказывай!
– Но завтра воскресенье!
– Значит, послезавтра. Давай скорее!
– Ну, фамилия убитого – Цыферов, зовут Иван. Служил в Императорской охоте выжлятником. Уволился зимой вместе с братом. Они оба на одно лицо, но у Ивана шрам на скуле, поэтому утверждают, что в морге именно он.
– Но выжлятник – это собачник. А кто картечь снаряжал?
– Наверное, брат-близнец, Ефим Цыферов. Этот был егерем, и, говорят, хорошим.
– И оба уволились с царевой службы. Почему?
– А никто не знает. Ефима до сих пор поминают добрым словом. Цыферовы – двойняшки. И очень дружные были между собой. Но это еще не все!
– Юра, не томи!
– К ним в слободу ходил один знакомец. Неприятный! Все это отмечают: возле него как-то неуютно было… Высокого роста, плечистый, могучего сложения. Угрюмый и взгляд такой… тяжелый. Братья звали его – Снулый!
– Наш, стервец! – обрадовался Алексей. – Он, стало быть, и сманил братьев из охоты. Адреса какие есть?
– Нет. Цыферовы жили в Егерской слободе. Как уволились – ни разу с тех пор не заходили. Имеется ли у них родня, никто не знает.
– Так… – сыщик задумался. – Мне действительно нужно уходить. Уже седьмой час, адресный стол закрыт. Ты езжай сейчас в сыскную, узнай, нет ли там чего на братьев. И после этого отдыхай. А в понедельник с утра все обмозгуем.
Валевачев направился к двери. Алексей остановил его:
– А ты молодец! Правильно сообразил про охоту.
Как только помощник ушел, Лыков тоже покинул департамент – через боковой подъезд, чтобы не попадаться на глаза начальству. Но здесь были другие риски. Вдруг Варенька с детьми захочет прогуляться до Летнего сада? А тут и муж подвернулся… Лыков напустил на себя деловито-озабоченный вид и торопливо зашагал к Литейному. Там купил шампанского и коробку конфектов. Велел упаковать все это в бумажный кулек и вызвать ему извозчика. Ловеласу казалось, что приказчики понимающе перемигиваются за его спиной… Черт побери! Надо в следующий раз вызвать Анюту на Тверскую – на явочную квартиру департамента, которая полагалась Лыкову для встреч с агентурой. Дворник и коридорный – проверенные люди. Алексей там частый гость, никто не узнает и не разболтает. И Анютке спокойнее.
С этой мыслью сыщик сел в лихача и скомандовал:
– К Петропавловской больнице, и чтоб быстрее пули!
Он уже опаздывал. О том, как вечером смотреть Вареньке в глаза, думать не хотелось…
Воскресенье прошло как обычно. Доверчивая Варвара ничего не заметила, но на душе у сыщика скребли кошки. Было совестно, при этом он понимал, что встречаться с Анютой не перестанет. Чтобы вышибить клин клином, Лыков в понедельник сразу отправился на Шпалерную. Вызвал Гусиную Лапу и строго спросил:
– Ну что?
– Есть такой, – тут же ответил гайменник.
– Откуда?
– Появился зимой. Ни с кем особо не сходится. Одно слово – бирюк!
– Как его найти?
– Имеется один парень, который точно скажет.
– Васька Питенбрюх?
– Так точно, ваше высокоблагородие. Без меня уже разведали?
– Пропал Васька. То ли из города бежал, то ли господин Снулый ему голову на рукомойник положил. Говори все, что знаешь.
– Ходит он завсегда при охране. Два братана его караулят.
– Бывшие егеря из царской охоты, Иван и Ефим Цыферовы. Ты скажи, чего я не знаю!
– Снулый берет заказы только на складку[26]. И еще не всякие, а тока дорогие. Но работает чисто. Помните, на Пасху зарезали директора меднопрокатного завода? Его работа.
Убийство, о котором сказал налетчик, было одним из самых загадочных и до сих пор оставалось нераскрытым.
– Дальше!
– Дальше уж почти нечего рассказывать. Раз в две недели Снулый ходит в «Малинник» и сидит там один час. При нем Питенбрюх и два брата-акробата. Слушает заказы и сразу говорит, берется или нет. Цену ставит очень высокую.
– В какие дни он ходит в «Малинник»?
– Не удалось выяснить, ваше высокоблагородие. Никто толком не знает. Пришлый он, не из фартовых. Бают, будто он вобче…
– Что «вобче»?
– Ну… будто он из ваших.
– Из наших? – ахнул Лыков. – Из полицейских?
– Так точно. Петька Косандылый сказывал: знавал он его по Москве. Бывший агент сыскного отделения, из вольнонаемных. Ворам за деньги потачку делал. За это и выгнали. А он сюда прибился. Поэтому-то наши Снулого к себе не берут, сторонятся. Вот он складкой и занялся…
Сведения, сообщенные Гусиной Лапой, были очень важны. И даже не для установления личности Снулого. Он живет по чужому паспорту в миллионном городе, где его никто не знает. Ищи-свищи! Важно, что убийца – бывший сыскной агент. Ему известны все способы и приемы розыска. Ловить такого особенно трудно.
Лыков встал.
– Ну, Вафусий Силыч, прощай. Ты свою часть уговора выполнил, а я выполню свою. Когда сядешь по осени на пароход, в твоих бумагах будет письмо к начальнику округа.
Налетчик смотрел недоверчиво и мял бескозырку.
– Уж вы не забудьте, ваше высокоблагородие… Я ведь там… Одна надежа на вашу порядочность.
