Виктор Мережко - Сонька. Конец легенды
— Не работа, а песня, — попытался отшутиться тот.
— Если нечего сказать, пойте!
Следователь смутился, забормотал:
— Мы, ваше высокородие, восстанавливаем былые связи, завязываем крючочки, занимаемся более глобальными проблемами.
— Глобальными? — удивился князь. — Россия и без того уже ими завалена! Масштабов уйма, дел никаких.
— Если позволите…
— Позволю, когда будете готовы! Каждое утро ровно в девять доклад о ходе работы!
— Разумеется, — склонил голову Потапов. — Но должен повторить, ваше высокородие…
— Каждое утро ровно в девять.
— Будет исполнено.
— Если господин следователь в приемной, приглашайте.
Они откланялись и покинули кабинет.
В приемной помощник разбирал бумаги. Гришина же пока видно не было.
Следователи переместились в коридор, и Потапов недовольно произнес:
— Он или полный солдафон, или идиот.
— И не то, и не другое, — возразил Конюшев. — Во-первых, наверняка его поджимает обер-полицмейстер. А во-вторых, учитывайте темперамент князя и самолюбие. Хочется все и сразу! Думаю, со временем он войдет в новую стезю, и даже нам будет чему у него поучиться.
— Ну, это уж, батенька, вы перегнули.
— Поживем увидим.
Из глубины коридора послышались тяжелые шаги, и вскоре появился Егор Никитич Гришин, мрачный и задумчивый.
Обменялись рукопожатием, Гришин спросил:
— Меня ждете?
— Вас ждет князь, а мы всего лишь стряхиваем пыль сапог, — ответил Потапов.
— Получили по полной?
— Пока разминочно, — засмеялся Конюшев. — Если не возражаете, совет. Меньше говорите, больше слушайте.
Князь при появлении Гришина даже вышел из-за стола, протянул руку:
— Рад визиту. Каково настроение?
— Рабочее.
Икрамов вернулся на место, следователь уселся напротив.
— Слушаю, ваше высокородие, — произнес он.
Князь улыбнулся.
— Я бы желал вначале выслушать вас.
— Меня? Я пока пуст, как бутылка из-под вина.
— И никаких соображений?
— Самые крохотные.
— Изложите их мне.
Гришин вытер рукавом вдруг вспотевший лоб.
— Вначале два условия, князь. Во-первых, прошу не касаться скандала, который случился со мной несколько лет тому назад.
— Самострел?
— Именно так.
— Второе?
— Я прошу дать мне полную свободу в поисках материала. Никакого давления, спешки, недоверия. Я соскучился по работе, и не в моем интересе затягивать ее, плутать, врать. Предпочитаю действовать честно, без моргания глазами.
— Я принимаю ваши условия, — кивнул Икрамов.
— И третье…
— Все-таки третье?
Гришин поднял на него тяжелые, навыкате глаза.
— Жалованье. Оно должно быть достойным, чтобы не думать о куске хлеба, который я должен принести в семью.
— Хорошо, — согласился князь. — Я доложу господину обер-полицмейстеру, и, думаю, он решит этот вопрос. — Помолчал, снова улыбнулся. — Теперь соображения по работе, Егор Никитич?
Тот сложил ладони лодочкой, подумал.
— Я уже встречался с Мироном Яковлевичем, и мы наметили некий план действия. Начнем с того, что занесем в картотеку всех особ женского пола, имеющих увечья надбровной части лица.
— Как вам это удастся и насколько быстро?
— Вас торопят?
— Есть такое.
— Через своих агентов, ваше высокородие, мы соберем сведения, систематизируем их, после чего начнем вести тщательную слежку за наиболее вероятными личностями.
— А почему увечья именно надбровной части лица?
— Дама, возглавлявшая налеты, прикрывала черной повязкой как раз этот лицевой сегмент. Не думаю, что ею руководило желание эпатажа. Скорее всего, некое увечье. А это уже серьезная зацепка.
— Но возможны и другие варианты наличия той же кисеи или повязки на глазу. Например, желание максимально скрыть лицо.
— Зачем?
— Понятно зачем. Повести полицию по ложному следу, сбить с толку, максимально запутать историю.
— Нет, ваше высокородие. Преступники в своей массе много глупее, чем мы себе представляем. Составлять хитроумные схемы, чтобы самим же в них запутаться, — это не для наглого и бесцеремонного налета. Поверьте моему опыту, все значительно проще и натуральнее.
— Хорошо, — поднял ладони Икрамов. — Вы много опытнее меня в вашем ремесле, поэтому я доверяю вам. Просьба… Если у вас появится некая ясность в ведении дела, обязательно проинформируйте в первую очередь меня.
— Можете в этом не сомневаться, ваше высокородие. — Гришин пожал протянутую руку Икрамова и покинул кабинет.
…Был ранний вечер. Варвара Антошкина уже покинула кабак на Конюшенном, где провела не один час в бесполезном глазении на полупьяных и пьяных мужиков, стала ловить случайного извозчика. И вдруг от неожиданности даже застыла.
В кабак направлялись два господина, и один из них был азиат.
Антошкина отмахнулась от подкатившего лихача, поискала глазами возможного городового и увидела его на другой улице в каких-то ста шагах.
Заспешила к нему.
— Чего тебе? — недовольно спросил тот, видя спешащую к нему деваху.
— Слушай сюда, — торопливо заговорила та. — Зови еще пару фараонов, возможно, будем крутить одного господина.
— Совсем сбрендила, манька? — возмутился городовой. — Гляди, как бы саму сейчас не скрутил в участок.
Антошкина достала из кармана нижней кофточки филерскую бляху, сунула ему чуть ли не под нос.
— Понял? Зови подмогу и топчитесь возле того кабака.
— Долго топтаться?
— Пока не появлюсь. А как свистну, сразу его и хватайте. Косенький такой, азиат!
Городовой с недоверием посмотрел ей вслед, затем поспешил в сторону двух полицейских, прогуливавшихся на углу Невского и Екатерининского канала.
В кабаке половина столов была свободна. Варвара бегло оглядела помещение, наметанным глазом вмиг поймала азиата и его приятеля в дальнем углу — это были Жак и Китаец, — направилась к соседнему с ними столику.
Громко отодвинула тяжелый стул, рухнула на него грузно, со вздохом.
— Половой!
Половой подошел сразу, поинтересовался:
— Решили вернуться?
— Не твое поганое дело!.. Вина бутылку!
— Французского или подешевле?
— Пьем только французское!
— Слушаюсь, госпожа.
Половой ушел выполнять заказ. Антошкина обвела неуверенным взглядом зал, остановилась на соседях. Они о чем-то почти неслышно спорили, и состояние у них было довольно нервное.
— Кавалеры! Ку-ку! — позвала Варвара. — Не желаете разделить одиночество прелестной дамочки?
— В следующий раз, — отмахнулся Китаец и снова углубился в разговор с Жаком.
Половой принес бутылку вина, при клиентке откупорил ее, дал попробовать девице. Она одобрительно кивнула:
— Наполни.
Тот исполнил распоряжение и удалился.
Варвара подняла бокал, кокетливо позвала:
— Мужчинки!.. Ваше драгоценное! — Выпила, посидела какое-то время, снова налила вина. — Господа! — Поднялась, направилась к соседям. — Умоляю, развлеките женщину. У нее сегодня препоганое состояние! — Опустилась на свободный стул рядом с Китайцем, попыталась положить ему руку на плечо. — Как тебя кличут, милый?
Он довольно грубо сбросил руку, так же грубо ответил:
— Ишаком! Который не только возит, но и брыкается!
— Так вы Ишачок?.. Очень дивное животное. Обожаю ишаков.
— Пошла отсюда!
— Нехорошо… Очень нехорошо так с девушкой разговаривать. И потом такие резкие жесты!.. Не только ишак, но и быдло!
— Мадемуазель, — вмешался Жак, — мы закончим беседу и непременно уделим вам внимание. Будьте любезны, посидите пять минут за своим столиком.
— Но он хамит!
— У него сегодня тоже дурное состояние.
— А мне плевать!.. Сегодня я ушла от мужа, и мне необходимо с кем-то побеседовать. Иначе подохну!
— Потом… Чуть погодя, сударыня. Мы к вам скоро подсядем.
— А вы, мой косенький ишачок, тоже обещаете?
Антошкина попыталась погладить Китайца по голове, но он с такой силой оттолкнул ее, что дама свалилась со стула и грохнулась на пол, пролив вино.
— Бьют! — заорала. — Убивают!.. Половой, зови городового!
Тот бросился ее поднимать, но она продолжала кричать:
— Городового зови, сказала!.. Покалечили!.. Избили!
Жак быстро бросил на стол рублевую купюру и вместе с Китайцем заторопился к выходу.
— Держи их! — вопила Антошкина, поднимаясь и настигая мужчин. — Где полиция!.. В участок паразитов! Половой!
Обслуга кабака, привлеченная скандалом, столпилась на входе в поварскую, половой метнулся звать городового. Варвара тем временем догнала Китайца, вцепилась в пиджак.
— Что ж, изувер, натворил?.. За что изуродовал невинную и несчастную?.. В острог тебя, в острог!
