Филипп Ванденберг - Свиток фараона
Перед домом профессора Шелли факел еще не горел, но страх витал в воздухе, и, когда Клэр сухим, хриплым голосом стала жаловаться на судороги икроножных мышц, Нунда в ужасе начала петь во все горло, а Омар со всех ног бросился к доктору Мансуру. Врач пришел с пузатой сумкой и осмотрел Клэр. Шелли вопросительно взглянул на него. Тот кивнул.
В эту ночь Омар зажег факел перед домом и поставил его в кувшин у двери. Он боялся темноты в доме и провел остаток ночи, сидя у двери на корточках, хотя снаружи было довольно холодно.
Страх подавлял любую усталость. Омару совсем не хотелось спать. Он постоянно был занят тем, что проверял состояние своих икр и голоса, потому что не видел причин, чтобы эпидемия холеры пощадила именно его.
Состояние Клэр заметно ухудшалось, ее знобило. Она дрожала всем телом и билась в судорогах. Доктор дал Клэр настойку опия, другие горькие лекарства и сказал, что если она переживет следующий день, то у нее появится шанс выжить. Шелли счел нужным проинформировать жену о ее состоянии, чтобы немного приободрить.
Таким образом, Омар стал свидетелем борьбы жизни и смерти. Он наблюдал за женщиной, которая, как ему казалось, изо всех сил противостояла коварной смерти. Клэр стонала, кричала, била руками по кровати, словно хотела отогнать невидимого врага. Больная вливала в себя лекарства, ее рвало, но она опять пила новую порцию. Шелли держал ее за руку и прижимал дрожащее тело к подушкам. Посреди ночи Клэр издала сдавленный крик, затем еще один, словно высвободилась из смертельных объятий врага, и осталась лежать, теперь уже совсем спокойно, только тяжело дышала и кашляла.
Это было настоящее чудо: Клэр выжила и по счастливой случайности в доме никто, кроме нее, не заболел. Омара занимал лишь один вопрос: как там идут дела у Халимы? Пощадила ли ее эпидемия?
Из-за холеры мудир приказал расставить заграждения и запретил жителям покидать город. Отряды полиции с оружием наизготовку патрулировали улицы днем и ночью. Тот, кому нужно было переправиться на противоположный берег Нила, должен был предъявить фирман, подписанный мамуром, и эти разрешения получали только врачи, их помощники из красного полумесяца и гробовщики. Что же было делать Омару?
От одной мысли, что ему придется несколько недель прожить в неведении, парнишке становилось дурно. Отчаявшись, Омар даже есть не мог, и, чем дольше он пребывал в таком состоянии, тем отчетливее понимал, что идет на дно. В конце концов Омар решил каким-то образом попасть на противоположный берег. Идея была не такой уж безрассудной, как казалось на первый взгляд.
На следующий день Омар сообщил профессору, что решил добровольно пойти работать в эпидемиологическую службу. Об истинных причинах он, конечно, не упоминал.
Шелли, удивившись такому самоотверженному поступку, посчитал необходимым со всей серьезностью предупредить его о возможных последствиях. Вскоре Омар получил фирман, белую ленту на руку, повязку на рот и разрешение свободно передвигаться по городу.
Надежда, что у него появится шанс увидеть Халиму, заставляла его забыть обо всех ужасных вещах, которые он увидел в последующие дни: трупы, скрюченные в судорогах, родственники, которых силой оттаскивали от покойников, посиневшие тела маленьких детей. Мертвых нужно было укладывать на доски и отвозить на тачках на холерные кладбища, под которые выделяли места вокруг города. После выполнения работы Омар пытался думать о Халиме, но, кроме нескольких слов, сказанных девочкой в ту ночь, и ее лица в темном окне комнаты, он ничего не мог вспомнить. А потом его взгляд переходил на трупы, которые он вез на тачке…
На третий день Омар сказал, что чувствует слабость, и это было абсолютной правдой. Его освободили от работы, и он побежал к берегу Нила, где благодаря фирману благополучно миновал все полицейские посты и приказал паромщику перевезти его на противоположную сторону реки. Перейдя на бег, Омар преодолел путь до эль-Курны. У дома Юсуфа он немного замешкался, но тут открылась дверь.
— Халима! — удивленно воскликнул Омар. За последние дни он очень много думал о том, что скажет ей при встрече, но теперь, когда она неожиданно появилась перед ним, мальчик не мог вымолвить и слова.
— Халима! — почти беззвучно повторил он.
Девочка вышла из дверей дома, подошла ближе, и, словно повинуясь какому-то невидимому знаку, они бросились друг другу в объятия. Оба плакали и пытались вытереть ладонями слезы, которые текли по их лицам. Потом Халима потащила Омара в дом.
Омар сразу узнал лежанку, на которой еще несколько дней назад страдал старый Юсуф.
— Он умер? — нерешительно спросил Омар.
Халима молча кивнула и, глубоко вздохнув, произнесла:
— Двух дней оказалось достаточно, чтобы сделать меня сиротой.
— Твоя мать тоже умерла.
— Я никогда бы не поверила, что все может случиться так быстро.
— У тебя есть братья или сестры?
Халима покачала головой.
— Что ты теперь будешь делать?
— Аллах укажет мне путь.
Омар беспокойно ходил по бедно обставленной комнате.
— Он был такой сильный мужчина, — сказала девушка, — невысокий, но крепкий. Он сам, наверное, не знал, сколько ему было лет. Мне казалось, что он проживет еще лет пятьдесят.
— Ты его очень любила?
— Я его и любила, и ненавидела. Иногда я даже очень ненавидела его, но теперь, когда он мертв, мне кажется, что я его только любила…
Омар взглянул на Халиму. Он наслаждался близостью девочки и был словно пьян, поэтому не особенно вникал в то, что она говорила.
— Юсуф был таинственным человеком, — продолжала Халима. — Да, он был моим отцом, но если быть честной, то я должна сказать, что совершенно не знала его. Юсуф был своенравным, и многое, что он делал, казалось мне загадочным и непонятным. Даже когда он умирал.
— Что ты хочешь этим сказать, Халима?
— Когда я заметила, что в нем угасает жизнь, то взяла его за руку. Он вел себя очень спокойно, но его глаза горели, когда он смотрел на меня. Потом он сказал что-то странное. Сначала мне показалось, что он зовет меня, но после этого он трижды повторил одно слово. Тогда я поняла, что он произносит имя Имхотеп.
— Имхотеп? Что это может означать?
— Я же сказала, Юсуф бы таинственным человеком.
— Может, это как-то связано с предупреждением, которое ты передала мне?
— Нет, — быстро ответила Халима.
— Значит, угроза еще не миновала?
Халима молчала, Омар притянул ее к себе. Она отвернулась, не желая смотреть ему в глаза, и сказала:
— Я боюсь за тебя, Омар, но я не могу объяснить почему. Тебе нужно уйти отсюда, пойми это. Пусть даже будет больно.
Омар ответил:
— Тага научил меня читать Коран и писать. В третьей суре написано: «Ни один человек не может умереть, не будь на то воля Аллаха». Так говорится в книге, в которой определен срок жизни всем вещам. Так зачем мне бежать? Если бы Аллах хотел оборвать мою юную жизнь, то это уже случилось бы. Если бы мне было предначертано умереть, воля Аллаха настигла бы меня и на самой высокой вершине Джебель эль-Шайб, и в самой глубокой низине Каттары.
Несмотря на настойчивые расспросы, Халима не отвечала, от кого исходила угроза. Поэтому Омар посчитал уместным отправиться в обратный путь. Он поцеловал Халиму в лоб и сказал, что вернется утром или через день.
Эпидемия прекратилась так же внезапно и неожиданно, как и началась, практически за одну ночь. Все меньше горело факелов у домов, выжившие выходили наружу, и казалось, что земля остановила свой небесный бег.
С похоронным плачем закутанных в черные одежды женщин смешалось радостное пение молодежи, которая славила всемилостивейшего и всемогущего Аллаха. Улицы и площади вновь заполнились людьми. Жители выползали из своих домов, как термиты после грозы, веселясь и радуясь друг другу. Едва одетые или даже голые люди плясали вокруг смердящего костра, в который была свалена их одежда. Так близко сошлись в этот момент ад и рай.
Тех, кто работал в трупных командах (из них выжила только треть), почитали как героев. Омару тоже досталась порция похвалы и денежное вознаграждение, хотя его и мучила совесть. Но что ему было делать? Стоило ли признаться при всех, что не самопожертвование заставило его пойти на этот отчаянный поступок, а нежная любовь к девушке? Омар предпочел молчать. К такому молчанию Омару потом еще часто приходилось прибегать в своей жизни. Хоть оно и не являлось откровенной ложью, но надолго оседало в памяти.
Отчасти потому, что Шелли тоже был замешан в этой истории, Омар решился рассказать профессору о своем визите к Халиме, о ее предупреждении и последних словах старого Юсуфа. Далось ему это с трудом.
Шелли беспомощно взглянул на Омара.
— Имхотеп, говоришь? Имхотеп?
— Да, Имхотеп, йа саиди. Что бы это значило?