Лора Роулэнд - Татуировка наложницы
Хирата остановился перед Сацума-за, большой открытой ареной, образованной деревянными стенами, окружавшими двор. Над входом висели занавеси цвета индиго с гербом заведения: пять оперенных стрел — символ кукольного театра. На вертикальных флагах были написаны названия идущих постановок. Служащий, сидевший на возвышении, собирал плату, другой следил за входом, узкой горизонтальной щелью в стене, которая не позволяла театралам проникать внутрь без оплаты. Хирата сказан себе, что не позволит госпоже Ишитэру смутить его, как это сделала мать сёгуна. Отравление — спланированное, бесконтактное преступление — было классическим методом из арсенала женщин-убийц, и Ишитэру, таким образом, становилась главной подозреваемой.
— Один, пожалуйста, — сказал Хирата служителю, протягивая монеты.
Нырнув в дверь, он оказался в фойе театра, забитом завсегдатаями, которые, воспользовавшись перерывом в шедших весь день постановках, покупали на лотках чай, саке, рисовые пирожные, фрукты и жареные дынные семечки. Хирата разулся в положенном месте и стал протискиваться через толпу, раздумывая, как найти госпожу Ишитэру, которую никогда прежде не видел.
— Хирата-сан?
Он обернулся на голос женщины, окликнувшей его по имени. Перед ним стояла молодая дама, чуть моложе его, одетая в ярко-красное шелковое кимоно, украшенное синими и золотыми зонтиками. У нее были круглые щеки и веселые глаза, блестящие черные волосы спускались на плечи. Она поклонилась.
— Я Ниу Мидори, — прозвучал мелодичный, по-девичьи высокий голос. — И хочу выразить уважение вашему хозяину. — Ее полные розовые губы изогнулись в улыбке, на щеках появились ямочки. — Однажды он очень мне помог, и я ему благодарна.
— Да, я знаю... он рассказывал мне. — Хирата улыбнулся в ответ, очарованный ее простыми манерами, чего никак не ожидал от женщины такого положения, как Мидори. Ее отец был так называемым внешним правителем — даймё, чей клан потерпел поражение в сражении при Сэкигахаре и позднее присягнул на верность победившей фракции Токугавы. Семья Ниу, лишенная наследственного домена и переселенная на далекий остров Кюсю, оставалась тем не менее одной из богатейших и могущественных в Японии. Но Мидори была столь же непосредственна, как те девушки, с которыми Хирате доводилось крутить романы. Неожиданно он почувствовал себя беззаботным и дерзким.
— Рад встретить вас.
— Мне тоже приятно, — потупилась Мидори. — Сёсакан-сама здоров? — спросила она и получила заверения, что Сано пребывает в полном здравии. — Значит, он женился, — вздохнула девушка.
Хирата понял, что Сано ей нравится и она тайно надеялась на брак с ним. Но Мидори уже лукаво смотрела на Хирату.
— Я много слышала о вас. Вы были полицейским, правда? Как интересно!
У лотка с едой она купила поднос с чаем и пирожными.
— Дайте-ка я вам помогу, — предложил Хирата.
У Мидори на щеках появились ямочки.
— Спасибо. Раз вы детектив, то, должно быть, очень смелый.
— На самом деле не очень, — скромно потупился Хирата. Они нашли свободное место, и он поведал несколько героических историй из своей полицейской карьеры.
— Как здорово! — захлопала в ладоши Мидори. — А еще я слышала, как вы помогли поймать банду контрабандистов в Нагасаки. О, как бы мне хотелось увидеть это!
— Пустяки, — сказал Хирата, приободренный ее искренним восхищением. Она была очень хорошенькой и нежной. — Сейчас я расследую убийство госпожи Харумэ, и мне нужно побеседовать с госпожой Ишитэру. К вам у меня тоже есть несколько вопросов, — добавил он, вспомнив наставления Сано.
— Ах, хорошо! Я расскажу все, что знаю, — улыбнулась Мидори. — Садитесь с нами. Поговорим до начала спектакля.
Хирата шел за ней следом, и его уверенность крепла. Ему было легко беседовать с Мидори, значит, с госпожой Ишитэру тоже все пройдет хорошо.
В залитом солнцем дворике театра земля была устлана татами. От угольных жаровен поднималось тепло. Зрители группками сидели и болтали. Перед ними находилась сцена, состоявшая из длинных деревянных перекладин, с которых свисала черные занавеси, скрывающие кукловодов, чтецов и музыкантов. Мидори повела Хирату к местам для избранной публики, где прямо перед сценой сидели богато разодетые дамы, их служанки и охранники.
— Там в конце госпожа Ишитэру. — Мидори вдруг замялась, в ее лице появилась неуверенность. — Хирата-сан, простите, что я вмешиваюсь, но... должна предупредить вас, будьте осторожны. Наверняка не знаю, но...
В этот момент госпожа Ишитэру обернулась и поймала взгляд Хираты.
У нее было длинное, сужающееся книзу лицо, нос с горбинкой и узкие, приподнятые к вискам глаза — классическая красавица с древних картин... или дешевых листков, рекламирующих проституток из квартала удовольствий Ёсивара. Все в ней отражало эту странную комбинацию великосветского лоска и низменной чувственности. Красная помада была изящно наложена на пухлые губы, ярко выделяющиеся на покрытом белой пудрой лице. Ее прическа — волосы были подняты на висках и спускались длинными прядями на спину — была простой и строгой, однако скреплялась замысловатыми украшениями из цветов и гребней в стиле дорогой проститутки. Темно-красное парчовое кимоно по последней откровенной моде было приспущено на плечах — высокая стройная шея пленяла чистотой и невинностью. Взгляд Ишитэру казался отстраненным, но в то же время лукавым и понимающим.
Хирата почувствовал, как у него задрожали колени, смущение опалило тело жаром. Он как лунатик двинулся в сторону госпожи Ишитэру, едва осознавая, что Мидори представляет его и объясняет причину появления здесь. Все вокруг расплывалось тенями, и только образ Ишитэру оставался живым и четким. От сильного возбуждения у Хираты закаменело в паху. Никогда прежде его так явно не влекло к женщине.
Госпожа Ишитэру говорила манерно, как всякая высокородная дама:
— ...рада познакомиться с вами... Конечно, я помогу вам в расследовании любым доступным мне способом...
Ее хрипловатый голос проникал в душу Хираты подобно черному, ядовитому дыму. Ишитэру подняла веер, прикрыла нижнюю часть лица, опустила глаза и чуть склонила голову. Она пригласила Хирату сесть рядом. Он повиновался и рассеянно посмотрел на Мидори, когда та взяла у него поднос и стала с печальным видом раздавать всем закуску. Потом Хирата забыл о ней напрочь.
— Мне бы... я хотел бы знать... — пробормотал он, пытаясь собраться с духом. Духи госпожи Ишитэру обволакивали Хирату сильным горько-сладким ароматом экзотических цветов. Он с ужасом ощущал свои остриженные волосы — маскировка, спасшая ему жизнь в Нагасаки, делала его похожим больше на крестьянина, чем на самурая. — Каковы были ваши отношения с госпожой Харумэ?
— Харумэ была премилой маленькой штучкой... — Ишитэру слегка пожала плечами, и кимоно еще сильнее обнажило верхнюю часть ее налитых грудей. Хирата, с усилием переводя взгляд на лицо наложницы, почувствовал сильное томление в паху. — Но всего лишь простой крестьянкой. Вряд ли кто-то из императорской семьи... вроде меня... захотел иметь с ней что-то общее. — Ноздри Ишитэру затрепетали в высокомерном пренебрежении.
Сквозь туман возбуждения Хирате припомнились показания госпожи Шизуру.
— Значит, вы не ревновали, когда Харумэ появилась в замке и... заняла ваше место в, э-э, спальне его превосходительства?
Он тут же пожалел о своих словах. Надо было сказать «в сердце» или использовать другой подходящий эвфемизм для описания отношений госпожи Ишитэру с сёгуном. Подавленный собственной грубостью, Хирата сознавал, что весь опыт полицейской работы не может ему помочь в обсуждении интимных тем с женщинами высшего сословия. Следовало уступить допрос госпожи Ишитэру Сано! А теперь, помимо собственной воли, Хирата представлял сцену в личных покоях Цунаёси Токугавы: обнаженная госпожа Ишитэру лежит на матрасе, а на месте сёгуна сам Хирата. Его кровь вскипела от возбуждения.
На губах госпожи Ишитэру мелькнула улыбка. Неужели знает, о чем он думает? Она кротко опустила глаза.
— Разве я... простая женщина... имею право противиться выбору моего господина? Если не Харумэ, то кто-то другой заменил бы меня. — Ее безмятежное лицо чуть дрогнуло. — Ведь скоро мне исполнится двадцать девять.
— Понимаю. — Хирата знал, что в этом возрасте наложницы уходят из дворца, чтобы выйти замуж, стать придворными чиновницами или вернуться в свои семьи. Значит, Ишитэру на восемь лет старше его. Все молодые девушки, в которых он видел кандидаток в будущие супруги, показались ему скучными и непривлекательными. — Что ж, э-э... — проговорил он, стараясь нащупать линию беседы.
Служанка передала госпоже Ишитэру блюдо с сушеными вишнями. Взяв одну, она повернулась к Хирате:
— Не хотите ли отведать?
— Да, спасибо, — сказал он, благодарный за передышку.
