Валерия Вербинина - Убежище чужих тайн
– Верно, но Надин была моей belle-soeur[8], а ее как раз подозревали в том, что она могла убить Луизу. И поскольку она почти сразу же сбежала за границу, вся клевета и все измышления обрушились и на меня.
– А я думала, на господина Мокроусова, – отозвалась Амалия.
Ольга Антоновна недовольно повела плечом.
– Разумеется, ему тоже пришлось нелегко. Но он все же мужчина, а когда женщине приходится столкнуться с таким отношением, поверьте, ей приходится в тысячу раз тяжелее.
– Охотно верю, – спокойно заметила Амалия, – но я не понимаю, госпожа графиня, чего вы хотите от меня. Мадемуазель Делорм некоторым образом застала меня и моих близких врасплох, когда приехала в Петербург. Признаюсь вам, я не испытала никакого восторга, когда она рассказала мне эту старую историю. Но тело ее матери нашли на земле, которая принадлежала моему деду, обнаружили его мой отец и дядя, поэтому получается, что так или иначе моя семья имеет отношение к происшедшему. Если бы не это, я бы с легкостью указала ей на дверь, но в данных обстоятельствах…
Она сделала выразительную паузу, предоставляя гостье право самой домыслить очевидный конец фразы.
– Представьте, я так и подумала, – с удовлетворением промолвила Ольга Антоновна, откидываясь на спинку стула. – У Сергея Петровича сложилось впечатление, что это дело имеет для вас какое-то особенное значение, но, разумеется, он был не прав. – Она подавила сухой, недобрый смешок. – Для человека, который считает, что все знает о женщинах, он удивительно мало в них разбирается…
– Вам известно, что вдова вашего брата с прошлого года находится в лечебнице для умалишенных? – спросила Амалия.
– Разумеется. Но я не стану уверять вас, что так уж сильно скорблю по этому поводу.
– Отчего Надежда Илларионовна попала туда? Это она убила Луизу Леман?
Графиня нахмурилась, и Амалия, заметив это, неодобрительно покачала головой.
– Сударыня, если мы обе хотим одного и того же – чтобы мадемуазель Делорм завершила свои бесплодные поиски и оставила нас в покое, нам надо сказать ей хоть что-то, что сумеет ее убедить… Она вовсе не глупа, и история с обвинением Егора Домолежанки ее не устраивает. – Гостья молчала, недоверчиво глядя на хозяйку дома, а та меж тем вкрадчиво продолжала: – Вы знали Сергея Петровича, знали жену своего брата и уж, вне всяких сомнений, знали Луизу Леман. Простите, но я ни за что не поверю, что вам неизвестно, кто именно совершил убийство.
– Вы так говорите, как будто мне хотелось это знать, – сердито промолвила Ольга Антоновна. Она достала темный веер, раскрыла его и стала им обмахиваться. Движения у нее были резкие, как у человека, чью совесть растревожили.
«Еще немного надавить на нее, и она сдастся», – мелькнуло у Амалии в голове.
– А разве нет? – спросила вслух баронесса фон Корф. Внимательно следя за своей собеседницей, она продолжала мягко, но настойчиво гнуть свою линию. – По-моему, куда хуже терзаться сомнениями. Ведь вы наверняка тысячу раз обсуждали с Надин и Сергеем Петровичем все случившееся, я уж не говорю о других людях, о вашем брате, например…
– Хотите поговорить о моем брате? – Графиня сверкнула глазами. – Что ж, госпожа баронесса, поговорим! Мой брат был добрый, безвольный, несчастный человек. Что бы вам о нем ни рассказывал Сергей Петрович, Виктор был хороший, но жена и это проклятое убийство уничтожили его. Когда он узнал, что Надин изменяет ему, он стал пить, а когда убили Луизу Леман, он сломался окончательно. Он умер, потому что не вынес позора, на который обрекли его и его семью. И точно так же, не вынеся позора, умерла мать Сергея Петровича, которой со всех сторон твердили, что ее сын – убийца…
«Интересно, почему она уверена, что Мокроусов успел наговорить мне про ее брата гадостей? – подумала Амалия. – Во всяком случае, любопытно, что она ждет от Сергея Петровича только плохого… Очень любопытно… Надо как-то это использовать, но как?»
– Это правда, что ваш брат избил жену, когда узнал, что она беременна, и у нее случился выкидыш? – спросила хозяйка дома.
Ольга Антоновна поморщилась.
– Виктор был вне себя. Произошла отвратительная сцена. Я прибежала, когда услышала ее крики… По-моему, он хотел убить Надин. Он стащил ее с кровати, бил кулаками и ногами… Его еле оттащили от нее… Он кричал ей такие слова… Я бы никогда не подумала, что у него хватит духу сказать женщине нечто подобное… Я едва сумела успокоить его, сказав, что нам не нужно еще одно убийство, и вывела из ее спальни… Он шел, шатаясь, и в какой-то момент стал плакать, как ребенок. Он рыдал, словно у него сердце разрывалось… Я до сих пор не могу спокойно вспоминать об этом, – прибавила она изменившимся голосом. – Надин была из прекрасной семьи, мы все были уверены, что она станет ему хорошей женой…
– Скажите, – спросила Амалия, – она всерьез была настроена развестись и заполучить Сергея Петровича?
Графиня усмехнулась, но усмешка эта вышла острой, как нож.
– Он умел обещать, – неприязненно сказала она. – Кружил женщинам головы, суля им то, чего не собирался исполнить. Но он бы никогда не женился на Надин, даже если бы она была свободна. И на Луизе он бы не женился. Вам известна история его браков? – Амалия покачала головой. – Его первой женой, уже после того, как скандал улегся, стала немецкая графиня Клотильда Дайберг, а второй – Евдокия Лаппо-Данилевская. Титулом она была пожиже первой, зато принадлежала к очень богатой семье. Обе жены были молоды, хороши собой и обе до брака не имели никаких увлечений. Теперь, сударыня, вы имеете представление о том, какую женщину господин Мокроусов соблаговолил бы назвать своей женой. – Ядом, который эта обыкновенная на вид женщина вложила в слово «соблаговолил», без труда можно было отравить половину города, в котором они находились.
– А вы? – решилась Амалия.
– Что – я?
– Почему вы отказали ему?
– Я? – изумилась Ольга Антоновна. – Отказала? О чем это вы?
– Ведь вы были молоды, богаты и хороши собой, – пояснила хозяйка дома. – Разве нет? Вы были бы прекрасной парой – по крайней мере, в его воображении.
– Да что такое он наговорил вам про меня? – с болезненным любопытством промолвила гостья, захлопывая веер. – Несносный болтун!
– Ну, он-то дал мне понять совсем другое, – пожала плечами Амалия. – Что это вы имели на него виды, а он вынужден был вас разочаровать. Но я ему не поверила.
Положим, Сергей Петрович в разговоре даже не упоминал о сестре Виктора; но ей-то откуда знать об этом?
Амалия могла гордиться своим коварством, когда увидела, что графиня до того рассердилась, что даже отбросила веер, хотя уж он-то точно не был ни в чем виноват.
– Боже мой! Простите, госпожа баронесса, но… Я вижу, мне придется рассказать вам все, потому что Сергей Петрович… Потому что могу вообразить, что он вам наговорил. Так вот: я привыкла к тому, что за мной многие ухаживают. Однако я не была настолько неосмотрительной, чтобы забыть о состоянии отца и о том, что у меня будет хорошее приданое. Поэтому, когда ко мне проявляли интерес господа, у которых нет ни гроша за душой, или такие, как Сергей Петрович, я предпочитала не давать им лишних надежд. О да, я была с ними любезна и даже немного кокетничала, но не более того, а уж когда Сергей Петрович стал намекать на то, что раз уж мы соседи, нам стоит подумать о брачном союзе, я дала ему понять, что никогда на него не соглашусь. Он сделал вид, что говорил в шутку, но я-то знала его и видела, что он задет. Как раз вскоре после этого он и завел интрижку с Надин, которая закончилась столь ужасным образом.
Это был совершенно новый поворот, и Амалия даже простила гостье шпильку о «господах без гроша за душой», под одним из которых наверняка подразумевался и беспечный дядюшка Казимир.
– Вы хотите сказать, что господин Мокроусов увлек ее, чтобы насолить вам? – недоверчиво спросила Амалия.
– Да, он знал, как я отношусь к брату. Мой отец, – пояснила Ольга Антоновна, – был трижды женат, но из всех детей только мы с Виктором были родные и по отцу, и по матери. Мы с ним были очень дружны и принимали дела друг друга близко к сердцу. Так что, когда Сергей Петрович причинял неприятности моему брату, он мог быть уверен, что они отразятся и на мне…
– Но ведь вы могли уехать, – сказала Амалия после паузы. – Или нет?
– Мы бы уехали, поверьте, если бы все было так просто, – грустно промолвила Тимашевская. – Но нам приходилось считаться с мачехой, которая влияла на отца, с ее детьми, которые жили в других имениях нашей семьи… и с тысячью разных условностей. Никто не знает, что у нас с братом вроде бы было много денег, но мы не имели права распоряжаться ими так, как пожелаем. Кроме того, мачеха очень хотела, чтобы отец лишил нас наследства или чтобы нам досталось как можно меньше. Они с отцом жили в это время на Ривьере, но если бы она узнала, что у Виктора нелады в семье, она бы постаралась использовать это в своих интересах. Поэтому он старался не показывать виду, что… И кончилось все тем ужасным взрывом, когда он избил Надин до полусмерти, чуть не убив ее…
