Клод Изнер - Тайна квартала Анфан-Руж
— Что, это написано прямо на руке?
— Прямо на ладони.
— А как насчет ближайшего будущего?
На лице Корали Бленд мелькнул испуг, но Жозеф этого не заметил.
— Я вижу… вижу поезд… Он мчится… красный глаз светится во мраке… я вижу… человека, он едет далеко, очень далеко… Такой легкий, легче перышка… летит над рельсами… Все, больше ничего не вижу.
— Черт, надеюсь, в ближайшее время это не случится. Я, знаете ли, у нас в лавке просто незаменим. Но когда ко мне придет слава, мы с Айрис объедем весь свет, в точности как Филеас Фогг![72] Почему бы и нет?..
Он стоял под окном с треснутыми стеклами и ждал, пока старая ведьма закончит вешать лапшу на уши молодому простофиле. Внезапно кровь просилась ему в лицо: а с какой стати этот тип околачивается возле дома старьевщика? Вряд ли он забрел в эту дыру только ради того, чтобы наведаться к гадалке.
«Выясни».
Он сжал кулаки. Никто не перейдет ему дорогу. Никто!
Наконец парень ушел, старуха заперла дверь, а «посланник» скользнул за угол дома, вне себя от ярости наблюдая, куда двинулся Жозеф.
«Старая обезьяна, грязная карга, ты плохо кончишь! А за тобой, любитель предсказаний, я присмотрю!».
Иветта в своем старом пальтишке, почти не спасающем от холода, стояла возле ослика, положив руку ему на шею. Лицо у нее было усталое, как у взрослой женщины, отягощенной множеством забот.
Виктор вертел фотографию в руках. Как ее назвать? «Смущение»? «Недоверие»? Наконец он нацарапал на обратной стороне. «Маленькая продавщица булавок разглядывает меня, прячась за хромоногим защитником. Апрель…».
Его прервал резкий телефонный звонок. Он снял трубку, прижал ее к уху и свободной рукой дописал: «…1892 года. Иветте всего одиннадцать лет…»
— Да, Жозеф… Да, я понял… Я знаю, что старьевщик живет в квартале Доре. Не сказал вам, потому что не думал, что тут может быть какая-то связь с… Браво. Спасибо, что позвонили. Завтра? Договорились.
Он повесил трубку, натянул пальто, выключил газ и пересек двор.
Когда он толкнул дверь мастерской, Таша заворачивала что-то в бумагу. Он поцеловал ее, потом спросил, кивнув на сверток:
— Что это?
— А, это одежда, которая мне уже мала. Хотела отдать подруге.
— Ты не забыла, что мы сегодня ужинаем в ресторане? Я заказал столик в…
— Черт, совсем вылетело из головы! Сказать по правде, у меня сейчас нет настроения… Все время думаю об этой выставке в Барбизоне…
— Когда ты туда едешь? — невольно вырвалось у Виктора.
Завтра, ты же знаешь. Вернусь в воскресенье вечером. Ох, любимый, ты сейчас выглядишь так, что мог бы стать моделью для художника, чья палитра состоит только из черных, темно-зеленых и свинцово-серых тонов с редкими проблесками оранжевого.
— Не разбираюсь я в живописи. О ком ты говоришь?
— Об Эль Греко.
— Ах, о «Снятии с Креста»! Что ж, благодарю за сравнение.
Таша расхохоталась.
— Прости, но ты действительно так выглядишь: мрачный, обиженный, подозрительный.
— Ну да, а еще слишком чувствительный, безумно влюбленный и ревнивый! Ты жестока ко мне, Таша. Я вечно боюсь упасть в твоих глазах.
— Зачем ты такое говоришь? Я никогда не полюблю другого.
— Правда?
— Правда, потому что никто не будет со мной так терпелив. Со мной трудно ужиться, а?
— Ты не бросаешь меня только поэтому?
— Дурачок! Только с тобой, и ни с кем другим я хочу прожить всю жизнь.
— Тогда выходи за меня.
— Нет уж, я не позволю тебе совершить такую ошибку, ты мне слишком дорог. Разве брак так уж необходим? Ну, зарегистрируют нас как мужа и жену, и я стану мадам Легри — что это изменит в наших отношениях? На тебя будут глядеть с жалостью и перешептываться за спиной: «Бедняга Легри, всем известно, что у его жены ветер в голове. Она же художница! Якшается с вольнодумцами!» Тебе это не понравится, уж я-то знаю. Куда благоразумнее оставаться твоей любовницей. Когда мужчина спит с такой как я — это нормально. Но когда он на ней женится…
— Да плевать я хотел, что о нас подумают…
— Ну-ну, успокойся. Может, не пойдем никуда сегодня? Останемся дома, я принесу твои мягкие туфли, мы немного почитаем, поболтаем у огня… Как тебе такой семейный вечер?
— Да разве я могу не согласиться? — прошептал Виктор, увлекая Таша в альков.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Четверг, 14 апреля
Туман, висевший над Парижем, начал постепенно рассеиваться, и полдень выдался холодным, но ясным. Виктор решил пройтись: ему не нравилось, что Жозеф, отправившийся в квартал Доре в поисках Леонара Дьелетта, наткнулся на запертую дверь, а потом еще долго бродил по грязным улочкам, спрашивая у прохожих, не видел ли кто старьевщика или его дочь. Никто не смог помочь ему. В итоге Жозеф провалил задание.
Что же случилось со Дьелеттом? Этот вопрос — как и многие другие — не давал Виктору покоя. Хоть бы с девочкой все было в порядке. Чем ближе он подходил к Монмартру, тем громче звучал его внутренний голос, подсказывавший, что жестокая смерть ждет всех, кто имеет хоть какое-то отношение к таинственной чаше.
Он остановился передохнуть у церкви Сент-Эсташ. Отсюда были хорошо видны крыши квартала Ле-Аль, напоминающие выщербленные зубы, вцепившиеся в небо. Над ними суровым часовым, стерегущим город от притаившихся в каждой подворотне демонов, возвышалась башня Святого Иакова. Виктору казалось, что демоны крадутся за ним по пятам, и в лошадином ржании за спиной ему чудился злобный хохот…
Он пробирался сквозь толпу уличных торговцев и гуляк, когда вдруг увидел знакомую маленькую фигурку.
— Иветта! — Он коснулся ее плеча, и она обернулась: он увидел старое, морщинистое лицо.
— Купите ленту, мсье.
Виктор помотал головой, поскользнулся на салатном листе, валявшемся у входа в грязную забегаловку, и официант на пороге громко расхохотался. Виктор ринулся к бару с автоматами, как утопающий к проплывающему мимо бревну.
Зазывала, оседлав стул, предлагал прохожим ознакомиться с революционным изобретением французской Ассоциации общественных водозаборных колонок. Вдоль стен располагались ряды бочонков — пунш, пиво, малага: достаточно было опустить монетку в специальную прорезь, чтобы стакан, подставленный под кран, наполнился тем напитком, который вы выбрали.
— Всего за каких-то десять сантимов вы получаете полную кружку или стакан! Наши автоматы работают точнее, чем часы: бросил монетку — получил напиток. И не думайте, что в бочонке кто-то сидит. Нет, мсье, это наука! Правда, ваш стакан сам собой не вымоется, это сделают нежные ручки мадемуазель Прюданс — так что не забывайте про чаевые. Ну же, месье, смелее, наши автоматы не кусаются!
Веселый зазывала впился взглядом в Виктора, приклеившегося к стойке. Но тот, не замечая его, обратился к мадемуазель Прюданс:
— Мадемуазель, вы случайно не видели девочку лет одиннадцати-двенадцати? Она продает булавки около вашего заведения.
— Не знаю. Может, и видала. — Женщина вяло приняла у него двадцать су.
— Когда она была здесь в последний раз? Это очень важно.
Прюданс посмотрела на него с подозрением:
— А вы, случаем, не из тех негодяев, что любят маленьких девочек? — напустилась она на Виктора.
Тот залился краской до самых бровей.
— Да как вы могли такое подумать!
— А что? Скажете, вы ее папаша?
— Прюданс, что там такое? — вмешался зазывала.
— Этот фрукт ищет Иветту.
— Иветту? Так ее еще вчера забрали в участок.
— В какой участок? — повернулся к нему Виктор.
— Какая вам разница? Все равно она наверняка уже в камере.
Виктор приподнял шляпу и вышел.
— Шляются тут всякие и ничего не покупают, — проворчал недовольно зазывала.
Он прислонил велосипед к стене, присел на корточки — якобы чтобы проверить, хорошо ли прокручиваются педали, и украдкой взглянул на книжную лавку «Эльзевир». Японец только что ушел. Тип, который шлялся вчера по кварталу Доре, сидел за прилавком и читал газету. Но утром он, выйдя из дома на улице Висконти, зачем-то долго бродил по городу, и только потом отправился в лавку.
— Вам нужна помощь? — раздалось у него над ухом.
Он вздрогнул от неожиданности.
— Нет, благодарю, я уже сам справился.
Он не стал поднимать головы и видел только, что рядом с ним остановились высокие черные ботинки, длинный фиолетовый плащ и накидка из шотландки.
— Даже не пытайтесь меня убедить, дорогая! — громко произнес визгливый женский голос. — Это только прибавляет лишних забот!
— Но, Рафаэль, подумайте хорошенько: еще лет шестьдесят назад наши деды и представить себе не могли, что можно разъезжать по дорогам на двух колесах. Уверяю вас, за велосипедом — будущее! Матильда, вы-то со мной согласны?
