Юрий Бурносов - Два квадрата
– Кто знает, что станется с нами уже завтра, так что же не послужить господу днем нынешним? – вопросил брассе Хауке. Подтверждая эти слова, миссерихорд с арбалетом приготовился уже поднять свое оружие и пустить стрелу, но тут словно бы грянул гром. Конестабль не понял сразу, что это был пистолетный выстрел; кони миссерихордов вскинулись, один бросился в лес, продираясь сквозь кусты, – слышно было, как всадник пытается остановить его воплями и руганью. Тот же, что был с арбалетом, медленно вывалился из седла и упал на дорогу, зацепившись ногою за стремя.
Аксель сидел в повозке как доселе, а в руке его дымился пистолет Бофранка. Конестабль знал, что там есть и второй заряд. Он не ожидал от слуги такой прыти, равно как не мог даже предположить, что тот без спросу возьмет оружие. Что ж, непослушание симпле-фамилиара пришлось как нельзя кстати. Потом и спросить с него, а сейчас…
– Я полагаю, более никто не хочет испытывать судьбу? Господь не вступился за своего слугу, презревшего закон.
– В самом деле, – произнес брассе Слиман, оборачиваясь к своим спутникам, каковых осталось двое. Из лесу слышались крики третьего всадника, который никак не мог вернуть коня на дорогу.
– Вы только что убили миссерихорда, – прошипел брассе Хауке.
– Тогда как он возжелал убить меня. Кто же тут преступник? Посмотрите лучше, нельзя ли чем помочь раненому, – кажется, он еще жив.
Спешившись, брассе Слиман и третий всадник, доселе молчавший, принялись осматривать спутника, который и в самом деле тихо стонал. Из леса наконец выбрался еще один миссерихорд – плащ его был разорван, а лицо изрядно исцарапано ветвями.
– Пожалуй, мы вернемся и обо всем расскажем грейсфрате, – пригрозил брассе Хауке, разворачивая коня.
– Уверяю, это было бы лучшее, что вы могли сделать, притом с самого начала, – напутствовал Бофранк. Теперь, когда нужда в стрельбе и драке отпала, он почувствовал, как болезненная слабость вновь надвигается на него, овладевая всеми членами. Конестабль поспешил сесть в повозку, предварительно отобрав у Акселя пистолет.
Приехав к дому старосты, он обнаружил, что ускакавшие вперед миссерихорды уже упредили Броньолуса о происшествии. Староста Офлан в явном испуге сновал у коновязи и, завидев конестабля, тот час бросился навстречу, прижимая руки к груди и вопрошая:
– Что же вы сделали? Что за умысел?
– Вам-то что, – пожал плечами Бофранк, покидая повозку. – Дело имеет касательство только ко мне.
Староста хотел что-то возразить, но ненароком узрел в руке Бофранка пистолет и в ужасе умолк.
Остальная часть дня прошла, словно ее и не было: конестабль по приезде сразу же уснул, ибо его пробрал жестокий озноб. Когда же Аксель разбудил его к ужину, Бофранк сквозь болезненную дремоту пробормотал, что ужинать отнюдь не хочет, только лишь выпил бы воды. Впрочем, когда симпле-фамилиар принес просимое, конестабль уже снова крепко спал.
Утро же началось с того, что Бофранка разбудил один из прибывших с грейсфрате людей и сообщил, что Броньолус желал бы безотлагательно видеть прима-конестабля в своей комнате. Бофранк довольно невежливо ответил сквозь дверь, что полагал поспать еще пару часов, затем позавтракать и только после решать неотложные дела грейсфрате. Удивившись такому неповиновению, человек помолчал, потом сказал, что так и доложит.
Бофранк повернулся на другой бок и прикрыл голову подушкою, но уснуть уже не сумел. Помянув черта, он натянул несвежую рубаху, отметив для себя попенять Акселю, что не приготовил чистого белья, надел сверху камзол и, не став даже причесывать волосы и не умывшись, направился к Броньолусу, чтобы разрешить все вопросы и продолжать хворать. Грейсфрате уже позавтракал – слуги выносили из его комнат подносы с остатками пищи. У двери Бофранка остановили с намерением вначале доложить, но конестабль ни на миг не задержался и прошел внутрь.
– Ваша выходка была нехороша, – сказал грейсфрате, разумея происшествие на дороге. Он никак не удивился появлению Бофранка и даже не приветствовал его. – Из тех выходок, что не могут расположить меня к человеку, пускай даже мудрому и ученому. Хотя назвать вас мудрым после этого я бы не взялся.
– Вам виднее, – безразлично заметил Бофранк, садясь. – Зачем же позвали меня, ничтожного?
– Ничтожным вы быть не можете, прима-конестабль, – сказал Броньолус. – Я хотел переговорить о нашем скорбном деле. И вначале хочу кое-что пояснить. Усвойте, прима-конестабль: сегодня сила здесь – это я. На мне лежит благая и великая миссия – вернуть величие миссерихордии.
– Любым путем?
– Любым путем. Я найду виновных, пусть даже они не будут виновны. Хотя кто не виновен перед богом? Это даже не грех, прима-конестабль, тем более для меня, посвятившего жизнь борению со злом. Как ни противно вам такое стечение обстоятельств, вы бессильны. Смиритесь. Если вы поможете мне – я найду возможность отблагодарить. Ваше слово стоит многого, и… – Грейсфрате осекся, бросив короткий взгляд на лицо Бофранка. – Что ж, если вы не стремитесь помочь, то не беритесь и вредить. Я не потерплю вашего участия в делах в той мере, что сможет мне помешать.
– Бьюсь об заклад, вы уже определили виновных, – криво улыбнулся Бофранк.
– Вы правы, – кивнул Броньолус. – Я выбрал их: ничтожных, глупых людей, которые никогда не в силах будут осознать то благо, что принесут своей смертью. Предвижу еще один ваш вопрос и скажу сразу: страшные убийства, что произошли здесь, никем не подстроены, и я не знаю, кто же истинный убийца. Да и надо ли?
– Так дайте мне время.
– Я говорю: надо ли знать?! Допустим, вы найдете злодея или злодеев. Неделю ли, месяц спустя – кара настигнет их. Но можем ли мы сегодня понять, кто это будет и чем руководствовался он, неся смерть? Простолюдин или знатный поселянин? Мерзкий язычник или верный раб истинной церкви? Могут быть вопросы, прима-конестабль, могут быть вопросы. А я – я сделаю из событий в поселке легенду, которая обессмертит мое имя.
– Вы опасны, – сказал Бофранк с омерзением. – Я вынужден буду доложить герцогу.
– Вы смогли бы это сделать, будь вы в столице. – Броньолус сидел с таким же спокойным лицом, как и прежде, но глаза его не могли не сдержать радости. – Но вы, к несчастью, здесь. А на сегодня власть здесь – это я. Сила – это я.
– Я полагаю, вы ошиблись.
Грейсфрате перевел взгляд с лица конестабля на пистолет, который тот извлек из-под одежды и держал теперь в руке.
– О! Вы намерены стрелять в меня?
– Я не остановлюсь перед этим, хотя буду стараться обойтись без огня.
– Теперь я и подавно вижу, что в соратники вас не заполучить. Тимманс был прав.
– Кто в коридоре? – не слушая более Броньолуса, спросил конестабль. – Прикажите им убраться.
– У вас только один выстрел. Или два? А вы помните, сколько со мной прибыло человек? Да и любой здешний житель скорее со мной, нежели с вами. Поэтому положите свой пистолет.
Бофранк лихорадочно продумал возможные варианты развития положения. Забаррикадироваться в комнате и, угрожая жизни Броньолуса, потребовать послать гонца в столицу? Но как продержаться столько времени без сна, путь ведь неблизкий… Убить грейсфрате и обвинить его в измене и ереси? Но кто поверит?
– Вы омерзительны, грейсфрате. Вам лучше убить меня – вернувшись в столицу, я обо всем доложу герцогу. Вас повесят.
– Убить? Нет-нет, я не так жесток. Более того, фрате Тимманс уже отправился с письмом к известным мне лицам, которые и решат вашу судьбу. Что же до возвращения, то оно предстоит вам не скоро. Вы же знаток законов, посему вам ведомо, что на всех допросах, судах и прочих актах миссерихордии в отсутствие коронного судьи обязан быть чиновник от герцога. Ближе вас никого нет, так не погнушайтесь же принять участие в наших делах.
– Вы серьезно?
– Отчего же нет, мой дорогой хире конестабль? Отчего нет? Я не требую от вас подписывать обвинительное заключение, я даже позволю вам изложить там свое несогласие. Видите, я чту законы.
– Я не желаю присутствовать на допросах. Я видел допросы и знаю, что они на деле.
– Однако придется. Я велю приводить вас на допрос против вашей воли. Помните, хире Бофранк, вы у меня в руках. Не я у вас. Так что вы скажете?
– Не думаю, что зрелище герцогского чиновника, связанного или закованного в железо, обрадует здешних жителей. А своими ногами на допросы и суд я не приду.
– Вы неосмотрительны, – покачал головой Броньолус. – Не вижу другого выхода, как поместить вас под стражу. Уверяю, условия содержания будут самые приятные.
– На этом и остановимся. Ничего более я от вас слышать не желаю.
– Ничего более от меня слышать вам и не нужно, – сказал грейсфрате и тихонько засмеялся. – Да… Мне сообщили, что в юности вы перенесли интересное приключение с неким Волтцем Вейтлем, сыном печатника. Полагаю, сия тайна и должна оставаться тайною, не так ли?
