Антон Чиж - Смерть носит пурпур
Под размышления незаметно кончилась Бульварная улица, он свернул на Госпитальную, от которой уже виднелось здание мужской гимназии с угловой церковью. За спиной послышались торопливые шаги. Кто-то догонял его, не скрываясь. Ванзаров обернулся. К нему спешил помощник пристава Скабичевский. И отряда городовых с ним не было. Чиновник участка запыхался и раскраснелся, что при полноватой фигуре и невысоком росте было несколько комично. Подбежав, он сдернул фуражку, но никак не мог выговорить ни слова, а только хватал ртом воздух.
– Прошу… простить… – кое-как наконец выдавил он. – Вы позволите?
Ванзаров был открыт для любого общения, если на него не надевали браслеты.
– Я догнал вас для того… – Скабичевский все еще не мог говорить внятно, – …чтобы попросить прощения.
– Извинения от пристава мною приняты.
– Нет, господин Ванзаров, я хотел извиниться от себя лично. Прошу меня простить, прошу искренно и чистосердечно. Я предупреждал господина Врангеля, что это какая-то нелепость, но он уперся, и ни в какую. Я ничего не мог поделать… Слышал о ваших успехах, и мне стыдно, что в нашем городе с вами обошлись подобным манером… Еще раз примите мои самые искренние извинения.
Протянув руку, Ванзаров ощутил твердое, точно каменное, прикосновение ладони.
– Всякое бывает, – сказал он.
– Господин Ванзаров, не в качестве искупления, а, так сказать, по долгу службы, я могу быть вам чем-нибудь полезен?
Предложение было как нельзя кстати. Город был чужой, любая справка требовала обращения к приставу. Еще раз встречаться с Врангелем совершенно не хотелось. Помощник пристава имел возможностей ничуть не меньше, а жителей города знал наверняка куда лучше. Общаться с ними ему приходилось куда чаще. Ванзаров поблагодарил и от помощи не отказался.
– Какое дело вы расследуете? – спросил Скабичевский. – Что вам рассказать?
Вопрос оказался не так прост, как казался. Это был редчайший случай, когда Ванзаров не мог четко сказать, что ему нужно. Вроде бы и дела никакого не было, одни подозрения. Да и подозрения-то слишком расплывчатые.
– Представьте себе ситуацию, коллега… – сказал Ванзаров и отметил, как понравился простой комплимент Скабичевскому. – …есть господин, которому угрожает опасность. Попросту говоря, его могут убить. Однако точно неизвестна причина, почему его хотят убить. Более того: неизвестно, зачем его вообще убивать. Нет никаких ясных признаков, что его могут убить. Тем не менее я уверен, что его должны убить. И пока никак не могу этого предотвратить. Даже если сам буду дежурить при нем день и ночь. Что скажете о такой логической коллизии?
Таким оборотом Скабичевский был заинтригован. Это настолько не походило на все, чем ему приходилось заниматься, что не могло не вызвать интереса. Все-таки он чиновник полиции, хоть и служит в самом безопасном городе империи.
– Прямо какое-то уравнение со всеми неизвестными, – наконец сказал он, так толком ничего не придумав.
– Довольно точно подмечено, – согласился Ванзаров. – Уравнение есть, результат уравнения известен, а вот члены уравнения состоят из одних неизвестных. Как будем решать?
– Позвольте узнать, кого предполагаете на роль жертвы?
– Некий господин Федоров, учитель гимназии в отставке, в прошлом крупный ученый…
Новость эта привела Скабичевского в недоумение. Кажется, он старался, но не мог вспомнить, о ком идет речь.
– Живет в доме-с-трубой на Гатчинской дороге, – помог Ванзаров.
– Ах, этот… – Лицо чиновника участка брезгливо скорчилось. – Старый опустившийся пьяница. Устраивает скандалы по любому поводу, живет бобылем. Все его терпеть не могут. Но чтобы убить… Да кому он нужен?
– Полностью с вами согласен. Однако есть фактор, который заставляет меня настаивать, что преступление будет совершено.
– Что это за фактор? – спросил Скабичевский, которому было безумно интересно вот так важно обсуждать вопросы полицейской службы.
– Моя уверенность, – ответил Ванзаров. – Говорю не от зазнайства, а чтобы не сказать слово «интуиция». Очень не люблю это слово. Интуиция в нашем деле только мешает.
– Не смею отрицать ваших способностей, Родион Георгиевич, но объект ваших опасений столь невзрачен и бесполезен, что…
Ванзаров перебил:
– Что вам о нем известно доподлинно?
– Самые общие слухи: когда-то был известным ученым, потом со скандалом ушел в отставку из гимназии, начал пить…
– Чем занимается на пенсии?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Он преподавал у вас в гимназии?
– Счастливо избежал этого…
– У Федорова есть помощник, некий Нарышкин, такой тихий и печальный субъект. Что-нибудь о нем известно?
Чиновник участка только плечами пожал.
– Никак не пойму ваших опасений… – сказал он.
– Николай Семенович, хотите небольшое пари?
Скабичевский согласился, не раздумывая.
– На что спорим? – спросил он.
– Не на что, а о чем. Мы с вами незнакомы, о вас я ничего не знал до сегодняшнего дня, если не считать вчерашней случайной встречи. Поэтому узнать подробности вашей жизни я не мог. Согласны?
Чиновник не возражал.
– А хотите, я прямо сейчас расскажу о вас кое-какие подробности?
– Почту за честь…
Ванзаров осмотрел Скабичевского, будто ощупал с ног до головы.
– Значит, так… Вы женились лет пятнадцать назад. Живете в собственном доме. Жена ваша принесла хорошее приданое, выше вас на голову и характер имеет трудный. У вас трое детей, вы заботливый отец, в чем переняли характер вашего отца, которого обожали. Летом любите удить рыбу, что позволяет вам отдохнуть от жизненных неурядиц. И ждете не дождетесь, когда начнется сезон. Стали замечать за собой некоторые проблемы с памятью. Недавно жена ваша выгнала прислугу, приревновав к вам, хотя случай был совершенно невинный, а прислуга – некрасивая деревенская баба. Ну и еще кое-какие мелочи.
– Как… – только и смог проговорить Скабичевский, пораженный не меньше зрителя, перед которым факир проглотил горящую шпагу.
– Все факты вы представили мне сами, – ответил Ванзаров. – Осталось только их расшифровать.
– Научите этому фокусу, Родион Георгиевич, умоляю!
– Это не фокус, коллега. Извольте… У вас на цепочке три медальончика, скорее всего там снимки ваших детей. Ваше обручальное кольцо довольно потертое и с царапинами. Судя по вашей одежде, вы человек, склонный к аккуратности. Значит, кольцо износилось от времени. Примерный срок десять-пятнадцать лет. Учитывая, что первый брелок уже вышел из моды, делаем вывод, что брак ваш длится не менее пятнадцати лет. О собственном доме говорит ключ, который вы показали, вытаскивая из кармана платок. Любовь ваша к отцу видна из того, что вы носите на той же цепочке старые недорогие часы. Скорее всего, это часы вашего отца, который передал их вам, как отец передает сыну. Стоимость их говорит о том, что вы из небогатой семьи. Часы вам дороги, часто их чистите. Часто в таких моделях бывает милый секретик: музыкальный органчик, выдвижное зеркальце или приятная безделушка. Наличие дома указывает, что вы получили его в качестве приданого.
– Про характер жены как узнали?
– Если женщина принесла богатое приданое, а у мужа характер мягкий, при этом на щеке его заметны ссадины, которые можно получить от того, кто выше ростом, а значит, сильнее, то вывод станет очевидным… Извините.
– А про горничную?
– Установив характер вашей супруги и приложив к нему нечищеные ботинки, можно сделать вывод, что у вас в доме уволили прислугу, которая ими занималась. Причина, скорее всего, в том, что вы сказали ей ласковое слово, просто так. Чего для вашей супруги было достаточно.
Скабичевсий погрустнел и только кивнул.
– Да, все просто… Но вот рыбалка?
– Кончики ваших пальцев. На них крохотные точки, как от уколов крючками, с которыми вы возитесь дома.
– А про память?
– По гимназической привычке вы делаете на левой ладони пометки. Для чего? Чтобы поддержать память, которая стала вас подводить… Еще раз прошу извинить, если ненароком обидел…
– Это было великолепно, Родион Георгиевич, – сказал Скабичевский. – Теперь я понимаю, что не гожусь для службы в полиции. Таких способностей, как у вас, у меня и в помине нет… Как ни грустно. Но служить надо, вы правы, своих денег у меня нет…
– Не переживайте, Николай Семенович, это все ерунда. У вас есть главное: ясный ум. А натренировать его не составит труда. Было бы желание…
– Вы так полагаете?
Нельзя отнимать надежду у человека, даже когда горькая правда очевидна. Ванзаров заверил, что способности Скабичевского не раскрыты еще и наполовину. Для Царского Села их хватит с лихвой.
– Вы меня убедили, – сказал Скабичевский, утешенный и приласканный. – Приходится вам поверить. Хотя кто может желать смерти Федорову, даже представить не могу.
– Вчера у него был праздничный прием…