Николай Томан - Взрыв произойдет сегодня
— Ну, а Гербст?
— Гербст лежал без движения. Я нагнулся над ним и пощупал пульс. Пульс не бился. Торопливо обыскав карманы обер-лейтенанта, я вынул все, что там находилось. Среди документов Гербста я нашел его донесение коменданту города майору фон Циллиху…
Хмелев умолк и тяжело вздохнул.
— Что же было в донесении? — нетерпеливо спросил Дружинин.
— Все, кроме самого главного… В нем не было указано место минирования.
— Но что же там, в таком случае, было?
— Вес мины и время, когда она должна взорваться.
— Когда же?
— В нынешнем году. Взволнованный Дружинин встал.
— Почему об этом вы сообщаете только сегодня? — настороженно спросил он.
— О том, что один из заводов заминирован, — спокойно ответил Хмелев, — я доложил, как только в город вошли наши войска. Я даже передал командиру саперной части донесение Гербста, полагая, что оно пригодится ему.
Дружинин широко зашагал по комнате, размышляя об услышанном.
— Разве воинская часть не предприняла поисков мины — спросил он, почти вплотную подойдя к Хмелеву. Хмелев выдержал его взгляд и спокойно ответил:
— Мину искали. Занимался этим капитан инженерных войск Овсянников. Высокий такой, красивый молодой человек. Обшарил он со своими саперами все три завода и нашел мину в канализационных трубах завода имени Лазо. Ну, я после этого немного успокоился, решив, что опасность устранена. К тому же до сих пор мина, по сути дела, и не угрожала никому: заводов-то фактически не было. А вот сегодня, узнав, что вы вернулись из области и, возможно, привезли какую-нибудь директиву о восстановлении заводов — об этом ведь давно в городе поговаривают, — я снова встревожился и подумал, что фашисты могли, кроме канализационных труб, и еще где-нибудь мину поставить.
— А расписку-то вашу саперы нашли? — поинтересовался Дружинин.
— Не знаю… Овсянников ничего не говорил мне о ней. Не нашли, пожалуй…
Дружинин задумался, прошелся несколько раз по комнате и спросил:
— Больше ничего вы не можете рассказать?
— Это все, что я знаю, Владимир Александрович, — ответил Хмелев, вставая. — Если у вас не будет больше вопросов, могу я уйти?
— Да, конечно, можете идти. Вопросов пока больше не будет.
Опасения Шубина
Секретарь Краснорудского райкома партии Владимир Александрович Дружинин давно уже с нетерпением ждал решение центра о восстановлении заводов своего района. Дождался наконец этого решения, и вот теперь вдруг такая неожиданная помеха!.. Едва сдерживая раздражение, он барабанил пальцами по настольному стеклу, не зная, что предпринять. Потом встал, открыл дверь в приемную и сказал своему секретарю Варе Воеводиной, читавшей какие-то бумаги:
— Мне нужно с тобой посоветоваться. Зайди-ка на минутку.
Он знал Варю еще девчонкой, так как она была дочерью его друга, погибшего на фронте, и по-отечески называл ее на «ты».
— Варя, ты ведь была в городе после ухода фашистов? — спросил он, когда Воеводина вошла в кабинет.
— Была, Владимир Александрович.
— Не слыхала ли разговоров о том, что фашисты будто бы заводы заминировали?
— Нет, не слыхала. А что, разве есть такое опасение? — встревожилась Варя.
Дружинин кратко сообщил ей о своем разговоре с Хмелевым и тотчас же строго предупредил:
— Только об этом никому ни слова!
— Понимаю, Владимир Александрович, не маленькая. Заметив, что Варя слегка побледнела, Владимир Александрович спросил:
— Чего же ты разволновалась так?
— Как же не волноваться, Владимир Александрович! — Воеводина подняла удивленные глаза на Дружинина. — Ведь дело идет о судьбе краснорудских заводов, значит, и о нашей с вами судьбе. Ну что за жизнь у нас в городе, да и во всем районе, без этих заводов?
Дружинин успокоил ее:
— Не волнуйся, Варя, страшного тут ничего нет. Если мина и стоит где-нибудь, она не ускользнет от нас. Сегодня же мы начнем искать ее, и это не должно отразиться на восстановительных работах. Забот только у тебя теперь прибавится. Адреса всех бывших инженеров, техников и кадровых рабочих краснорудских заводов завтра же должны быть у меня на столе. Справишься?
— Так точно, Владимир Александрович!
Дружинин улыбнулся:
— Ты у меня молодец, Варя! По-военному отвечаешь. Это хорошо. Мы ведь теперь солдаты могучей восстановительной армии, и всё у нас должно быть, как на войне, — быстро и четко. Договорились?
Варе нравился этот большой беспокойный человек. Он был неутомим в работе и от других требовал того же, однако с ним легко и весело было делать любую, даже самую трудную, работу.
— Получай, — весело продолжал Дружинин, — еще одно задание: срочно пригласи ко мне капитана Шубина.
…Начальник районного отделения государственной безопасности капитан Шубин зашел к Дружинину спустя полчаса. Это был высокий, худощавый человек с резкими чертами лица. Поздоровавшись с Владимиром Александровичем, он пристально посмотрел на него.
— Чувствую, что вы неспроста меня пригласили, Владимир Александрович. Серьезное что-нибудь? — спросил он, закуривая папиросу.
Дружинин сообщил ему все, что узнал от Хмелева. Капитан слушал его внимательно, делая глубокие затяжки и нервно покусывая кончик папиросы. Сообщение Хмелева заинтересовало его. Когда Владимир Александрович кончил свой рассказ, Шубин спросил:
— Ну, а что вы сами об этом думаете? Как по-вашему: хитрит или не хитрит старик?
Дружинин ответил не сразу. Помолчав, произнес задумчиво:
— Может быть, и мало оснований доверять Хмелеву, но мне почему-то кажется, что он не обманывает. И в самом деле могло так случиться: старик помогал партизанам, был строго законспирирован, знал об этом всего один человек, и вот человека этого не стало… Комиссар местного партизанского отряда действительно ведь погиб незадолго до освобождения города.
— Все это верно, — подтвердил Шубин, — я допускаю такую возможность, но есть одно обстоятельство, которое заставляет меня насторожиться.
— Что именно?
— Все, что вам рассказал Хмелев, он сообщил и мне еще в прошлом году, однако почему-то умолчал о мине, и это мне кажется подозрительным.
— А мне нет, — возразил Дружинин. — Он не сказал о ней потому, что считал ее неопасной.
— А теперь?
— Теперь другое дело. Раньше почти не было риска, если бы она и взорвалась. Развалины от этого не очень пострадали бы. Я даже допускаю, что он, если так можно выразиться, надеялся на взрыв вхолостую: взрыв уничтожил бы неприятный для него документ. Ведь после смерти комиссара Хмелеву нелегко было бы оправдаться. Но когда до него дошел слух, что заводы хотят восстанавливать и взрыв будет угрожать уже не развалинам, а строительству, людям, занятым на стройке, в нем сказался наш, советский человек, — он пренебрег личными интересами.
— А может быть, он просто пошел на провокацию?
— На провокацию? — удивился Дружинин.
— Да, на провокацию, — повторил Шубин. — Хмелев мог просто пустить слух о мине, чтобы взвинтить наши нервы, посеять страх перед возможным взрывом, затормозить восстановление заводов.
Шубин задумался, скомкал окурок и добавил, чуть понизив голос:
— Ведь если к делу подойти с психологической точки зрения, то миной замедленного действия может оказаться сама выдумка Хмелева о нависшей над нами опасности.
Капитан налил в стакан воды из графина, жадно выпил ее и продолжал возбужденно:
— Все это, может быть, очень тонко задумано. Уличить его в обмане почти невозможно. Он ведь ничего не говорит наверняка, ничего не утверждает. Он только высказывает предположение, но вы уже сомневаетесь, уже не можете быть спокойным. А как будут работать на строительстве инженеры и рабочие, все время чувствуя себя на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется…
— Но для чего же тогда понадобилось ему рассказывать историю о компрометирующем его документе? — спросил Дружинин.
— Для убедительности. Это ведь тоже чисто психологический прием.
Владимир Александрович задумчиво прошелся по комнате, заложив руки за спину.
— Нет, — заявил он, остановившись перед Шубиным, — не убедили меня ваши доводы. Кто такой был Тихон Хмелев до войны? Старый потомственный рабочий, один из лучших кузнечных мастеров на заводе. В общем, честный советский человек. И вот он оказался в городе, оккупированном фашистами… Вы человек осторожный. Вам кажется, что Хмелев поддался уговорам врага и стал предателем, а по-моему, он не мог пойти на это.
Шубин налил себе еще полстакана воды, но, так и не выпив ее, поспешно заметил:
— А вы думаете, Владимир Александрович, меня самого не огорчает мысль, что он, может быть, провокатор? Однако я должен предусмотреть и эту возможность, тем более что знаю некоторые черты характера Хмелева.
