Сюзанна Грегори - Нечестивый союз
До него донесся голос брата Майкла, нараспев читающего молитвы. Отогнав прочь тяжелые мысли, Бартоломью приступил к своим обязанностям. В церкви все еще царил сумрак, и лишь через окно, расположенное в ее восточной части, проникал слабый луч света. Позднее, когда взойдет солнце, льющийся сквозь чистые стекла свет заиграет на покрытых росписью стенах, делая краски живыми и яркими. Особенно мастерски была выполнена фреска, представляющая день Страшного суда. На ней был изображен дьявол с козлиной головой, бросающий в адские пропасти души грешников. Напротив нечистого возвышался святой Михаил, спасающий душу праведника. Бартоломью часто размышлял над тем, из каких соображений художник облачил дьявола в мантию ученого.
Брат Майкл продолжал молиться. Бартоломью открыл небольшой шкафчик, извлек оттуда чашу и дискос, потом перевернул несколько страниц огромной Библии и нашел главу, которую предстояло прочесть сегодня. Затем он обошел церковь, зажигая свечи и расставляя стулья для тех членов маленькой общины, кто был не в силах стоять.
Проверив уровень святой воды в сосуде, он заметил, что на поверхности ее образовалась грязная пленка. Исподтишка бросив взгляд на Майкла и удостоверившись, что тот полностью погружен в молитву, Бартоломью вылил старую воду в кувшин, торопливо вытер сосуд и вновь наполнил его. Затем, пока Майкл ничего не заметил, Бартоломью бережно, стараясь не пролить ни единой капли, слил старую воду в умывальницу около алтаря. По университету ходили упорные слухи, что колдовство и черная магия получили в Англии небывалое доселе распространение. Причину тому видели в нехватке священников вследствие чумного поветрия. Святую воду, которую колдуны могли похитить, дабы использовать в своих нечестивых ритуалах, следовало беречь как зеницу ока. Слив ее в умывальницу, Бартоломью мог быть уверен в том, что по трубе она стечет в подвал церкви и уже никто не сумеет собрать и продать ее. Впрочем, будучи практикующим доктором и преподавателем медицины в Майкл-хаузе, он опасался отнюдь не только происков колдунов и ведьм. Ему вовсе не хотелось, чтобы его коллеги, прикоснувшись к гниющей воде, пали жертвами жестокого недуга.
Брат Майкл меж тем закончил свои молитвы. Бартоломью заметил, что тот взял кувшин и сделал добрый глоток вина, предназначенного для мессы. Монах широко зевнул и принялся рассказывать историю: накануне на ярмарке продавец индульгенций пытался продать ему прядь волос якобы с головы архангела Гавриила. Возмущенный Майкл потребовал доказать, что волосы эти действительно принадлежали Гавриилу. В ответ он услышал, что архангел сам вручил продавцу эту прядь, явившись ему во сне. Майкл с гордостью сообщил, что собственноручно столкнул мошенника вместе с его поддельной реликвией в Королевский ров. Услышав это, Бартоломью поморщился. В ров попадали стоки со всего города, вода там была гнилая и вонючая, и несчастный торговец, вызвавший праведный гнев Майкла, мог получить целый букет болезней.
Прежде чем Бартоломью успел что-нибудь сказать, церковные двери распахнулись, и в помещение стали заходить магистры и студенты, в столь ранний час имевшие сонный вид. Майкл и Бартоломью торопливо опустились на колени перед алтарем, надеясь, что праздная болтовня, которой они предавались вместо молитвы, не стала достоянием чужих ушей. Бартоломью наблюдал, как ученые мужи из Майкл-хауза занимали свои места на хорах. Члены совета колледжа стояли по правую руку от мастера, за ними толпились студенты. Кинрик ап Хьювид, служивший Бартоломью посыльным, ударил в колокол, подавая знак к началу службы. Магистры и студенты из пансиона Фисвика, которым было дозволено пользоваться церковью Майкл-хауза, ибо их собственная была закрыта с начала чумной эпидемии, заняли места напротив своих ученых собратьев. Достигнуть соглашения оказалось непросто: обитатели Фисвика, вынужденные полагаться на любезность своих коллег из Майкл-хауза, были не слишком довольны, а ученые из Майкл-хауза отнюдь не горели желанием делить с кем-либо свою церковь, безраздельно принадлежавшую им в течение двадцати пяти лет. Бартоломью заметил, как Ричард Хэрлинг, принципал пансиона Фисвика, и глава ученого совета Майкл-хауза Роджер Элкот обменялись холодными улыбками.
В центральный неф, зевая и потирая сонные глаза, вошли немногочисленные прихожане, и брат Майкл начал службу. Голос его, глубокий и звучный, вознесся к церковным сводам. Краешком глаза Бартоломью заметил, что в воздухе мелькнул какой-то предмет. Он упал на пол неподалеку от студентов Майкл-хауза, к счастью никого не задев. Судя по темному пятну, расплывшемуся на полу, то был комок грязи. Бартоломью окинул молящихся внимательным взором и вскоре обнаружил злоумышленников — ими оказались сыновья кузнеца. Оба сорванца стояли как ни в чем не бывало, молитвенно сложив руки и устремив взоры к резному потолку. Майкл нахмурился. Среди горожан университет отнюдь не пользовался расположением, хотя и принес процветание многим из них. Однако шумливые ватаги надменных и дерзких студентов всячески выказывали свое презрение к жителям города и изрядно досаждали им своим буйством. От взгляда Бартоломью не ускользнуло, что один из студентов пансиона Фисвика, заметивший выходку сыновей кузнеца, едва сдерживает смех. Отношения, царившие внутри университета, также оставляли желать лучшего. Студенты из южной части страны не желали обучаться у преподавателей, приехавших с севера или из Шотландии; при этом и южане, и северяне дружно ненавидели уроженцев Уэльса и Ирландии. Что касается членов различных религиозных братств, то между ними существовала поистине неутолимая вражда. Монахи и священники нищенствующих орденов люто ненавидели богатых бенедиктинцев и августинских каноников, в ведении которых находилась больница Святого Иоанна.
Отведя наконец исполненный укоризны взгляд от юных сорванцов, сыновей кузнеца, Бартоломью обратил все внимание к службе. Брат Майкл закончил читать молитвы, и собравшиеся запели псалом. Бартоломью присоединил свой голос к общему хору, с удовольствием прислушиваясь к тому, как стройное пение эхом отдается под высокими сводами. Когда прозвучали последние слова псалма, Бартоломью выступил вперед, дабы прочесть назначенный для этой службы фрагмент Ветхого Завета.
Он запнулся, когда дверь резко распахнулась и в боковой придел вошел какой-то человек, показавший жестами, что ему необходимо безотлагательно поговорить с мастером Томасом Кенингэмом. Кенингэм принадлежал к ордену Святого Гилберта и обладал мягким и уступчивым нравом. В управлении делами колледжа он проявлял терпимость, порой граничившую с бесхребетностью. Вошедший принялся что-то шептать ему на ухо, и Бартоломью увидал, как Роджер Элкот вытянул шею, пытаясь понять, о чем идет речь. Мастер, заметив это, уставился на Элкота с ангельской улыбкой на устах, и тому волей-неволей пришлось оставить свои попытки. Тут в церковь вошел еще один человек и направился прямиком к Бартоломью, взволнованно размахивая руками. По всей видимости, кому-то из больных помощь понадобилась столь срочно, что посыльный решил не дожидаться окончания мессы.
Кенингэм меж тем покинул свое место и направился к алтарю. Коснувшись руки Бартоломью, он сделал ему знак прервать чтение.
— Господа, — раздался под церковными сводами его негромкий голос. — В церкви Святой Марии только что произошло некое важное событие. Канцлер университета требует, дабы брат Майкл и доктор Бартоломью незамедлительно явились туда. Мы с братом Уильямом продолжим службу вместо них.
Воздержавшись от дальнейших объяснений, мастер продолжил чтение с того самого места, где его прервал Бартоломью. Брат Уильям поспешно проталкивался сквозь толпу, направляясь к алтарю. Молитвенное настроение оставило брата Майкла с почти святотатственной быстротой; глаза его блестели от возбуждения, когда он торопливо шагал к церковным дверям. За ним следовал Кинрик. Процессию, сопровождаемую любопытными взглядами всех собравшихся, замыкал Бартоломью. Когда он проходил мимо принципала пансиона Фисвика, тот схватил его за рукав.
— Я старший проктор университета, — произнес он громким шепотом. — Если в одной из университетских церквей произошло нечто непредвиденное, я должен присутствовать на месте события.
В ответ Бартоломью лишь пожал плечами и скользнул по говорившему равнодушным взглядом. Он не слишком жаловал Ричарда Хэрлинга. Старший проктор университета в ночное время обходил дозором улицы и выискивал студентов и магистров, нарушивших правило, согласно которому в этот час им надлежало находиться в стенах колледжей. Провинившихся проктор без сожаления подвергал штрафу за недостойное поведение. По ночам больные нередко требовали Бартоломью к себе, и Хэрлинг уже два раза наложил на него штраф, не желая входить в особые обстоятельства доктора. Черные волосы Хэрлинга были всегда гладко прилизаны и смазаны жиром, а костюм безупречно чист.
