Диана Гэблдон - Шотландский узник (ЛП)
От ответа перехватило дыхание, словно от удара под ложечку. Она искала совсем не его. Он сидел, выпрямившись, напряженно глядя в темноту. Она пришла встретиться с кем-то другим, и эта встреча была прервана его неожиданным появлением. Злоумышленник не мог прятаться в стойлах с лошадьми, свободное место у двери занимать было опасно. Вот почему она разбудила меня, подумал он, сжав руками одеяло. Она должна была отвлечь меня, чтобы парень смог выбраться. Иисусе, он был там со мной. В носу защипало от смущения и ярости. От того, что… неужели он… но он должен был почувствовать, что там кто-то есть?
Но ему было не до того. Он так отчаянно пытался найти уединение, пока Клэр не покинула его, что не заметил бы и медведя в двух шагах, при условии, что тот не попытается ему мешать.
В курятнике закричал петух, ему отозвались еще двое. Сонное «О, фа-а-ак» раздалось с соседнего тюфяка. Кто-то сел с громким шелестом, и Хэнкс Хоукин громко закашлялся. Он много курил, когда мог себе это позволить, и ему требовалась добрая четверть часа, чтобы прочистить горло по утрам.
Джейми глубоко вздохнул, размышляя. Потом отбросил свое одеяло и встал, его ждал интересный день.
Глава 2
Гэльский язык
Лондон, Аргус-хаус,
Резиденция Гарольда, герцога Пардлоу.
Лорд Джон Грей осторожно потянул ленточку лежащего у него на коленях пакета, словно это была бомба. На самом деле, содержание конверта могло оказаться более взрывоопасным, чем черный порошок, оснащенный взрывателем и предохранителем. Вероятно, его мысли ясно отразились на лице, когда он передавал сверток брату, потому что Хэл остро взглянул на него, приподняв бровь. Однако, он ничего не сказал, нетерпеливым жестом сорвав оберточную бумаги и склонившись над толстой пачкой густо исписанных листов бумаги.
Грею невыносимо было смотреть, как он читает посмертные записи Чарльза Карруотерса, и видеть, как все больше хмурится брат. Он встал и подошел к окну библиотеки, выходившему с сад, стараясь не слышать шороха переворачиваемых страниц и случайных богохульных слов за спиной.
Трое сыновей Хэла играли в тигров и охотников, выскакивая друг на друга из кустов с пронзительным ревом, а затем с радостным визгом и криками: «Банг! Получи, полосатый сукин сын!». Няня сидела на берегу пруда, бдительно удерживая малышку Дотти за край платьица, она посмотрела на охотников, но лишь устало закатила глаза. «Яблочко от яблони недалеко падает», явно говорило выражение ее лица; она снова погрузила руку в воду, подманивая золотых рыбок, чтобы Дотти могла бросать им кусочки хлеба.
Джону захотелось оказаться там вместе с ними. Это был редкий в начале апреля теплый день, и он почувствовал пульсацию крови, зовущей его выйти наружу, пройти босиком по молодой траве. Войти голым в воду… Солнце стояло высоко, заливая теплом комнату через стекла французских окон, он закрыл глаза и повернулся к нему лицом.
Сиверли.
Это имя всплыло под его веками в калейдоскопе человечков, размахивающих шпагами, с мешками денег, непристойно топорщившимися под полами камзолов. Один или два мешка упали на землю, из одного посыпались монеты, другой был полон маленькими дисками, больше похожими на тарелки из кукольного домика. В груди каждого человечка торчал нож.
Хэл богохульствовал по-немецки. Должно быть, он читал о приобретении винтовок. Немецкие ругательства были зарезервированы для особо тяжелых случаев, французский язык он использовал для незначительных неприятностей вроде подгоревшего ужина, а латинский для официальных оскорблений в письменном виде. Минни не позволяла ни Хэлу ни Джону браниться дома по-английски, не желая, чтобы мальчики усваивали низкие привычки. Джон мог бы сказать ей, что эти меры запоздали, но не делал этого.
Он обернулся, чтобы увидеть Хэла, бледного от ярости, с листком бумаги в кулаке.
— Как он посмел? Да как он посмел?
Холодок сомнения растаял в груди Джона. Его брат считал собственный 46-й полк своей своей кровью и плотью, невероятно, чтобы он мог проигнорировать или смириться с должностными преступлениями в армии. Реакция Хэла успокоила его.
— Ты веришь Карруотерсу, не так ли? — Хэл смотрел на него. — Ты знал этого человека?
Да, он хорошо знал Чарльза Карруотерса.
— Да, я сразу поверил ему, когда он рассказал мне о Сиверли в Канаде, и это, — он кивнул на бумаги, рассыпанные на столе перед Хэлом, — вполне подтверждает его слова. Можно подумать, что он был юристом, так он дотошен.
Он все еще видел перед собой лицо Карруотерса, белеющее в полумраке его мансарды в маленьком гарнизоне Гареона, измученное болезнью, но полное решимости прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как свершится правосудие. Чарли не дождался, но он прожил достаточно долго, чтобы описать каждую деталь дела против майора Джеральда Сиверли и доверить эти записи Грею.
Он был запалом, готовым взорвать эту бомбу, и он был слишком хорошо осведомлен, что случилось с другими запалами, как только их обнаружили.
— Что это? — Хэл хмурился, глядя в один из документов. Грей отложил книгу и подошел посмотреть. Бумага была исписана почерком Карруотерса так же тщательно, как все остальные; Карруотерс знал, что они послужат доказательством в военно-полевом суде, и приложил все старания, чтобы писать разборчиво. Да, буквы были написаны разборчиво, Грей легко мог сложить их в слова. Но сами слова были ни на что не похожи.
Éistigí, Fir na dtrí náisiún,
Éistigí, le glor na hadhairc ag caoineadh san goath.
Ag teácht as anoche.
Tá sí agteacht.
Tá an Banrion ag teacht.
SE na deonaigh, le gruaig agus suil in bhfiainne,
Ag leanúint lucht mhóir Bhanríon.
Вернее, похожи на полный бред. В то же время было что-то… цивилизованное в звучании этих слов. Слова порождали всевозможные ассоциации, хотя не были похожи ни на один из известных Грею языков, и все же строение текста казалось логичным. Он был расположен на странице в форме стиха, с явным разбиением на строфы и повторяющимся рефреном, возможно, это был текст песни?
— Ты когда-нибудь видел нечто подобное раньше? — спросил он Хэла. Брат покачал головой, все еще хмурясь.
— Нет. Это выглядит несколько неопределенно, словно кто-то попытался записать греческий текст с помощью латинского алфавита, но слова, безусловно, не греческие.
— И не иврит, — сказал Грей, всматриваясь в первую строфу. — Может быть, русский или турецкий?
— Может быть, — с сомнением ответил Хэл, — но для чего, Бога ради?
Грей перебрал в уме все, что ему было известно о карьере Карруотерса, но не обнаружил никакой связи с экзотическими языками. Чарли не блистал прекрасным образованием, он всегда, сколько Грей его знал, умудрялся запутать свои счета до полной неразберихи, по-французски он говорил бегло, но без изящества.
— Все документы в пакете относятся к Сиверли и его злодеяниям. Логично предположить, что этот тоже.
— Был ли Карруотерс человеком логичным? — Хэл взглянул на стопку бумаг. — Он мыслил ясно, отдаю ему должное. Ты знал его гораздо лучше, чем я, что ты думаешь?
Грей думал о множестве вещей, большую часть которых не намеревался высказывать вслух. Он довольно хорошо познал Чарли Карруотерса в библейском смысле этого слова, хотя и в течение короткого времени, но это было более десяти лет назад. Их встреча в Канаде в прошлом году была краткой, но Чарли тоже хорошо знал Грея. Он знал, кому можно доверить свое опасное наследие.
— Не особенно логичным, нет? — медленно ответил он. — Скорее настойчивым. Когда он на что-то решался, он шел до конца.
И он почти дошел. Несмотря на сердечную недостаточность Карруотерс упорно цеплялся за жизнь, полный решимости призвать майора Джеральда Сиверли к ответственности. «Блаженны алчущие и жаждущие справедливости» — прошептал он на ухо Грею во время их последней встречи.
Грей взял небольшую папку бумаг и аккуратно разложил их по порядку, их запах снова вызвал в памяти душную мансарду в гарнизоне Гареона недалеко от Квебека. Сосновые доски, горячий запах смолы и скипидара. Прокисшее молоко и заплесневелые сладости, усеянные мышиным пометом. Запах тела Чарли, пота и болезни. Легкое прикосновение его искалеченной руки к лицу Грея, воскрешенное силой памяти.
— Я всей душой жажду этого, Джон, — сказал он, в его дыхании уже чувствовался тлен приближающейся смерти. — Ты не подведешь меня.
Грей не собирался подводить его. Он не спеша сложил бумаги в аккуратную стопку и положил на стол.
— Этого достаточно, как ты думаешь? — спросил он брата. Достаточно ли, имел он ввиду, чтобы предать Сиверли военно-полевому суду и осудить его за коррупцию и злоупотребления. И за убийство людей. Сиверли не принадлежал к полку Хэла, но он принадлежал армии, которой сам Грей и его брат отдали большую часть жизни.
