Элеанор Каттон - Светила
«Светила» поразили меня в самое сердце. Этот мир, дикий и странный, эти незабываемые персонажи – и все сведены воедино так мастерски, что впору говорить о небесной гармонии. А то, что такая книга вышла из-под пера настолько молодого автора, заставляет с надеждой взглянуть на будущее романа как искусства. Звезда первой величины во всех смыслах.
Пол Мюррей (автор «Скиппи умирает»)Встречаются иногда книги, которые возносят вас над хламом повседневной рутины, разбирают вас на части, собирают заново – и оставляют с ощущением, будто ты провел отпуск в компании гения. Новый потрясающий роман Элеанор Каттон «Светила» именно таков… Каттон – удивительная писательница, а это – удивительная книга.
The New Zealand HeraldКнига «Светила», удостоенная Букеровской премии за 2013 год, стала бы выдающимся достижением для автора любого возраста, не говоря уж о том, кого от тридцатилетнего юбилея отделяет еще несколько лет. Каттон создала масштабный, детально проработанный, великолепно написанный, увлекательный исторический роман… Объемом более восьмисот страниц, «Светила» – это своего рода реверанс литературе девятнадцатого века: список действующих лиц изрядно длинен; главы предваряются краткими аннотациями вроде: «Глава, в которой наши приверженности меняются, как явствует по нашим лицам»… Рассказ, насквозь пропитанный астрологией, прослеживает переплетение судеб расчетливых колониальных авантюристов, злополучных единокровных братьев, бесправных старателей-китайцев, аборигена-маори и оказавшейся в центре событий проститутки-опиоманки – молодой поклонник завещал ей целое состояние, а сам исчез бесследно: возможно, он мертв, а возможно, и нет. «Светила» – это книга, которой можно насладиться целиком, равно как и отдельными литературными находками, щедро разбросанными по каждой странице.
Quill & QuireЮжный остров Новой Зеландии, год 1866-й. Золотая лихорадка в разгаре, город Хокитика полон охотников за богатством и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Двенадцать человек сходятся в задней комнате захудалой гостиницы обсудить три преступления, в которые они так или иначе оказались впутаны: проститутка едва не умерла от передоза (уж не попытка ли самоубийства?), богатый юнец исчез бесследно, а в хижине покойного старателя обнаружился огромный золотой клад.
Эти двенадцать – включая священника и торгующего опиумом аптекаря, банковского служащего, двух китайцев и туземца-маори – выкладывают все как на духу случайно затесавшемуся в их ряды чужаку. Тут и кораблекрушения, и контрабандное золото, и шантаж, и опиумокурильни, мошенничество, месть, несчастная любовь, случайные выстрелы, спиритический сеанс и суд; есть тут и пропавшие грузовые контейнеры, и спрятанные документы, и потерянные состояния.
В этой книге, удостоенной Букеровской премии, викторианский роман сходится с Диким Западом (или Югом). Поневоле вспомнишь «Женщину в белом» Уилки Коллинза, а вот мне, скорее, мерещится песня Боба Дилана «Lily, Rosemary and the Jack of Hearts» («Лили, Розмари и Валет Червей»), растянутая на восемьсот с лишним страниц. Если это ваш глоток опиума, вы, того и гляди, на книгу подсядете – очень хорошо сделана!
The TimesРоман похож на гигантский кубик Рубика – грани сюжета сдвигаются и перестраиваются в новые комбинации и перспективы.
Vancouver Sun«Светила» – удивительно многослойная книга: чем дальше читаешь, тем глубже погружаешься в бездны астрологической премудрости, просто дух захватывает. Истолковывать такую аллегорию – занятие увлекательное само по себе, все равно что кроссворды разгадывать. Но «Светила» интересны не только этим.
Brisbane TimesПосвящается папе, который видит звезды, и Джуд, которая слышит их музыку
Примечание для читателя
Положения звезд и планет в этой книге определяются астрономически. То есть мы признаем такое явление, как прецессия небесных тел, в силу которой смещается точка весеннего равноденствия – астрологический эквивалент Гринвичского меридиана. Прежде весеннее равноденствие (в южных широтах – осеннее) наступало, когда Солнце находилось в созвездии Овна, в первом из знаков. Сейчас оно происходит, когда Солнце находится в созвездии Рыб, в двенадцатом знаке. Следовательно, как непременно отметят читатели этой книги, каждый зодиакальный знак «начинается» примерно на месяц позже, чем принято считать. Этой поправкой мы никоим образом не пытаемся умалить ценность расхожих мнений, однако отмечаем, что вышеупомянутого заблуждения придерживаются вопреки такому материальному факту, как наш небесный свод XIX века; мы дерзнем предположить, что это убеждение отмечено знаком Рыб и, более того, показательно для тех, кто родился в эпоху Рыб – век зеркал, стойкости, интуиции, двойничества и сокровенных тайн. Этим знанием мы и довольствуемся. Оно еще больше подкрепляет нашу веру в обширное и мудрое влияние беспредельных небес.
Таблица персонажей
СОЗВЕЗДИЯ – СООТВЕТСТВУЮЩИЙ ДОМ
Те Рау Тауфаре, добытчик нефрита – Хижина Уэллса (долина Арахуры)
Чарли Фрост, банковский служащий – Резервный банк (Ревелл-стрит)
Бенджамин Левенталь, издатель газеты – Издательство «Уэст-Кост таймс» (Уэлд-стрит)
Эдгар Клинч, отельер – Гостиница «Гридирон» (Ревелл-стрит)
Дик Мэннеринг, магнат, владелец золотых приисков – Золотой прииск «Аврора» (Каньер)
Цю Лун, златокузнец – «Чайнатаунская кузня» (Каньер)
Харальд Нильссен, комиссионер – «Нильссен и К°» (набережная Гибсона)
Джозеф Притчард, аптекарь – Курильня опиума (Каньер)
Томас Балфур, владелец транспортно-судоходной компании – «Добрый путь» (барк, совершает регулярные рейсы до Порт-Чалмерса)
Обер Гаскуан, секретарь суда – Здание суда Хокитики (магистратский суд)
Су Юншэн, «шляпник» – «Удача путника» (Ревелл-стрит)
Коуэлл Девлин, тюремный капеллан – Хокитикская тюрьма (Сивью)
ПЛАНЕТЫ – СОПУТСТВУЮЩЕЕ ВЛИЯНИЕ
Уолтер Мади – Интеллект
Лидия (Уэллс) Карвер, урожденная Гринуэй – Страсть
Фрэнсис Карвер – Насилие
Алистер Лодербек – Власть
Джордж Шепард – Ограничение
Анна Уэдерелл – В апогее (прежде в перигее)
Эмери Стейнз – В перигее (прежде в апогее)
TERRA FIRMA[1]:
Кросби Уэллс (покойный)
Часть I
Сфера внутри сферы
27 января 1866 года
42° 43′ 0′′ южной широты / 170° 58′ 0′′ восточной долготы
Меркурий в Стрельце
Глава, в которой в Хокитике объявляется новое лицо; сорван тайный совет; Уолтер Мади отказывается поделиться свежим воспоминанием, а Томас Балфур приступает к рассказу.
Двенадцать человек, собравшиеся в курительной комнате гостиницы «Корона», на первый взгляд сошлись вместе по чистой случайности. Судя по разнообразию в их одежде и манерах – тут и сюртуки, и фраки, и широкие норфолкские куртки с поясом и роговыми пуговицами, и желтый молескин, и батист, и твил, – с тем же успехом эти люди могли быть двенадцатью совершенно чужими друг другу попутчиками в железнодорожном вагоне, которым суждено разбрестись по разным кварталам города, где туманы и морские приливы навеки разделят их. Действительно, нарочитая отчужденность каждого из присутствующих: один углубился в газету, второй, наклонившись, стряхивал пепел в камин, третий, растопырив пальцы поверх зеленого сукна, изготовился загнать шар в лузу – порождала ту самую осязаемую тишину, что нависает поздними вечерами над железной дорогой, вот только здесь вторгался в нее не глухой и невнятный лязг вагонов, но смачный шум дождя.
Во всяком случае, так показалось мистеру Уолтеру Мади, что стоял в дверном проеме, опершись рукою о косяк. Он понятия не имел, что нарушил какое-то тайное совещание, ведь все речи стихли, едва в коридоре послышались его шаги, а к тому моменту, как он открыл дверь, каждый из двенадцати вернулся к своему прерванному времяпрепровождению (игроки в бильярд встали куда придется, потому что все давно позабыли свои места), и так старательно все изобразили занятость, что, когда Уолтер вошел, никто даже глаз не поднял.
Полное единодушие, с каким эти люди его игнорировали, вероятно, возбудило бы любопытство мистера Мади, находись он в добром здравии и в подходящем настроении. Но сейчас его душевное равновесие было поколеблено, его слегка подташнивало. Он загодя знал, что плавание в Западный Кентербери[2] в худшем случае сулит ему гибель: непрекращающаяся качка на утлом корыте посреди бушующих, вспененных волн закончится на бурлящем кладбище Хокитикской отмели, но к конкретным ужасам путешествия он готов не был – к ужасам, которые до сих пор не мог облечь в слова, даже про себя. Мади был от природы нетерпим к собственным слабостям – страх и болезнь вынудили его уйти в себя, и потому он, вопреки обыкновению, не распознал царящего в комнате настроя.
