Роковые обстоятельства - Суворов Олег Валентинович
Милостиво разрешив своему подручному сесть, банкир снова углубился в полученное от Симонова письмо. И хотя оно было написано лапидарно и в весьма положительном смысле, в нем присутствовало нечто такое, что заставляло Дворжецкого недовольно шевелить густыми бровями, по привычке вскидывая одну из них выше другой.
«Милостивый государь Михаил Иннокентьевич! — писал ему чиновник. — Имею честь довести до вашего сведения, что мною получено полное согласие третьего участника предполагаемой нами сделки. Теперь я почтительно ожидаю от вас извещения об условиях ее совершения, а также получения ранее оговоренного аванса. Остаюсь к вашим услугам — титулярный советник Симонов».
Пожалуй, дело было не в самом письме, решил про себя банкир, а в том, сколько времени потребовалось для его написания. Если нечистый на руку чиновник столь долго обдумывает сделку стоимостью в его пятилетний министерский оклад, то здесь имеются два варианта — то ли ему пришлось слишком долго уговаривать строптивую дочь, то ли он старательно готовил какую-то каверзу…
Ни один из этих вариантов Михаилу Иннокентьевичу не нравился, поскольку он не переносил женских истерик, но еще меньше любил чувствовать себя обманутым. Именно поэтому он и решил поручить Даниляну во всем разобраться.
— Слушай меня внимательно, — внушительно произнес банкир, отодвигая верхний ящик стола и доставая оттуда несколько пачек банковских билетов, туго перетянутых бечевой. — Сейчас ты направишься в Апраксин переулок, где найдешь дом титулярного советника Симонова…
Георгий Владимирович сдвинулся на краешек кресла, всем своим видом выражая готовность немедленно приступить к исполнению поручения.
— …Ты вручишь ему эти деньги, — а здесь ровно двадцать тысяч, — после чего получишь от него расписку в получении.
— И это все?
— Нет, не все… — Дворжецкий пристально глянул на Даниляна и, задумчиво приподняв левую бровь, добавил: — Эта сумма предназначена в качестве аванса за одну пикантную сделку.
После этого сообщения банкир сделал паузу, чтобы раскурить сигару и обдумать все еще раз. Подручный терпеливо ждал, не выказывая ни малейших признаков нетерпения. Однако когда пауза слишком затянулась, почтительно поинтересовался:
— А я могу узнать, о какой сделке идет речь, и в чем именно состоит ее пикантность?
— Можешь, — коротко отвечал Дворжецкий, — я покупаю у него девственность его старшей дочери Катрин.
— То есть Екатерины? — ничуть не удивившись, уточнил Данилян.
— Да-с, Екатерины… Но ты должен узнать — не числится ли за ней каких-либо грешков… Ну, ты сам понимаешь, о чем бишь я…
— Понимаю, — кивнул Данилян, — однако…
— Как ты это сделаешь, меня не касается, — нетерпеливо перебил банкир, — думай сам.
— Нет-с, с вашего позволения, Михаил Иннокентьевич, я хотел бы спросить о другом. Должен ли я сначала выяснить интересующий вас вопрос и в случае положительного исхода вручить деньги вышеозначенному субъекту; или же я сразу отдаю ему деньги и лишь затем занимаюсь разъяснением морального облика его старшей дочери?
Вопрос был весьма резонным, поэтому Дворжецкий снова погрузился в размышления, неторопливо окутывая себя облаком сизоватого сигарного дыма.
— Пожалуй, так: ты сначала вручишь ему деньги и лишь затем начнешь свое расследование, — заявил он пару минут спустя. — В конце концов… Впрочем, это тебя не касается. Да, и еще одно — если господин Симонов поинтересуется местом и временем совершения намеченной сделки, отвечай, что об этом я сообщу ему на днях дополнительно.
— Понял, Михаил Иннокентьевич. Но сколько времени вы соизволите мне предоставить?
— Чем скорее, тем лучше! Но, учти, Данилян, тебе надо действовать как можно деликатнее, поэтому на худой конец я даю тебе целых три дня сроку.
— Постараюсь оправдать ваше доверие! — скромно улыбнулся подручный.
Титулярный советник Симонов принял его настолько нелюбезно, словно бы посланец банкира явился не с тем, чтобы вручить ему деньги, а, напротив, взыскать долг. Однако Данилян был весьма проницателен, а потому без труда раскусил причину подобной холодности — чиновник явно не хотел, чтобы тот задерживался в его доме и попадался на глаза кому-то из членов семьи.
Разговор получился коротким и до крайности деловым, словно речь шла о самом обычном деле вроде покупки недвижимости, а не о постыднейшем со всех точек зрения торге. Правда, Павел Константинович хотя и торопился выпроводить гостя, но полученные от него деньги пересчитал со всевозможной тщательностью.
Затем он написал расписку и, не поднимая глаз, сухо осведомился о «месте и времени совершения сделки». Лишь после получения уклончивого ответа Даниляна, он удивленно вскинул на него глаза:
— Ну-с, это как будет угодно господину Дворжецкому. Не смею вас больше задерживать.
И Георгий Владимирович вновь оказался на улице, так и не сумев повидать никого из домашних Симонова, не говоря уже о старшей дочери Катрин.
Усевшись в поджидавшую его карету, Данилян всерьез призадумался над дальнейшими действиями. И чем дольше он думал, тем нетерпеливее ерзал в утепленном войлоком салоне. Поручение банкира представлялось все более трудновыполнимым: как и от кого можно узнать о девственности дочери титулярного советника? Разве что попробовать подкупить их домашнего врача? Но как его найти?
Георгий Владимирович уже хотел было скомандовать кучеру отвезти его в министерство финансов, намереваясь познакомиться там с кем-нибудь из сослуживцев титулярного советника, как вдруг в полузамерзшее окно кареты увидел, что к особняку Симонова со стороны Лештукова моста подкатили сани, из которых торопливо выпрыгнул плотно сложенный господин в черной чиновничьей шинели. Расплатившись с извозчиком, господин суетливо оглянулся по сторонам, затем позвонил и через минуту скрылся за массивной дверью особняка.
— Эге, — пробормотал Данилян, — да уж не судьба ли тебя мне посылает?
Что-то подсказывало ему, что этот торопливый господин недолго задержится у нелюбезного хозяина дома. Приказав кучеру отъехать немного поодаль, к началу Апраксина переулка, Данилян вышел из кареты и принялся ждать, прохаживаясь по занесенному свежим снегом тротуару.
Не прошло и двадцати минут, как господин в черной шинели выскочил из особняка как ошпаренный, раздраженно оглянулся в поисках извозчика и быстро направился в сторону Даниляна, — видимо, решив поискать сани на более оживленной Садовой.
Дождавшись, пока он приблизится, Георгий Владимирович начал действовать. Шагнув навстречу незнакомцу, он приветливо поклонился и учтиво произнес:
— Прошу прощения, милостивый государь, за то, что осмелился обратиться к вам не будучи представлен, но не окажете ли вы мне честь сесть в мою карету?
— Это еще зачем? — удивился незнакомец, задав этот вопрос довольно грубым тоном.
— Смею думать, что у меня к вам есть один интересный разговор.
— Какой у вас ко мне может быть разговор, если, как вы сами изволили заметить, мы с вами незнакомы?
— Это так, — согласился Данилян все с той же учтивостью, — но зато мы оба имеем честь знать Павла Константиновича Симонова, дом которого вы только что соблаговолили покинуть.
— Да вы за мной следите, сударь?
— Ни в коем случае! Просто незадолго до вас я тоже имел удовольствие пообщаться с господином Симоновым, который, судя по всему, пребывает не в самом лучшем настроении… Кстати, позвольте представиться, мое имя — Георгий Владимирович Данилян.
— Да мне-то что до вашего имени?
— О, мое имя вам, конечно же, ни о чем не говорит, зато я имею честь состоять при особе Михаила Иннокентьевича Дворжецкого, о котором вы, возможно, наслышаны.
Имя Дворжецкого, как на то и рассчитывал Данилян, оказало нужное действие. Господин призадумался, вопросительно оглянулся на предложенную карету, а затем согласно кивнул головой.
— Что ж, если вы так настаиваете…
— Вот и отлично! — обрадовался Данилян, распахивая перед ним дверцу.
