Эллис Питерс - Ученик еретика
— Войдет, если ты этого захочешь.
Илэйв уже подходил к аббатству, как вдруг увидел, что из ворот выбежали несколько человек и бросились по обеим тропам вдоль Форгейта. Беготня и возбужденные выкрики насторожили Илэйва. Юноша решил спрятаться за деревьями и выждать: возможно, это за ним выслали погоню. В таком случае встреча с преследователями, вооруженными дубьем, не сулит ничего доброго. Илэйв, прячась за стволами, приблизился. Несколько из них осматривали дорогу, а двое бежали вдоль монастырской стены, чтобы от угла окинуть взглядом развилку пути. Это была охота. Но охотились, судя по одежде, не монахи: на преследователях были не черные клобуки, но домотканое суконное и кожаное платье, все они были дюжими, здоровыми парнями. Илэйв узнал трех грумов и телохранителя каноника Герберта, этого слугу, напыщенного и важного под стать хозяину. Илэйв встречал его в странноприимном доме. Прочие были крестьяне из числа паломников — здоровяки, охочие до забавы. Погоню выслал, конечно же, не аббат, а каноник Герберт.
Илэйв углубился в рощу и оттуда следил, как колобродники рыскали по Форгейту. Юноше не хотелось, чтобы его поймали, будто затравленного зверя, и приволокли в аббатство: ведь он не нарушал своего слова и теперь добровольно возвращался в монастырь.
Но, возможно, каноник Герберт считал, что свободное передвижение Илэйву дозволено только в пределах монастырских стен, и потому недолгое отсутствие юноши расценил как скоропалительный побег налегке, не обдуманный заранее. Илэйв решил, что не позволит им себя схватить, но докажет свою добрую волю и верность слову, возвратившись в аббатство так же свободно, как вышел оттуда около часа назад. К тому же попасться в руки мужланов с дубьем — не значило ли это подвергнуть опасности не только свою свободу, но и жизнь? Теперь ему приходилось признать, что события и в самом деле могут принять зловещий оборот.
Преследователи оставили у входа в аббатство здоровенного верзилу-грума, и он принялся расхаживать взад-вперед, как неутомимый страж. Разве можно было надеяться проскользнуть незамеченным мимо этой горы мускулов! Прочие же, обрыскав дорогу, сад и Форгейт, направились к роще. Илэйв решил, что ему стоит спрятаться получше, пока погоня либо прекратится, либо переместится на другой участок, а тогда он незаметно вольется в поток прихожан, идущих на богомолье. Илэйв углубился в рощу и, не упуская из вида своих преследователей, зигзагами двигавшихся к северо-востоку, дошел до садов Гайи, отгороженной от реки кустарником. Наверняка они будут разыскивать его чуть западней. Вдоль границы беглецы из Англии пробивались в Уэльс, а беглецы из Уэльса — в Англию. У плотины сталкивались и взаимно уничтожались два законодательства, но торговля велась здесь непрерывно и довольно-таки оживленно.
До вечерней службы оставалось около трех часов. Илэйв надеялся, что сумеет вместе с паломниками войти в аббатство через главные ворота (если ревностный страж, уже ушел) либо через западные, слившись с прихожанами из Форгейта. Но пока стоило выждать, чтобы не угодить в ловушку. Спрятавшись в высокой траве за кустарниками, Илэйв чувствовал себя в безопасности. Кругом стояла тишина, и шуршание стеблей и треск ивняка предупредили бы его о приближении врага. Юноша думал о Фортунате.
Ему не верилось, что угроза настолько серьезна, как это представлялось девушке, и все же на душе у него было тяжело.
Над стремительными извилистыми струями искрящегося на солнце Северна высился городской холм. Городская стена тянулась до самого замка, чьи сложенные из грубого песчаника башни вставали над самой рекой прямо напротив сада, где прятался Илэйв. К северу от замка, через Форгейт, шла дорога на Витчерч и Уэм. Илэйву ничего не стоило бы вплавь пересечь реку — его бы даже ненамного отнесло течением, а там и до дороги рукой подать! «Но будь я проклят, если сделаю это», — подумал юноша. За ним нет никакой вины, он откровенно изложил свои мысли, не богохульствуя и не оскорбляя Церковь, так стоит ли отрекаться от своих слов или бежать — к торжеству обвинителей!
Илэйв не мог в точности определить, который час, однако, когда ему показалось, что до вечерни остается совсем немного времени, он покинул свое убежище и тем же путем, прячась в тени деревьев, перебрался на край рощи. Вскоре он увидел белую пыль дороги, бредущих на богомолье прихожан и веселую сутолоку у ворот. Илэйв дождался, пока колокол зазвонит к вечерней службе, и, по-прежнему держась за стволами, приблизился к дороге, пытаясь разглядеть своих преследователей либо посреди толпы, либо у западных ворот. Никого из них он не увидел, хотя из-за постоянной толкотни трудно было сказать наверняка. Верзила, которого оставили стоять на страже у ворот, куда-то исчез. Наконец зазвонил малый колокол — и народ, судачивший на пригреве о том о сем, стал понемногу заполнять церковь.
Действовать надо было незамедлительно. Колокол звонил, прихожане, кивками приветствуя друзей и держась семьями, входили в храм через западные двери. Илэйв вынырнул из рощи и смешался с толпой, никто не окликнул его и не схватил за рукав. Теперь ему предстоял выбор: то ли войти в храм вместе с прихожанами, то ли проскользнуть через открытые ворота на большой двор аббатства и спокойно пройти в странноприимный дом. Лучше всего было бы, конечно, идти вместе со всеми в церковь, но искушение спокойно и с достоинством пересечь большой двор аббатства оказалось слишком велико. Илэйв покинул поток прихожан, надежно его укрывавший, и свернул в ворота.
С крыльца привратницкой послышался торжествующий вопль, подхваченный голосами на дороге. Верзила-грум, дожидавшийся в засаде появления жертвы, болтал с привратником, когда завидел Илэйва, а из города как раз в это время возвращались другие преследователи. Трое мужланов разом бросились на Илэйва. От удара тяжелой дубиной по затылку юноша зашатался. Прежде чем он успел опомниться, верзила сгреб его, а другой рыжий парень схватил за волосы и оттянул голову назад. Взревев от ярости, Илэйв принялся отбиваться. Лягнув нападавшего, он высвободил правую руку из тисков верзилы и кулаком расшиб ему нос. Новый удар дубинкой обрушился на юношу — и он рухнул на колени, почти без сознания. Вдруг издали донеслись возмущенные голоса, и по булыжнику застучали сандалии. К счастью для Илэйва, удар колокола призвал для молитвы монахов, оторвав их от разнообразных занятий, и братья бурно выражали возмущение по поводу того, что на священной земле совершается насилие.
Брат Эдмунд, который возвращался из лазарета, и брат Кадфаэль, шедший из своего сада, завидев неподобающее сражение, со всех ног бросились к дерущимся.
— Прекратите! Прекратите немедленно! — кричал возмущенный святотатством брат Эдмунд, на бегу воздевая руки.
Кадфаэль, не тратя времени на увещания, подскочил к груму и рывком выхватил у него из рук дубинку, которую верзила уже занес над окровавленной головой жертвы. Грум зарычал от негодования, но не посмел противиться. Трое мужланов перестали истязать своего пленника, но все еще крепко держали его, как будто боялись, что он вырвется и умчится через ворота, словно заяц.
— Мы его поймали! — загорланили все трое в один голос. — Поймали еретика! Он собирался уйти от суда, но мы схватили его, вот он — живой и невредимый ..
— Невредимый? — сурово переспросил Кадфаэль. — Да вы едва не прикончили парня. Втроем набросились на одного! Он сам вошел в ворота, для чего понадобилось разбивать ему голову?
— Мы весь день за ним гонялись, — похваляясь собственной удалью, доложил верзила. — Каноник Герберт велел нам его схватить. Так могли ли мы рисковать, когда он уже оказался у нас в руках? Нам велено было его разыскать и доставить, так мы и сделали.
— Доставить? — переспросил Кадфаэль, бесцеремонно отстраняя одного из преследователей и становясь рядом с юношей, левой рукой он при этом обхватил Илэйва, чтобы поддержать. — Я, как только обогнул изгородь, увидел парня: он сам, по доброй воле шел сюда. Вы не имели права его хватать, что бы вы там себе ни воображали. И потом: с чего это ваш хозяин послал ловить его? Парень дал слово, что не сбежит, и аббат ему поверил: юноше разрешено беспрепятственно приходить и уходить когда ему вздумается. Если уж аббат довольствовался честным словом, чем же оно нехорошо для каноника Герберта?
В это время из-за угла братского корпуса важной поступью выплыл приор Роберт. Он был весьма недоволен, что возникшая сумятица нарушает мирное течение молельщиков в храм.
— Что? Что случилось? Разве вы не слышите колокол?
Взгляд его упал на Илэйва: юноша с трудом стоял, поддерживаемый Кадфаэлем и Эдмундом. Одежда его была испачкана грязью и разорвана, лоб и одна щека в крови.
— Ага-ага, — произнес он удовлетворенно, хотя и не без смущения, поскольку насилие не входило в его замыслы, — так тебя привели! Дорого же тебе обошлась попытка улизнуть. Мне искренне жаль, что ты ранен, но нельзя было бежать от правосудия.
