У. Уилер - Зеркало Елены Троянской
— Чушь! — отрезал Карниваль. — Совершенно не то. Лучше просто выкинуть деньги в окно, чем платить ему. Слепой болван.
Джексон отложил полураскрытый свёрток на комод и почтительно отступил.
— Мы пойдём в библиотеку и займёмся каталогом. А вы, — обратился он к сестре, — можете остаться пока здесь. Может, позже мне понадобится какая-нибудь пилюля, — в голосе Карниваля сквозил желчный сарказм.
— Я буду в вашем кабинете, если позволите. Почитаю медицинский журнал, — тихо сказала сестра Джексону, когда они выходили из спальни.
— Да, располагайтесь. Не завидую вам. Скорее всего, мы будем работать до ланча, так что времени у вас более чем достаточно.
Когда лорд Карниваль и Джексон спустились по деревянной лестнице с индонезийскими фигурами, и прошло некоторое время, достаточное для того, чтобы они углубились в работу, Ива вышла из секретарской и осмотрелась. В коридоре было четыре двери, все по одной стене: В саму секретарскую (она находилась ближе всех к лестнице), в кабинет лорда, в спальню и, видимо, гардеробную, которая замыкала коридор. Дверь в спальню оставалась открытой, и Ива ещё раз, уже не спеша и обстоятельно осмотрела это помещение. В нём не было ничего интересного, кроме свёртка, который продолжал лежать на комоде. Ива развернула его. Это было зеркало, обрамлённое серебряной филигранью, очень изящное, украшенное эмалью кантонской работы. Вещица, в самом деле, была очень хороша, и составила бы гордость любой коллекции. Карниваль был слишком придирчив, хотя — неизвестно, что сам он желал бы видеть в этом свёртке.
Ива вернулась в коридор и подошла к двери кабинета. Разумеется, он был заперт, но Ива, внимательно осмотрев замочную скважину, только усмехнулась. Даже медсестра могла бы открыть такой замок шпилькой.
Войдя в кабинет, она остановилась посреди небольшой, сильно заставленной комнаты и даже не осмотрелась, а чутко прислушалась к своим внутренним ощущениям. По правде говоря, она была совсем не настроена, но стоило приложить некоторые усилия и воззвать к своему таланту. Монументальный стол из наборного дерева был завален книгами, книги стояли на полке по правую руку от стола: у Каниваля были широкие интересы в истории, и его библиотека могла бы сделать честь любому научному обществу. Видимо, сейчас его увлекала история Древней Греции, и на столе были разложены книги о Троянской войне. Лорд делал выписки — несколько листов, испещрённых текстом с отметками и энергичными «NB!» на полях лежали точно напротив рабочего кресла лорда. Взглянув на верхний, Ива удовлетворённо кивнула головой. Размашистый, волевой почерк, как раз в духе Карниваля.
Затем она медленно обошла кабинет: От стола, мимо книжной полки, мимо окна, завешенного плотными шторами, к огромному книжному шкафу в углу, далее — к камину. На стенах висело несколько небольших картин старых мастеров; у противоположной от окон стены находилась высокая витрина, в которой стояли прекрасные древние вещи: Древнегреческие вазы, египетские статуэтки, китайские нефритовые фигуры — воистину, подлинные сокровища. Коллекция была восхитительна, и Ива замерла перед витриной, наслаждаясь слабой, но густой, плотной и ароматной аурой древности, которая исходила от этих предметов, проникая даже сквозь стекло. И был ещё один слабый, но своеобразный сигнал, пульсирующий в висках ясновидящей: Чем больше прислушивалась к нему Ива, тем удивительнее было его воздействие. Как всегда, лёгкая дурнота подкатила к горлу, перед глазами зароились мелкие мушки: Ива подняла руку и почувствовала лёгкий зуд на кончиках пальцев. Она повела рукой, и чуть не вскрикнула от боли, едва рука указала на рабочий стол Карниваля. Ива опустила руку и кинулась было обратно к столу, но неожиданно в коридоре раздались голоса, вернее — громкий, раздражённо-назидательный голос лорда Карниваля. Ива приникла к двери — лорд с секретарём прошли мимо кабинета и зашли в спальню, раздражённый голос Карниваля стал слышен глуше.
Видимо, Джексон всё же рискнул заговорить о завещании.
— Чушь! Вы мелете чушь, Джексон! Богатство — фальшивый бог для нищих! Неужели вы действительно полагаете, что богатство хоть что-то определяет в участи человека? Ага, так же, как эта свора родственничков, которая с нетерпением ожидает моей смерти! — Карниваль рассмеялся недобрым, язвительным смехом.
Ива проскользнула в коридор, но не рискнула возиться с замком, чтобы не привлечь внимания. Руки у неё сейчас дрожали, и с булавкой ничего не вышло бы.
— Что такое моё богатство? — продолжал лорд Карниваль сварливо. — Гримаса фортуны, прихоть генеалогии, ничего более. Тьма состоятельных глупцов проживают жалкие жизни и умирают в ничтожестве! Только сам человек решает — быть ли ему властителем мира, или считать свои гроши в какой-нибудь лачуге!
Казалось, Карниваль сам распалялся от своей речи, и Ива слышала, что больной энергично прохаживается по комнате. Секретарь, спровоцировавший пылкую речь хозяина, теперь хранил полное и явственно испуганное молчание.
— Скажите мне, что вам нужно, Джексон? Вы думаете, вам нужны деньги? Разве вы хотите денег — металлических кругляшек и грязных бумажонок, замаранных тысячами жадных рук? Вы их так уж хотите? Чушь! Вы полагаете, что за эти бумажонки можете купить всё, что пожелаете, что сделает вас, по вашему дурацкому мнению, счастливым? Ерунда! Вы не купите власти, как бы естественно это ни казалось! Власть денег — самая ненадёжная из всех. Власть кроется в натуре человека, а не в его карманах! Вы не купите молодости, когда она покинет вас, Джексон. И, самое главное, вы ни за какие деньги не купите… Что там такое?! — неожиданно прервал себя Карниваль. — Кто там? Чёрт побери, кто там шуршит? А-а-а, это вы, неугомонная благодетельница?
Ива вошла в спальню и, опустив голову, стояла перед Карнивалем. Она старалась скрыть острую досаду: Хотелось бы услышать, чем же собирался закончить свою речь Карниваль, но она неудачно облокотилась о стену коридора, задев столик для писем, и шум привлёк ненужное внимание. Ах, как это было некстати!
— Простите, милорд, я хотела напомнить, что вам следует измерить температуру… — пролепетала она.
Разумеется, Карниваль выгнал её. Но вдохновение уже покинуло его, и он более не вернулся к теме, заинтриговавшей Иву. Впрочем, она увидела и услышала достаточно, чтобы было, о чём поразмыслить. В течение дня она несколько раз пыталась улучить момент и запереть дверь в кабинет, опасаясь, что лорду придёт фантазия предаться своим историческим штудиям; и лишь во второй половине дня Ива, улучив минутку, вновь воспользовалась шпилькой.
Даже прикосновение к двери кабинета теперь вызвало ломоту в пальцах и головокружение. Непременно надо было вновь побывать в кабинете. Но это было невозможно, пока лорд Карниваль гонял секретаря за всякими поручениями по коридору, и сам то занимался в кабинете, то отдыхал в спальне по соседству. Правда, мисс Ива уже сообразила, как можно уложить лорда в постель на некоторое время и была твёрдо намерена привести свой план в исполнение уже на следующий день, но в довершение неприятностей мисс Ивы, лорд Карниваль сообщил, что завтра её услуги вовсе не понадобятся.
— Надеюсь, вы не станете покидать дома? — спросила Дороти-Ива с тревогой.
— Не вашего ума дело, — и Карниваль жестом велел ей удалиться.
Глава 10. Чего нельзя купить за деньги
Как и следовало ожидать, вскоре после появления в газетах залихватских статеек об убийстве Зулейки, у жертвы обнаружились весьма колоритные родственники. Не так много, как у Карниваля, но достаточно, чтобы вызвать головную боль у старшего инспектора Суона.
Сперва управление посетила сестра покойной, вероятно — бывшая клоунесса семейного цирка Робинсонов. Эта дама устроила перед Суоном сцену неуёмной скорби с заламыванием рук и неправдоподобными потоками слёз. Затем появился безутешный вдовец. От него пахло стойким, въевшимся в любой предмет его убогого платья, перегаром; он тоже лил сентиментальные слёзы горького пьяницы по «своей милой Зу-Зу», и описывал свою нужду так красноречиво, что и камень был бы тронут. Но Суон не был камнем, он был старшим инспектором Столичной полиции. И поэтому прекрасно знал, что мистер Робинсон бросил свою обожаемую супругу двадцать лет назад и в последнее время сожительствовал с некой девицей Элизабет Тайл, более известной как «Ягодка Бэт». Дрожавшие с утра руки и алчущий мутный взор вдовца говорили о степени нужды куда красноречивей всяких слов.
После общения с семейством Робинсон Суону пришлось пригласить в полицейское Управление мисс Филпотс, чтобы окончательно разобраться с собственностью покойной Зулейки. Опись её личного имущества, составленная мисс Филпотс, составляла лишь половину писчего листа. Зулейка, конечно, брала с клиентов деньги, но алчностью не отличалась, к тому же — совершенно не была способна делать сбережения и рассчитывать свои траты. Банкам она не доверяла, небольшие суммы, получаемые за услуги, хранила в ящичке карточного стола. В список личного имущества были внесены некоторые предметы из обстановки спальни, туалеты, годные разве что для любительского театра, и кое-что из старой цирковой рухляди. Любящим родственникам убитой рассчитывать особо не на что.
