Дороти Иден - Тайна Иерихонской розы
Только мысль об отце давала мне слабый проблеск надежды. Он бы ни за что не позволил мне сдаться. Он бы посоветовал действовать медленно и разумно. Шаг за шагом. А потом собрать воедино все, что я узнала, и сделать правильный вывод.
На следующее утро я проснулась, полная новых сил. От Полли я узнала, что у мистера Джона все еще хранится записка, которую ему оставила Лаурин.
— Я никогда ее сама не видела, мисс, но она, наверняка, в библиотеке или в его комнате. Конечно, в том случае, если он ее в тот же день не сжег.
Я поблагодарила ее, не объяснив своего любопытства, и вернулась в свою комнату. Я снова внимательно прочитала обе записки из замшевой сумочки и попыталась проанализировать их. Первая явно не имела к делу никакого отношения, так что я отложила ее в сторону и полностью сконцентрировалась на той, что покороче — от тайного поклонника. Если Шед Хертстон действительно написал эту записку Лаурин, то, скорее всего, он и есть убийца, так ведь?
Это совершенно очевидное заключение ничего нового не принесло, кроме беспокойства.
Он отрицал, что написал эту записку, хотя это тоже мало что значило. Л вот то, что он не мог так просто заходить в дом Дьюхаутов — это было важно. Нет, несмотря на то, что кроме него не на кого было подумать, я чувствовала, что он совершенно невиновен в этом последнем эпизоде жизни Лаурин Дьюхаут.
Это с одной стороны. А с другой стороны мне казалось, что в этом замешан кто-то из живущих этом доме, и я не могла избавиться от чувства, что Лаурин Дьюхаут убили по той же причине, но какой сейчас хотят убить меня.
В любом случае нужно было прочитать записку, которую Лаурин оставила мистеру Джону: может быть, в ней есть какая-нибудь важная информация.
Я вздрогнула — в дверь постучали, и почти одновременно она открылась.
— Мисс Гэби, — это была Коррин, — надеюсь, я вам не помешала… Боже мой, что это вы делаете?
Она с любопытством нагнулась над кроватью.
Только еще сейчас мне не доставало, чтобы кто-то прочитал записки! Даже если это Коррин. Но я не могла ничего сделать. Она взяла одну из них.
— Да это же почерк Лаурин! — воскликнула она, побледнев. — Где вы ее взяли?
— У топи. Должно быть, она оставила там сумочку и забыла про нее.
Я не могла себе представить, какая женщина могла бы забыть про такую записку. Но что я еще могла сказать?
Коррин подняла записку к глазам.
— Она написана незадолго до ее смерти.
Она положила записку, и на ее лице отразилась ненависть.
— У Лаурин было все на свете, а она от всего отказалась ради этого олуха Хертстона. Интересно, Джон хоть когда-нибудь это забудет? И простит ли он ее? Хотя, — черты ее лица вдруг разгладились, — давайте не будем о ней говорить.
Следующий час мы провели в приятной беседе, обсуждая завтрашний прием, а Коррин рассказывала мне о предыдущих приемах, поражая меня своим умением говорить обо всем с тонким юмором. Мы исчерпали тему, и я начала рассказывать ей о Пити.
— Как вы думаете, не мог Пити видеть, как убили его мать? — спросила я. — Тогда можно было бы понять, почему он так странно себя ведет.
— Ах, нет! — отмахнулась она. — Пити нигде поблизости в тот день не было. Вообще-то, он таким был еще задолго до смерти Лаурин. Я уже говорила, он умственно неполноценен. Мы начали это замечать еще с тех пор, когда ему было четыре или пять лет. Мы, но крайней мере, признали этот факт, и вам бы давно нора с ним смириться. Пити гораздо лучше бы себя чувствовал, если бы Джон поместил его в одно из лечебных учреждений, где мальчик смог бы быть с такими же, как он сам. И Эмиль, и его мать, — она беззащитно взмахнула руками, — мы все пытались уговорить Джона, но тщетно.
— Он бы никогда так не поступил! — воскликнула я. — Я уверена.
Она устало улыбнулась уголками губ.
— Вы начинаете серьезно подумывать о Джоне, правда? Я бы не советовала — говорю вам как друг. Кроме того, сама эта идея не так уж жестока, как вы думаете. На самом деле это естественно. Мисс Гэби, я обожаю Пити, вам ли этого не знать! Но я действительно думаю, что ему будет лучше в другой обстановке. Он не счастлив здесь, вы это понимаете? А там… может быть, там он смог бы найти себя. Что же касается Джона, ему еще нет сорока, и он имеет право жить для себя.
— Но не без собственного сына, — возразила я. — Любит он его или нет — у него есть обязанности.
— Человек обременяет себя обязанностями только затем, чтобы потом сожалеть. Это присуще всем нам, — она засмеялась. — Иногда обстоятельства складываются так, что обычная логика пропадает.
Она наклонила голову набок, и на ее губах заиграла загадочная улыбка.
— Мисс Гэби, вы выглядите такой несчастной. Почему? Я думаю, потому, что вы полюбили Джона.
— Что за ерунда, — сказала я, не глядя на нее. Выражение ее лица не изменилось.
— Да бросьте вы. Можете посмотреть мне в глаза и сказать «нет»?
Я бы в любом случае не стала этого делать. Я надеялась, хотя лицо мое пылало, что я не совсем уж покраснела. Она смотрела не на меня, а прямо перед собой, и ее слова звучали искренне.
— Надеюсь, что я ошибаюсь в вас. Я привязалась к вам за последнее время, и мне не хотелось бы, чтобы вы ввязались в отношения, которые закончатся только болью. Я очень сомневаюсь, что Джон когда-нибудь снова женится.
— Это, — сказала я с ударением — меня не касается. Меня волнует Пити.
Она поднялась и сказала, что у нее полно дел.
— Что вы собираетесь делать с этими письмами? Отдадите их Джону?
— В подходящий момент.
— Вам бы сжечь их и избавиться от всего этого раз и навсегда. Не стоит делать все это своей проблемой. Я бы не стала.
— Боюсь, я уже вовлечена, — сказала я, вспоминая попытки убить меня и автора записок, который терпеливо, тихо ждет. Она откинула голову и тихо засмеялась.
Она ушла; я удивилась ее смеху и только тогда мне пришло в голову, что она, должно быть, не так меня поняла. Конечно же, она подумала, что я призналась в своих чувствах мистеру Джону.
Я решила, пусть думает, что ей хочется.
Вечером я подумала, не может ли Коррин оказаться моим врагом? Мне нельзя было никого упускать из виду. Но я только нарочно зря тратила время, чтобы не думать о том, что меня действительно волновало. Это из-за миссис Беатрис я чувствовала себя неспокойно, Мне все время казалось, что именно она знает что-то такое, что и мне нужно знать. Не нравилась она мне… Она была утомительным человеком и к тому же ужасно скучным — наверное, оттого, что не видела радости в жизни. Она странно себя вела, И я чувствовала, что за ней следовало бы понаблюдать.
Я закрыла глаза. Бедный Пити! Ему приходится жить в таком несчастливом месте. Я никогда не забуду тот день, когда он сказал мне, что его отец хочет, чтобы он уехал из Уайт-Холла, а его маму, которая так его любила, уже не вернешь.
— Папа не счастлив здесь со мной. Он только хочет, чтобы мама вернулась, — грустно сказал он.
Насколько ребенок может ошибаться и неправильно все воспринимать! Я приложила все усилия, чтобы убедить его, что у его отца много проблем, но он бы очень плохо себя чувствовал, если бы Пити с ним не было.
И если быть до конца честной, то не только счастье Пити меня беспокоило, а еще и счастье его отца. Счастье, которое было невозможно.
Мне обязательно нужно было найти записку, которую Лаурин оставила мистеру Джону. Я прислушивалась добрых полчаса перед тем, как выйти, чтобы спуститься в библиотеку никем не замеченной. Это не заняло много времени. Через каких-нибудь сорок минут я, тяжело дыша и с пустыми руками, снова была у себя в комнате. В одном я точно была уверена — записка была не в библиотеке. Было слишком поздно идти в комнату мистера Джона, так что я забралась в постель и задула свечу.
Не знаю, как долго я спала. Я открыла глаза. Кругом было темно, светила голубая луна, превращая затянутое облаками небо в зрелище неземной красоты. Издалека раздавался звон колоколов. Окончательно проснувшись, я почувствовала страх. Кто-то, должно быть, заходил в эту комнату всего несколько минут назад. Конечно же, после моего спонтанного визита в библиотеку я забыла задвинуть засов!
Почему они ничего мне не сделали? Они что, опять стояли здесь и просто смотрели на меня, только на этот раз их можно было разглядеть? Я напрягла зрение, всматриваясь в тени, вполне уверенная, что любая из них может двинуться в любой момент. Все было спокойно — слишком спокойно для моих нервов. Я заснула, но снова проснулась через час.
Моя голова раскалывалась, невозможно было спокойно лежать. Я выбралась из постели и накинула темно-синий плащ поверх ночной рубашки, оставив волосы свободно спускаться на плечи. Осторожно оглядываясь, я молча вышла из комнаты, спустилась и вышла на улицу.
Снаружи я почувствовала себя свободнее, наслаждаясь ласковым ветерком, который трепал мои волосы. Я сняла туфли и пошла по прохладной траве босиком, снова переживая детские воспоминания. Воздух действовал успокаивающе; я привела в порядок свои мысли, и вдруг на меня нахлынули эмоции. Я почувствовала себя такой одинокой. Папа, ну почему мы не сможем совершить это путешествие вместе! Мне так часто кажется, что ты бы смог, если б только захотел… Ты мне так нужен.
