С. Нариманов - Белый якорь
— Исчез! — а как… и сам не знаю.
Скворцов вспомнил свой приказ шоферу: ехать предельной скоростью и не оглядываться…
Скворцов, не сказав ни слова, прошел в здание.
Жуков развязал шофера и пригласил следовать за ним.
Туда же поплелись взбудораженные нэпманы…
Скворцов отпустил их очень быстро, но с тщательностью установил со слов экзотической подруги нэпмана наружность напавшего человека.
Поверхностно перебрав текущую переписку, Скворцов вышел из своего кабинета в коридор, наткнулся здесь на Жукова, который все еще оставался в своей кожаной куртке, измазанной грязью.
— Ну, пойдем, Колян, со мной, — шутливо сказал Скворцов.
Они спустились вниз по лестнице, вышли во двор, прошли в другое здание, поднялись во второй этаж…
И открыли камеру Кары.
В камере был беспорядок, пол был засыпан кусками обвалившейся штукатурки от вынутого камня.
Скворцов сел на нару и внимательно стал обозревать всю камеру…
Затем он подошел к камню, исследовал его очень тщательно, желая установить орудие, которым он был вынут.
В зияющем отверстии стены валялся металлический предмет.
Скворцов его взял, усмехнулся, передал Жукову и весело спросил:
— Определи-ка мне, что это за предмет?
— Сапожный гвоздь… — пробормотал Жуков.
Повисла пауза.
— Так вот, дружище — ты и сообрази, что организация, с которой мы боремся — та же, что была нами обнаружена в том городе, где ты был подмастерьем… — и не успел он договорить, как сорвался с нар и стал перед противоположной стеной.
На стене была прикреплена записка.
Скворцов протянул к ней руку, а Жукову, стоявшему за спиной, вновь представилась картина, не перестававшая его смущать…
Коверкотовое пальто… Небольшая плешка… Протянутая рука… Но на этот раз не с револьвером, а с бумажкой.
Жукова вывел из оцепенения веселый смех Скворцова.
— Прочти, Колян!..
И Жуков прочел на бумажке:
Сыщик, красный — враг не опасный!
— Вот это… дело… бандерольное! Прилепил! — с захлебом проговорил Жуков.
— Но гораздо интереснее будет, — сказал Скворцов, прищурив левый глаз, — когда они прочтут мою записку…
Этого никак не ожидал Жуков и про себя подумал:
— Ну, понятно… Списались!…
IV
«Шеф»
На том же извозчике Кара доехал благополучно до центра, расплатился с ним, слез и быстро завернул в ближайший переулок…
Позвонил у подъезда городского особняка условным звонком. Дверь открылась почти немедленно.
Кара быстро вбежал по лестнице. Скинул пальто и шляпу, передал все это швейцару Броуну и коротко бросил:
— Сжечь!
Вошел в комнату, разделся догола. В следующий момент он был в ванне, стоя под холодным душем.
А через несколько минут, уже свежий и очень элегантно одетый, сидел в уютной столовой, где сервирован был кофе и легкий завтрак.
За хозяйку здесь сидела Блосская и любезно угощала своего собеседника.
Кара быстро ел.
Этот человек все привык делать быстро, точно вся жизнь его проходила между короткими остановками курьерского поезда.
Вкратце он ознакомил Блосскую со всеми своими приключениями последней ночи.
— Нужно переговорить с шефом… — закончил свой рассказ Кара, — требуется быстрое изменение всей структуры. Мы наткнулись на сильного противника… Этот Скворцов мне очень не нравится…
В соседней комнате в роскошном кабинете в глубоком кресле с высокой спинкой сидел «шеф».
И ласково приветствовал Кару, когда тот кончил свой доклад.
— Без денег нет движения, — коротко заключил шеф.
И передал своему главному агенту написанную шифром телеграмму.
Затем Кара вытащил из карманов нитку жемчуга, несколько пакетов с драгоценными камнями — все это передал шефу…
А планы Кара передал в пакете.
— Я сдаю все… Имею основание думать, что на мой след здесь напали…
— Мною получены инструкции о переброске нашей работы из центра на Запад. Весь наш план мною уже переконструирован. На Западе предстоит серьезная операция согласованных действий с одним из отрядов под начальством эмигрировавшего бывшего революционера. Наш штаб, однако, остается здесь. Со мной будет работать la belle m-me Блосская и Броун. Вы и Хлопс можете отдохнуть до завтрашнего дня, а завтра, получив документы в акционерном обществе, — выкупите в таможне прибывшие на имя общества автомобильные части… А теперь — прошу вас оставить меня одного. У меня еще много недоделанной работы… Не выходите из стен особняка — можете понадобиться каждую минуту.
Кара и Блосская тотчас же вышли из кабинета.
«Шеф» тяжело вздохнул…
Монолог, произнесенный им минуту назад — это была самая длинная тирада за всю его жизнь.
Привыкши всегда действовать, — он слишком мало говорил…
А разговорчивые люди расцениваются им очень низко.
V
«Царская стоянка»… С молотка?
Улицы Перу в Константинополе сегодня были оживлены каким-то особым оживлением…
Обычно в этой европейской части Константинополя редко можно было видеть обитателей Галаты, этой демократической и торговой части столицы оттоманов.
Здесь царила Европа…
Теперь обитатели Галаты щедро заливали широкие улицы европейской части города — греки, армяне, молдаване — купцы и перекупщики толпами валили в одну центральную точку Перу.
К знаменитому кабачку под громким наименованием:
— «Царская стоянка»!
Теперь здесь уже не гремела веселая музыка, не слышалось страстных завываний цыган и румынского оркестра…
Не было видно и пестрой, роскошной толпы жадных до зрелищ туристов из Европы.
Здесь был… плач и скрежет зубовный!
Конечно, — не в буквальном смысле этого слова, ибо никто в действительности не плакал и зубами не скрежетал…
А просто: «Царская стоянка» лопнула и все имущество ее теперь продавалось с молотка…
Где стол был яств —
Там — гроб стоит!…
Где пиршеств раздавались клики —
Надгробные там воют лики…
И грозно смерть на всех глядит!
Так сказал бы поэт Державин, если бы взглянул на теперешнюю обстановку шикарного кабаре, на развалинах коего возвышался лишь бесстрастный аукционист с лицом продавца живого товара.
Все, что успела вывезти богатая, белая эмиграция из своих былых роскошных особняков — венецианские зеркала, хрусталь-баккара, валансьенские кружева, старинное фамильное серебро — все теперь шло с молотка и раскупалось за гроши жадной толпой смуглых торгашей из Га-латы.
Стучал молоток аукциониста…
И как бы заколачивал первый гвоздь в гроб белой эмиграции…
Прошли веселые дни Аранжуэца!
А бывшие хозяева «Царской стоянки», забрав свои манатки и не доплатив хозяевам роскошных особняков — перебрались уже в скромные отели.
Десять пиастров — пансион!
Конечно, не могло быть и речи об удобных и пышных покоях, об изысканных блюдах и живописных видах на бухту Золотого Рога.
Вонючая Галата приняла их в свои объятия…
И давала им ровно столько, сколько ей платили за товар…
Подобно тому, как алчный торговец скорее обвесит, нежели перевесит, так и жадная Галата, старинная торговка всякими товарами до «живого» включительно, старалась дать мало и взять побольше.
Вся эта бывшая свора «Царской стоянки» уныло сновала по коридорам грязных отелей, махнув на все рукой…
В среде их не было лишь седого председателя совета «Защиты родины», который с ликвидацией предприятия «отбыл на лазурные берега Принцевых островов».
Один лишь Хвалынский не сдавался и замыслил план, который ему казался верхом совершенства.
Он давно метил на пост председателя «Защиты родины» и теперь решил свалить все неудачи на своего исчезнувшего предшественника.
И вновь завербовать иностранный капитал на авантюры…
Решено и сделано.
Генерал Хвалынский первым долгом переехал в гостиницу, рангом чуть повыше тех, в коих ютилась средняя эмиграция.
Предварительно он ликвидировал бриллианты жены, приобретенные на средства щедрых авансов.
Но, будучи последовательным в своей «аристократической фанаберии», решил сохранить хотя бы минимальный штат прислуги…
И, конечно, — Таню Винокурову.
Дескать: лопни, но держи фасон!..
VI
Фальшиво пропетая песенка
Таня Винокурова привыкла уже быстро ориентироваться во всех случаях жизни…
Она не растерялась и на этот раз.
И перед выездом из особняка в своей комнате вынула изразец из камина, извлекла спрятанный там план и другие бумаги.
И все это тщательно спрятала на себе.
