Алексей Поярков - Ликвидация. Книга вторая
— Стоп, стоп… — не сдержал раздражения Гоцман. — Давайте по порядку.
— Да, по порядку… В сорок третьем году я и мой сын по просьбе германского командования занимались тестированием курсантов разведшколы…
— Вы сотрудничали с немцами? — перебил Давид. Старик еще сильнее вздернул подбородок.
— Вы знаете, что такое эзотерика?.. Психоанализ?.. — резко, надменно осведомился он. — Кто такой Карл Мария Вилигут?..note 1
— Нет, — пожал плечами Гоцман.
— И никто здесь не знает, — кивнул Игорь Семенович. — А немцы знали и относились ко мне с уважением. Даже намекали, что меня могут перевести в «Аненербе» note 2… И печатали мои статьи в «Молве» и «Одесской газете». Я, между прочим, был учеником самого Фрейда… Тоже не знакомы?
— Нет.
— Конечно, нет!.. — саркастически фыркнул старик. — Так вот, это был такой материал для исследований, что я согласился. Мой сын проводил собеседования и докладывал мне… А я составлял психологический портрет и по возможности прогноз на будущее…
— Зачем?
Старик зло вскинул седые брови:
— А вас не интересует будущее?.. Конечно, ведь у вас его нет, Гоцман, или как вас там на самом деле?!
— С вами все нормально? — спокойно осведомился Давид.
Пальцы старика заплясали по четкам, постепенно успокаиваясь. Ледяные глаза затянуло мутной поволокой, потом они вновь прояснились.
— Не волнуйтесь, у меня тоже нет будущего, — наконец с усилием выговорил он. — Они убили моего сына… Значит, убьют и меня.
— А кто его убил?
— Не знаю.
— Где это случилось?
— Я не знаю, — повторил Игорь Семенович. — Тела не нашли. Но я знаю, что его убили…
Гоцман с раздраженным вздохом заерзал на стуле.
— Вы думаете, я сумасшедший?.. — внезапно чуть ли не с жалобой произнес хозяин квартиры. — Нет… Я умею видеть, хоть и слепой. Странно, почему я вас боюсь? В вас нет угрозы, но я вас боюсь…
— Вы за разведшколу…
— Да… Однажды привели курсанта. Видимо, особо важный… У него случился нервный срыв. И командование попросило его проверить…
— И шо?
— Этого человека сын видел неделю назад.
— Как он выглядит?
— Не знаю… Я же сказал, с ним беседовал мой сын… Но психологический портрет я помню хорошо. Это человек большой силы и абсолютно без лица.
— То есть? — пожал плечами Гоцман.
— Он может быть любым… Если надо. Он может менять лица, как перчатки.
Гоцман весь подобрался, подался вперед:
— Имя? Кличка? Какие-то приметы? Старик задумчиво покачал головой:
— Не знаю… Но Академик подошло бы. Такой размениваться на мелочи не будет. Лучше ударит один раз, но очень сильно. И людей не пожалеет…
— Негусто… А шо все-таки значит — без лица?
Игорь Семенович наклонился к Давиду, вплотную придвинулся к нему. От пристального взгляда незрячих синих глаз у Гоцмана мороз пошел по коже.
— Настолько свой, что никто не может даже подумать.
Портьера за спиной старика колыхнулась. Гоцман напряженно всмотрелся туда. Нет, никого. Показалось. Или?..
— Кто эти люди, шо привели меня сюда?
— Мои сыновья, — медленно ответил старик. — У меня, как в сказке, было три сына… Это моя охрана.
И он снова склонился к Гоцману, буравя его слепыми глазами.
— О чем вы думаете? — горячечно зашептал хозяин странной квартиры. — Я не могу прочесть ваши мысли… О чем вы думаете? О чем?
Гоцман осторожно отстранился, отклонившись в сторону. Взгляд старика по-прежнему был направлен туда, где находилось его лицо.
Давид коснулся лежащих на столе вязальных спиц.
— Не трогайте спицы!.. — прозвучал испуганный, резко-скрипучий старческий вскрик. — Я сейчас… сейчас вернусь…
Он боком, косо поднялся из кресла и, придерживая полы халата, засеменил к двери. Из-за портьеры показался тот самый плотный парень, встретивший Гоцмана в коридоре. В его руке блеснул пистолет.
— Уходите! — зло прошипел парень. — Быстро!..
Глава седьмая
По темному Приморскому бульвару, от здания бывшей городской думы, медленно, прогулочным шагом, наслаждаясь летней ночью, шла вполне себе симпатичная парочка. Правда, одета она была странновато для конца июня — мужчина, с открытого, располагающего лица которого не сходила легкая улыбка, парился в длинном кожаном плаще, а женщина — в просторном шерстяном костюме с широкими рукавами и модной шляпке с фазаньим пером. На аллее бульвара они были одни, если, конечно, не считать бронзового Пушкина, перед которым гуляющие почтительно постояли с минуту.
Внезапно из темноты перед парочкой возник крепенький морячок в тельняшке и клешах. На влюбленных без всякой симпатии уставился черный зрачок «вальтера».
— Только тихо, — сразу предупредил морячок почти доброжелательным тоном. — Без шуму!
Сзади пары зашевелились кусты. Еще трое вооруженных парней вышли на аллею, целясь в задержанных.
Реакция парочки оказалась на диво спокойной — люди не стали ни сопротивляться, ни звать на помощь. Мужчина, не сгоняя с лица улыбку, послушно воздел руки кверху, а барышня, передернув плечами, спрятала ладони в широкие рукава своего костюма.
— Прошу прощения за беспокойство, мадам, — галантно произнес морячок, слегка кланяясь даме, и кивнул ее кавалеру: — Кожан сымай…
Под плащом на мужчине оказался просторный светлый костюм. Подчиняясь движению ствола пистолета в руке бандита, мужчина аккуратно положил плащ на землю и с вопросительной улыбкой взглянул на морячка.
— Шо смотришь?.. — нахмурился тот. — Все остальное тоже.
Спокойно поглядывая на гоп-стопников, мужчина расстегнул ремешок дорогих наручных часов. Извлек из внутреннего кармана объемистый бумажник, набитый деньгами. Снял с руки своей спутницы сумку и высыпал ее содержимое поверх кожана. Протянул руки, чтобы снять с нее костюм…
— Тпру, савраска, задний ход, — презрительно махнул стволом морячок. — Дамское ни к чему.
Один из бандитов начал, кряхтя, сгребать добычу в мешок, остальные расслабились, опустили оружие.
— Ты хоть воевал-то? — осведомился морячок, презрительно сплевывая под ноги улыбчивому.
— Конечно, — пожал плечами мужчина.
— Небось в тылах? Хлеборезкой или крупорушкой командовал?..
— Нет, на передовой.
— Трепать не надо только! — брезгливо фыркнул морячок. — «На передовой»! Если ты на передовой был, то я тогда — матрос с крейсера «Каганович»!..
— А шо ж ты такой послушный тогда, воин с передовой? — тихо осведомился с корточек бандит, собиравший вещи в мешок. — Хоть бы слово какое нам сказал, шо ли…
Он ссыпал вещи женщины обратно в сумочку и протянул ей. Женщина, слегка усмехнувшись, повесила сумочку на руку, которую продолжала держать в рукаве. У женщины было красивое холодное лицо и темные, аккуратно уложенные в замысловатую прическу волосы.
Морячок, уже не скрывая презрения, сунул пистолет за пояс и ухватил улыбчивого мужчину за лацканы модного пиджака:
— Тебе кричать в сортире «занято», а не воевать… С кем тебе воевать-то, глистогон?
Улыбка мужчины из доброжелательной стала просто наглой. Он в упор взглянул в глаза своего противника, словно хотел запомнить его получше.
— С кем?.. Да со всякой сволочью вроде тебя.
Как в руке мужчины появился «парабеллум», морячок не успел заметить. Женщина же, резко крутанувшись на месте, молниеносно выхватила из рукавов два «браунинга». Четыре выстрела грянули почти одновременно. Один за другим на землю тяжело упали четыре тела. Ни одна пуля не пропала даром. И никто из убитых не успел понять, что произошло.
Мужчина склонился к каждому по очереди, убеждаясь в том, что нападавшие мертвы. Подобрал с земли кожаный плащ, бережно отряхнул его, положил в карман бумажник, надел на запястье часы. Что-то негромкое и веселое сказал своей даме. Она рассмеялась, подхватила спутника под руку.
И парочка снова двинулась по бульвару по направлению к Дюку, наслаждаясь упоительным воздухом воскресной июньской ночи, Пушкин на пьедестале вдохновенно смотрел им вслед…
Довжик и Гоцман торопливо шагали по ночной Одессе. В стороне Приморского бульвара пронзительно заверещал свисток постового. Шаги гулко отдавались от стен спящих темных домов и руин.
— Давид Маркович, я дал слово, что кроме вас и меня никто о нем не узнает, — озабоченно говорил майор. — Он безобидный старик… Просто умеет видеть будущее.
Вместо ответа Давид зло сплюнул и процедил неразборчивое ругательство.
— Так что он вам сказал?
