Фиона Маунтин - Бледна как смерть
Он продолжал смотреть перед собой, потом поднял на нее глаза.
– Вы шли как танцовщица, – он плеснул вина в пустой стакан.
Она сняла пальто, перебросила через спинку стула и села.
– Я занималась балетом до пятнадцати лет.
– Тогда понятно. У меня была идея сделать серию фотографий балетных сценок. Как вы на это смотрите?
– Я уже говорила вам, что не люблю фотографироваться.
– Жаль. Фото, которое я сделал в тот день, получилось хорошо. Вы выглядите очень эффектно.
– В подобном преступлении меня не обвиняли с тех пор, как мне стукнуло семнадцать.
– Вы меня удивляете. Полагаю, что быть влюбленным в вас – большое испытание. Как и всякая стоящая вещь.
Она предпочла промолчать. Вместо этого откусила кусок креветочного крекера.
– А фотографии Бетани получились хорошо?
– Могли быть и лучше, – он вдавил окурок в пепельницу. – Не знаю, в чем дело. Может, проблема с экспозицией. Какая-то тень. Черно-белые снимки не удались.
– Жаль. А выставка скоро?
– Слишком скоро.
– Когда открывается?
– 16 января.
Через две недели. Крайний срок, который определила Наташа для того, чтобы найти Бетани.
– Две последних съемки назначены на эту пятницу. Я должен был сделать это неделю назад.
Это было сказано с явной неохотой. Под черной вельветовой курткой Адама оказалась мятая белая футболка. Волосы всклочены, как будто он только что встал с постели. Кроме того, ему не мешало бы побриться.
Он взял палочку для еды и зажал между пальцами, как ковбой из вестерна – пистолет. Стукнул ею по столу, потом отложил в сторону.
– Ну, как продвигаются дела у вас?
Выбора не было, кроме как выложить все Адаму.
– Автора дневника звали Эллен Дженет Маршалл. Ее отец, Джон, практиковал на Сэвил Роу.
– Хорошо сработано. – Он смотрел ей в лицо. – Что-нибудь еще?
– Дженет умерла в тридцать лет. Незамужней.
Он зло затянулся сигаретой, выдохнул, посмотрелв окно.
– Тогда у нее должен быть незаконнорожденный ребенок.
Парочка за соседним столиком посматривала в их направлении.
– Это возможно.
Действительно, тот факт, что Дженет умерла незамужней, не означает, что у нее не было прямых потомков, которым она могла бы оставить свой дневник. Такую ошибку делали неопытные специалисты по генеалогии, которые, обнаружив свидетельство о браке, искали факты, связанные с рождением первого ребенка в последующие годы, хотя двигаться нужно было в обратном направлении. В викторианские времена в десяти процентах случаев браки заключались после рождения первенца, а многие пары вообще но регистрировали свой брак.
– Вся беда в том, что незаконнорожденных детей обычно не регистрировали. И уж точно не фиксировали факт усыновления. Так что найти такую информацию практически невозможно.
Адам уткнулся в меню, возведя барьер между собой и тем, чего он не хотел слышать.
Зачем я подвергаю себя всему этому?
Наташа огляделась вокруг. Подслушивающие соседи вернулись к своим разговорам, когда поняли, что речь идет об умерших. Окружающих интересуют только «современные» скандалы.
Стивен был прав. Не стоит взваливать всю ответственность на себя. Но, взглянув на лицо Адама, в котором под ожесточением пряталась боль, она не нашла слов, чтобы рассказать ему о записке. Что произойдет, если и он не сможет ее объяснить? Вдруг он придет к тому же выводу, что и Наташа? Было бы слишком жестоко сообщить об этом сейчас, когда он только что узнал, что практически не существует способа разыскать Бетани.
Все же в глубине души жило подозрение, что она не до конца честна с собой. Тому была причина – ее не покидало ощущение, что Адам что-то от нее скрывает.
Она наблюдала, как он курит, пытаясь примерить на него комментарии Мэри. Такие парни часто отталкивают от себя или просто отделываются от девчонок.
К своему ужасу, Наташа осознала, что и то, и другое не так уж невозможно в случае с Адамом.
Адам швырнул меню на стол.
– Ну ладно, – бросил он. – Лучше скажите, сколько я вам должен.
– Нисколько. Я не сделала того, о чем вы меня просили. Послушайте, мы можем попытаться сделать еще одну вещь.
– Что именно?
Она сделала глубокий вдох, обдумывая несколько позитивных предложений.
– Женщины в то время крайне редко оставляли завещание. Однако ее часть наследства должна была отойти кому-нибудь из сестер или брату. Я хочу отследить всех трех.
Казалось, он не особенно обрадовался услышанному. Как и Наташа, которая знала, что напрасно тратит время. Бетани могла ошибочно полагать, что является потомком девушки, написавшей дневник.
Единственный верный вариант – отнести записку в полицию. Полсекунды она размышляла, можно ли это сделать, не поставив в известность Адама. Конечно же, нет.
– Послушайте, только из-за того, что нет прямого кровного родства с Дженет, дневник нельзя считать совсем уж бесполезным. Я хочу еще раз его просмотреть, может, найду что-нибудь. Какой-нибудь ключ, ну, я не знаю, упоминание какого-нибудь адреса или кого-нибудь из пациентов доктора...
Подошла официантка с записной книжкой. Наташа заказала королевских креветок в кокосовом соусе и рис, приготовленный на пару – то, что она уже здесь пробовала. Адам сказал, чтобы ему приготовили то же самое, потом откинулся на спинку стула.
– А что, если я в корне не прав? – Его тон вызвал у Наташи предчувствие, что его дальнейшие слова ей не понравятся. – Россетти положил свои стихи в гроб Лиззи Сиддал в качестве последнего «прости», своего рода большой жертвы. Так? Допустим... я просто рассуждаю. А что, если дневник – это попытка Бетани повторить историю Россетти и Лиззи? Я не удивился бы, если бы она сделала что-либо подобное. Что, если она хотела, чтобы у меня оставался символ, эдакий памятный подарок?
Наташа наполнила оба стакана, стараясь не поддаваться впечатлению от сказанного Адамом.
– Послушайте, – настаивал он, – я благодарен вам за то, что вы сделали. Но, может, нам следует поставить на этом точку? Признать поражение.
Она протянула Адаму стакан.
– Боюсь, это не то, чему меня учили и с чем я могу согласиться.
В награду она получила слабую улыбку, первую за этот номер.
– Это я понимаю.
Как он воспримет, если с Бетани действительно что-нибудь произойдет? Как ты сама сможешь это пережить?
– Расскажите мне о ней побольше.
– Что вы хотите узнать? – в его тоне опять появилась скука.
– Я точно не знаю. Что-нибудь. Все. Какую музыку она любила?
Музыка всегда служила ключом к пониманию души человека.
– Тhe Doors. Джима Моррисона.
Отлично. Джим Моррисон покончил жизнь самоубийством. Но у Наташи тоже были все его альбомы. И виниловые пластинки, и компакт-диски.
– Ей нравилась ее работа?
– Я полагаю, очень. Она знала о цветах много интересного.
Наташа подалась вперед, поставив локти на стол.
– Например?
Он пожал плечами.
– Она рассказывала мне о цыганских похоронах. В частности, о том, что они укладывают цветы в форме «разбитого сердца», с зигзагом из красных роз, символизирующим трещину. Во время Второй мировой войны, говорила она, существовал запрет на транспортировку цветов по железной дороге. Тогда в Ковент-Гарден придумали провозить анемоны контрабандой, в корзинах с брокколи. Я никогда не думал, что у цветов такие поэтические названия: «Звезда Вифлеема», «Крылья Ангела», «Амарант Прекрасный». – Он раскурил еще одну сигарету. – У нее была жестяная коробочка со старинной картинкой, такая, знаете, из-под грушевого мыла или чего-то подобного. Я нашел ее в гардеробе, где она хранила одежду, когда оставалась у меня. Она хранила любую мелочь. Там были билеты – свидетельства наших походов в художественные галереи, снимки-«полароиды», оставшиеся после съемок, клочок бумаги с номером моего телефона, который я дал ей при первой нашей встрече. Она сохранила даже этикетку от капуччино, который купила в тот день, когда мы познакомились.
Бетани его очень любила. Почему же она ушла?
Наташа вспомнила маленькую музыкальную шкатулку с секретным механизмом, в которой в детстве хранила конфеты. Теперь в ней лежали кусочки фольги, оставшиеся от конфеты в форме звезды, которую Маркус купил в Сту Фаер, когда они впервые вместе проводили уик-энд. Она чувствовала себя ненормальной, сохраняя их, но не могла заставить себя выбросить этот мусор.
– Она дала мне фотографию, которую сделала сама в двенадцать лет, – сказал Адам. Он извлек бумажник из кармана и вытащил моментальный снимок, изображавший канал с несколькими лодками.
Наташа перевернула карточку. Икс Бетани – аккуратно было написано черными чернилами на обороте.
Была ли фотография сделана где-нибудь поблизости от того места, где она жила, куда приезжала на каникулы? Куда она сейчас поехала? В Оксфорд? В Кембриджшир, откуда происходят Маршаллы? Сколько каналов в Британии? Слишком много.
