Филипп Ванденберг - Сикстинский заговор
– Конечно, Ваше Высокопреосвященство. Джанпаоло был не первым папой, которому я служил, и именно поэтому могу утверждать, что никогда не видел такой скрытности и заговорщических настроений, как в ?е тридцать четыре дня его правления. Казалось, все стали враждовать, большинство кардиналов начали общаться с папой лишь в письменной форме. Поэтому он всегда был необычайно занят.
– Святой отец просто переутомился…
– Это официальная версия, Ваше Высокопреосвященство. И не было причин проводить вскрытие.
– Штиклер, – прошептал кардинал, – не мне вам говорить, что тело папы ни при каких обстоятельствах не подвергается вскрытию!
– Да, я знаю это, – ответил Вильям Штиклер, – но и сегодня себя спрашиваю, почему не разрешается вскрытие. Ведь с останками пап обращаются так же, как с телами других смертных. Не было ничего возвышенного в том, что вокруг ног и груди Джанпаоло обвязывали веревки и растягивали его судорогой сведенное тело с такой силой, что слышно было, как трещат и ломаются кости. Я был там и все видел, Господь мне свидетель.
– Профессор Монтана определенно указал на причину смерти – закупорка коронарной артерии.
– Ваше Высокопреосвященство! На что же еще мог указать Монтана, если не на сердечную недостаточность? Подойдя к постели покойного, он увидел, что тот в левой руке держал папку с делами, правая же безвольно свисала. Монтана повторил действия, которые я уже наблюдал после смерти папы Павла в резиденции Кастель Гандольфо: сняв с Джанпаоло очки, положил их на столик, достал серебряный молоточек, трижды ударил мертвого папу в лоб и трижды спросил, умер ли он. И когда и в третий раз ничего не услышал, то сообщил, что Его Святейшество Иоанн Павел I почил. Монтана выполнил все в соответствии с церемониалом Святой Римско-Католической Церкви.
– Requiescat in pace. Amen.[84]
– Однако странность начала обнаруживаться позже, когда прибыл кардинал-государственный секретарь. В 5:30 он уже был свежевыбрит и казался очень собранным. Взглянув на выпавшие из рук папы бумаги, кардинал объявил, что, по официальной версии, рано утром я обнаружил святого отца мертвым в кровати, и читал он не дела, а книгу о последователях Христа. Конечно, я задал вопрос, зачем же извращать факты? Почему Джанпаоло должны были найти за чтением не документов, а книги? Почему найти его должна была не сестра Винченца, которая по утрам приносила ему кофе, а я? Кому нужна вся эта ложь?
– А тапочки и очки Его Святейшества?
– Я не знаю, Ваше Высокопреосвященство. В суете они куда-то исчезли, как и документы, упавшие на пол. Сначала я не придал этому значения, так как думал, что государственный секретарь забрал эти вещи с собой. Намного позже, около полудня, когда Джанпаоло унесли, я поинтересовался, куда же дели вещи. И раскрылось ужасное. Кто-то обокрал мертвого папу.
– А Еллинек? Когда пришел Еллинек в эту комнату?
– Еллинек? Его там не было. Кардинала, насколько мне известно, в день смерти папы не было в Риме.
– То, что вы сказали, полностью совпадает с моими наблюдениями, Штиклер. Помнится, Еллинек был на первом собрании кардиналов в Сала Болонья в период Sede Vacante, но оно состоялось лишь на следующий день. То есть кардинал Еллинек никак не может быть виновником смерти папы. Об остальном Штиклер, лучше молчать. Если Рота Романа[85] возбудит дело, вы, монсеньор, наверняка окажетесь первым подозреваемым.
Камердинер подскочил. Он хотел покинуть исповедальню, но Беллини убедил его остаться. Кардинал сказал, что Штиклер неверно его понял. Во имя Иисуса и Девы Марии, он, конечно же, не подозревает Штиклера. Однако, по официальной версии, он стал бы главным свидетелем, так как последним видел святого отца и нашел его тело.
– Но я не находил его тело, Ваше Высокопреосвященство. Этот слух пустил государственный секретарь! – Монсеньор больше не мог сдерживаться.
Беллини старался успокоить Штиклера, шептал, что не слова Беллини окажутся решающими, а то, что обнаружится на суде. И придется ответить на унизительные вопросы. Ведь именно у него, Штиклера, была возможность легко подмешать парализующее вещество в одну из множества бутылочек с лечебными настойками, которые принимал папа, о чем знал весь Ватикан.
После этих слов наступило продолжительное молчание. Вильям Штиклер задумался: ему впервые пришло в голову, что Беллини мог относиться совсем не к той группировке, к которой он его всегда причислял. Судя по тону беседы, кардинал вполне мог быть в группировке Касконе или заодно с Еллинеком.
– Ваше Высокопреосвященство, – прошептал Штиклер, – как же мне вести себя?
– Что вы сказали Еллинеку? Он понял, что вы обнаружили?
– Нет. Я сделал вид, что мне стало плохо, и ушел.
– То есть Еллинек не знает, что вы увидели эти предметы?
– Если это не было преднамеренно, то нет.
– In nomine domine, в таком случае мы пока оставим открытие в тайне.
Монсеньор Вильям Штиклер, камердинер папы, в тот же день отправил кардиналу Йозефу Еллинеку письмо с извинениями, объяснив свой внезапный уход плохим самочувствием. Он выразил надежду вскоре встретиться для продолжения партии.
Сретение Марии[86]
Вечером в тот же день кардинал Йозеф Еллинек посетил палаццо Киджи. Швейцарская Аннибале, которая находилась у двери, была пуста, что случалось часто, и кардинал млел от приятного ожидания. В его голове проносились грешные мысли. Усиленно топая, он постарался предупредить о своем появлении. Наконец в высоком холле показалась она. Синьора Джованна медленно переносила свой вес с одной ноги на другую, и бедра ее при этом еще больше округлялись.
– Виопа sera, Eminenza! – громко сказала она издалека, и кардинал, едва взглянув на дешевую тонкую ткань ее черного, застегнутого на все пуговицы халата, почувствовал себя Моисеем на горе Небо, которому Господь показал благословенную страну. Но возвестил при этом, что тому на нее не ступить.
– Добрый вечер, синьора Джованна! – вежливо ответил на ее приветствие кардинал, стараясь придать голосу мягкость. Ему это не удалось вовсе, отчего он смущенно закашлял.
– Простудились? – спросила ключница уважительно. – Весна заставляет себя ждать в этом году, Ваше Высокопреосвященство. – Она стояла на ступеньку выше Еллинека, и кардинал обошел ее по широкой дуге. Это препятствие смущало его ум. Еще раз закашлявшись, он ответил:
– Еще бы, синьора Джованна, при такой-то зиме. То тепло, то холодно! – И не глядя больше на Джованну (хотя ничего больше он так не желал), Еллинек проследовал далее.
Вдохновившись и в то же время разочаровавшись от явленного ему греха, кардинал хлопнул дверью. Он сразу почувствовал, что в квартире кто-то есть. В гостиной горел свет.
– Сестра? – позвал Еллинек, но ответа не дождался. Странно было бы встретить здесь в эту пору францисканскую монахиню. Удивительно, но дверь в гостиную была открыта. Войдя в комнату, Еллинек остолбенел. В его кресле сидел священник, одетый в черное.
Кто вы? Чего вы хотите? Как вы здесь оказались? Еллинек стоял молча, словно потерял дар речи, хотя жаждал узнать ответы на эти вопросы.
Человек в черном (кардинал утратил уверенность в том, что это священник, и решил, что к нему явился сам дьявол) произнес:
– Вы получили мою посылку, Ваше Высокопреосвященство?
– То есть эти вещи прислали вы?
– Это не просто вещи – это предупреждение!
Кардинал ничего не понимал.
– Предупреждение? Кто вы? Чего вы от меня хотите? Как вы вообще здесь оказались?
Гость сделал произвольное движение рукой:
– То есть вы не знаете, что именно находится в посылке? Джанпаоло…
– Иисус, Мария… – Еллинек похолодел. Как только он услышал имя Джанпаоло, он понял, что же это за таинственная посылка, и кровь застыла у кардинала в жилах. Очки и тапочки человека, который был папой всего тридцать четыре дня! Теперь он припомнил то, чему никогда не придавал значения. Тогда, в сентябре, прошел слух, что обокрали мертвого святого отца. Говорили, что похитили всего несколько домашних мелочей. Все это всплыло в памяти кардинала, пока неизвестный бесстрастно продолжал говорить.
– Теперь вы понимаете?
– Понимаю? – Страх, непонятный, смешной, жалкий страх вдруг поразил Еллинека. Он испугался негодования человека в черном, словно Илия гнева Иезавели.
– Нет, – прошептал он беззвучно, – я ничего не понимаю. Скажите, чего вы хотите от меня и кто вас послал?
Гость отвратительно ухмыльнулся – так знающий насмехается над ничего не ведающим:
– Вы задаете слишком много вопросов, господин кардинал. Любопытство было первым в мире грехом.
– Скажите, наконец, чего вы хотите! – упрямо повторил кардинал и отметил, что его руки дрожат.
– Я? – насмешливо переспросил человек в черном. – Ничего. Я прибыл по высшему повелению: там выразили желание, чтобы вы прекратили исследования надписи на своде Сикстинской капеллы.
