К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля
– На это мне нечего было возразить.
– Возможно, нам следует перейти к обстоятельствам убийства, – сказал я. – Именно это событие занимает меня сейчас более всего.
Аббат угрюмо кивнул.
– Четыре дня назад, после обеда, между мною и эмиссаром Синглтоном вновь произошла длительная и, осмелюсь сказать, совершенно бесплодная беседа. Потом мы расстались, и я более не видел его в тот день. Он занимал комнаты, расположенные здесь же, в этом доме, но они с доктором Гудхэпсом всегда ужинали отдельно. Окончив дневные дела, я, как обычно, лег спать. В пять часов утра в комнату мою ворвался брат Гай, служитель лазарета. Он сообщил мне, что только что был в кухне и обнаружил там тело эмиссара Синглтона, плавающее в луже крови. Сказал, что у несчастного отрублена голова. – Лицо аббата исказилось от отвращения, и он затряс головой, словно отгоняя ужасающую картину. – Не дай вам Бог, сэр, когда-нибудь увидеть каменный пол, сплошь залитый кровью. А потом, когда монахи пошли к заутрене, выяснилось, что церковь подверглась осквернению.
Аббат смолк, и глубокая складка залегла меж его бровей. Я видел, что ему и в самом деле тяжело вспоминать о случившемся.
– Каким же образом была осквернена церковь?
– Алтарь заливала кровь. То была кровь черного петуха. Он валялся перед алтарем, обезглавленный. Боюсь, господин Шардлейк, мы столкнулись с происками колдунов.
– Насколько мне известно, из церкви также пропали святые мощи?
Аббат закусил губу.
– Да, была похищена величайшая святыня Скарнси. Рука Раскаявшегося Вора, который был распят вместе с Христом. Нетленная длань, прибитая к кресту гвоздями. Брат Габриель обнаружил, что святыня исчезла тем же утром, но несколько позднее.
– Это ведь весьма ценная вещь, не так ли? Если я не ошибаюсь, мощи находились в золотом ларце, украшенном изумрудами.
– Да. Но поверьте, утрата драгоценного ларца огорчила всех нас куда меньше, чем утрата его содержимого. При одной мысли о том, что святые мощи, обладающие столь великой силой, попали в грязные руки колдуна или ведьмы…
– Полагаю, посланник короля был умерщвлен без помощи колдовства, – перебил я.
– У некоторых братьев существуют серьезные сомнения на этот счет. В кухне нет никаких орудий, посредством которых можно отсечь человеку голову.
Я подался вперед, опершись руками на колени. Сделал я это главным образом для того, чтобы облегчить ноющую боль в спине. Однако в подобной позе чувствовалось нечто угрожающее, и я прекрасно это сознавал.
– Ваши отношения с эмиссаром Синглтоном никак нельзя было назвать теплыми, – процедил я. – Насколько я понял из ваших слов, он всегда ужинал в своей комнате?
Аббат развел руками.
– Поверьте, господин Синглтон был окружен в нашем монастыре почетом и уважением, приличествующим его высокой миссии королевского посланника. Он не пожелал разделить со мной стол, и я не смел настаивать на противном. Но прошу вас, – аббат слегка возвысил голос, – позвольте мне повторить: я рассматриваю его смерть как ужасное несчастье. Будь моя воля, я давно бы предал его останки христианскому погребению. То, что тело до сих пор не предано земле, беспокоит монахов. Многие опасаются, что в обители будет являться призрак убитого. Однако доктор Гудхэпс настоял на том, что тело следует оставить непогребенным до вашего приезда. Он полагал, что вы пожелаете осмотреть его.
– Весьма разумное предположение. В самое ближайшее время я непременно осмотрю тело.
Взгляд аббата, устремленный на меня, стал еще внимательнее.
– Вы хотите расследовать это злодеяние в одиночку, не привлекая городские власти?
– Да. К тому же я намерен разгадать эту тайну как можно быстрее. Но, разумеется, я рассчитываю на вашу помощь и сотрудничество, отец аббат.
Аббат вновь развел руками.
– Я готов сделать все, что в моих силах. Но, откровенно говоря, я не представляю, с какой стороны браться за это дело. Задача кажется мне непосильной – по крайней мере, для одного человека. В особенности если убийца прибыл из города, в чем я не сомневаюсь.
– Но на чем зиждется ваша уверенность? Мне уже сообщили, что в ночь убийства привратник видел господина Синглтона. И эмиссар сообщил ему, что собирается встретиться с кем-то из монахов. Кроме того, откуда посторонний мог взять ключ от монастырской кухни?
Аббат нагнулся вперед, пожирая меня глазами.
– Сэр, это дом Господа Нашего, и дело его обитателей – служить Христу, – с пылом произнес он, благоговейно склонив голову при упоминании имени Спасителя. – Наш монастырь стоит вот уже четыре столетия, и никогда в нем не совершалось злодеяния, подобного этому. Но мир за его стенами погряз в грехе и разврате. Несомненно, какой-нибудь безумец или, скорее, мерзостный колдун мог проникнуть в пределы святой обители, намереваясь осквернить ее. Именно об этом говорит совершенное в алтаре святотатство. Полагаю, эмиссар Синглтон столкнулся со злоумышленником или, возможно, с несколькими злоумышленниками, направляясь к месту встречи с кем-то из монахов. Что до ключа от кухни, он был у самого эмиссара. Не далее как в день накануне своей смерти он потребовал ключ у приора Мортимуса.
– Понятно. А у вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, с кем эмиссар Синглтон намеревался встретиться?
– Увы, нет. Об этом знал лишь убитый… И конечно, тот, второй. Сэр, я не берусь судить о нравах местных жителей, но в том, что в городе полно мошенников, можно не сомневаться. Добрая половина горожан промышляет контрабандой – провозит шерсть во Францию.
– Завтра, когда я встречусь с мировым судьей, господином Копингером, я непременно поставлю его в известность.
– Вы собираетесь привлечь к расследованию… мирового судью?
Аббат слегка прищурил глаза. Это известие явно не доставило ему удовольствия.
– Лишь его одного, и никого больше. Скажите, а сколько лет вы уже служите здесь аббатом?
– Четырнадцать. И все четырнадцать протекли в мире и спокойствии. До того, как…
– Но два года назад у вас возникли затруднения, не так ли? – перебил я аббата. – Во время ревизии были выявлены кое-какие неблаговидные обстоятельства.
Щеки аббата вновь залились краской.
– Да. Признаюсь, тогда в монастыре было обнаружено гнездо порока. Бывший приор не оправдал оказанного ему доверия. Втайне он предавался разврату. Что ж, искушения подстерегают человека даже в святых обителях.
– Значит, ваш бывший приор предавался разврату и беззаконию.
– Но как только правда вышла наружу, его незамедлительно удалили из монастыря. И, разумеется, лишили духовного сана. Приор – второй человек в обители после меня, именно на нем лежит ответственность за благоденствие и достойное поведение монахов. Наш бывший приор сумел ввести меня в заблуждение. Он хитро скрывал свои темные дела. Но теперь приор Мортимус навел в монастыре порядок. Этого не отрицал даже эмиссар Синглтон.
Я кивнул.
– Если я не ошибаюсь, в вашем монастыре работают шестьдесят служек?
– Да. Вы видели сами, у нас здесь большое хозяйство и множество зданий.
– А монахов сейчас всего тридцать?
– Сэр, я никогда не поверю, что кто-нибудь из моих служек, не говоря уже о монахах, всей душой преданных Христу, мог совершить столь отвратительное деяние, – отчеканил аббат.
– Увы, господин аббат, подозрение лежит на всех обитателях монастыря. Не будем забывать о том, что эмиссар Синглтон прибыл сюда с твердым намерением добиться добровольного упразднения монастыря. И, несмотря на то, что его величество великодушно предоставляет монахам денежное содержание, не сомневаюсь – многие из них не имели ни малейшего желания расставаться со столь процветающей обителью.
– Монахи не имели понятия о цели приезда эмиссара Синглтона. Они знали лишь, что он является посланником главного правителя. Приор Мортимус сообщил братии, что эмиссар прибыл, дабы разрешить проблему, связанную с правом собственности на одно из наших имений. Таково было требование самого господина Синглтона. Об истинной цели его визита знали лишь мои приближенные, старшие монахи.
– Кто именно?
– Разумеется, приор Мортимус, а также брат Габриель, ризничий, брат Эдвиг, казначей, и брат Гай, лекарь. Все они провели в нашем монастыре много лет – за исключением брата Гая, который поступил нам в прошлом году. После убийства по монастырю поползли различные слухи о том, зачем к нам приезжал эмиссар. Но на все расспросы я по-прежнему отвечаю, что его интересовал лишь статус одного из наших земельных владений.
– Вы поступаете чрезвычайно разумно, отец аббат. Именно этой версии мы и будем придерживаться впредь. Хотя, не скрою, нам с вами предстоит вернуться к вопросу о добровольном упразднении монастыря.
Несколько секунд аббат хранил молчание, а потом заговорил, тщательно подбирая слова:
– Сэр, даже теперь, в этих ужасных обстоятельствах, я продолжаю настаивать на своих правах. В Указе, предписывающем роспуск малых монастырей, особо оговаривается, что крупные обители содержатся в полном порядке. Не существует никаких законных оснований для уничтожения нашего монастыря. Если бы мы отступили от последних предписаний, это могло бы послужить поводом для роспуска. Но мы в точности выполняем все правила. Не знаю, какие причины заставляют главного правителя столь настойчиво желать уничтожения нашей обители. Мне доводилось слышать о том, что от других монастырей также потребовали добровольного согласия на роспуск. Но я могу повторить вам лишь то, что много раз повторял господину Синглтону: я никогда не дам этого согласия и в случае упорного давления прибегну к защите, которую мне предоставляет закон.
