Енё Рейто - Проклятый берег
— Кто же те, которые способны предостерегать возвращающуюся домой женщину? Что это за жалкие, гнусные подонки?
— Нанятые профессиональные убийцы… Больше я не могу вам сказать…
— Я не собираюсь проникать в вашу тайну, графиня!
— Спасибо. Тогда идите вперед и подождите меня у входа. Я прошел мимо столика Турецкого Султана. Рука у меня невольно сжалась в кулак, но что я мог поделать.
Меня просила о помощи женщина. Я не мог отказать! Через несколько минут графиня вышла из кафе.
Был уже вечер. Мы направились не к центру, а в сторону района вилл.
Никого подозрительного я по дороге не заметил. Вообще, эта часть города выглядела сейчас совсем безлюдной. Лишь изредка мимо нас проносились машины.
Моя спутница остановилась перед огромным, похожим на замок зданием.
— Я дома… — сказала она. — Похоже, что одного вашего присутствия оказалось достаточно, чтобы спугнуть их. У вас ведь такая внушающая трепет, истинно мужская фигура! Вы похожи на ожившую статую!
И это тоже верно. Фигура у меня и впрямь мускулистая, истинно мужская. Такую одну на тысячу встретишь.
— Крысы, способные напасть на женщину, обычно трусливы, — ответил я с врожденной, естественной прямотой.
— До какого времени у вас увольнительная?
Гм… Потриен уже сейчас, наверное, выходит из себя…
— У меня нет увольнительной. Просто спрыгнул со стены форта.
— Дезертировали?
— Нет. Если я вернусь до завтрашнего вечера, это будет только самовольная отлучка. А я вернусь еще сегодня.
— Ну, если так… Я была бы рада пригласить вас на чашку чая.
И она опустила глаза. Судя по всему, я произвел на нее сильное впечатление.
— Я был бы счастлив, графиня, — почтительно ответил я с ощущением, что следовало бы по такому случаю опуститься на одно колено.
— Тогда зайдем…
За входной дверью оказался огромный, отделанный деревом холл, залитый светом люстры. Лакеи в ливреях поспешили ко мне… Сколько света и роскоши…
Несколько ошеломленный, я шел рядом с нею по лестнице…
Стены во всю их высоту были расцвечены разными яркими картинами. Я много вращался в высших кругах и знаю, что такие картины называют гобеленами… Человек, попадая в образованное общество, и сам здорово повышает свой уровень.
Сводчатый потолок тоже весь был покрыт рисунками цветов — так называемыми фресками. Когда они обвалятся и покроются основательным слоем грязи, любой музей заплатит за них хорошие деньги.
Мы прошли через целую кучу комнат, пока шедший перед нами лакей не ввел нас, наконец, в небольшой, интимный салон и не включил лампу, прикрытую шелковым абажуром. Вспыхнул мягкий, домашний свет, оставлявший в полумраке дальние уголки комнаты.
Через несколько мгновений лакей появился снова, толкая перед собой, на манер детской коляски, небольшой столик на колесах. На столике стояли бутылки, бокалы, какое-то крохотное печенье для закуски и сигареты.
— Можете идти, Луи.
Только тот, кто много бывал в обществе господ, знает, насколько аристократичным должен быть дом, в котором лакея зовут Луи.
Она угостила меня виски, мы закурили и начали беседовать.
— Дорогой Джон, — сказала она, наклоняясь ко мне через ручку своего кресла. — Вы оказали мне огромную услугу. Я никогда не забуду…
— Ну, что вы… Право же, это мелочь. Мне жаль, что не пришлось вступить в бой ради вас, графиня. Поверьте — это так!
Я бы сейчас с удовольствием сразился с целой ротой, чтобы доказать, какое чувство я питаю к этой женщине.
Она едва пригубила свой бокал, но я залпом проглотил уже четвертую порцию отличного виски.
Чуть позже я дерзко наклонился к ее руке, лежавшей на ручке кресла, и поцеловал ее…
Она словно не заметила этого…
Взглянув на нее, я увидел, что она, опустив глаза, улыбается. Но что это была за улыбка!
Эта женщина улыбалась так, словно с трудом сдерживала слезы. Я так ее про себя и назвал: «смеющаяся сквозь слезы графиня».
— Вы дерзки, но не назойливы, так что я на вас не обижена…
Это тоже было верно. Я попробовал подвинуть свое кресло чуть поближе к ней, но это чертово сооружение зацепилось за ковер, так что я чуть не очутился на полу и, спасая положение, опрокинул бутылку с виски.
— Прошу прощения…
— Ерунда… Точь-в-точь то же самое случилось когда-то с маркизом Валуа.
Такое и впрямь случается даже с самыми знатными вельможами. Самое главное то, что теперь я сидел совсем рядом с нею. Сердце у меня колотилось так, будто собиралось выскочить из-под мундира. Голова кружилась от аромата жасмина и ее духов.
— Почему… вы убежали из казармы? — спросила она и наклонилась, почти прикасаясь ко мне.
Я сумел лишь пробормотать в ответ:
— Увидел одного подлеца… со стены… и бросился за ним в погоню…
— А как же вы очутились там… в кафе?…
— Он забежал туда… я за ним…
Тем временем она как заботливая хозяйка все подливала мне виски, а я пил, потому что выпивка делает человека более приятным собеседником.
— Жарко здесь…
Она вздохнула, встала и прошлась по комнате. Клянусь — такой великолепной фигуры, как у нее, я в жизни не видывал. Сама ее походка с медленными, упругими шагами была как музыка.
…Потом она играла на пианино и пела… Было просто великолепно. У графини могли бы поучиться и профессиональные певицы из ресторанов.
Когда она закончила петь, я опустился перед нею на одно колено.
— Графиня… я с радостью умер бы за вас, — прошептал я с мужской простотой. — И… и…
Да… Она слегка погладила мою склоненную голову. Меня всего, от головы до пят, словно током пронизало от этого прикосновения.
— Верю… Я почти не знаю вас, Джон, но чувствую, что вы — смелый, честный, великодушный и умный человек.
Перед таким признанием остается только снять шляпу!
— Слушайте… — продолжала она. — Я доверю вам свою самую святую, самую сокровенную тайну…
— О графиня…
— Да! Мне необходимо кому-то довериться, а вы… вы… с первого взгляда… Короче говоря…
— Можете положиться на меня, графиня.
— Тогда слушайте… Мой отец был дипломатом.
— Я догадывался об этом.
— Каким образом?
— Вы так очаровательны, так благородны, что вашим отцом мог быть только дипломат.
Так выражаюсь я.
— Спасибо… Вы не только дерзки, но и образованны.
А так она.
— А теперь, прошу вас, слушайте внимательно. Мой отец стал невинной жертвой политической интриги. Интриги, подстроенной одной женщиной. Это была испанская герцогиня Аннунциата Эрманьола. Отец рассказал ей об одной государственной тайне и в результате ему пришлось бежать. Вижу по вас, что вам приходилось уже слышать о подобной истории.
— А как же! Точно то же случилось и с рыцарем Лоэнгрином, только там женщина была не испанкой, а оперной певицей…
Я, разумеется, не упустил случая создать хорошее впечатление о своей образованности.
— Неплохая аналогия, — заметила она удивленно и засмеялась.
— Над чем вы смеетесь, графиня?
— Это был горький смех… — ответила она угрюмо. — Моему отцу удалось скрыться лишь благодаря тому, что я отдала свою руку графу Ларошель… А ведь я ненавидела его…
— Какой ужас!
— Я недолго выносила жизнь с графом. Он мучил меня беспричинной ревностью и держал в своем замке, словно заключенную…
— Негодяй…
— В конце концов я бежала от него…
— Правильно сделали!
— С тех пор я живу в постоянном страхе… Он сделает все, чтобы снова вернуть меня…
— И полиция терпит это?
— Граф Ларошель — знатный человек! Его старший брат — министр.
— Ну и что? Министр — это еще не царь и не бог.
— Его младший брат — префект полиции!
— Это действительно важная особа! Мне приходилось встречаться с несколькими префектами… в обществе… И впрямь серьезные люди… к сожалению…
Она вздохнула. В ее глазах блестели слезы. Она была так красива и так несчастна.
— Графиня! — воскликнул я с жаром. — С сегодняшнего дня вы не будете одиноки! Клянусь вам!
— Спасибо, Джон!…
Я стоял прямо перед ней. Она обхватила мою голову руками и долго глядела мне в глаза. Язык у меня пересох, вены на лбу вздулись. Я обнял ее.
Она не сопротивлялась… Напротив, она опустила голову на мое плечо… От ее волос пахло жасмином…
— Я люблю вас, — как безумный, прошептал я.
— О… Джон… разве ты не видишь… что и я лю… Я поцеловал ее, не дав докончить слова.
— Джон… — еле слышно прошептала она. — Я понимаю, что ты не вполне доверяешь мне…
— Но, графиня!…
— Зови меня Норой…
— Н-нора…
Я едва решился выговорить ее имя.
— Я рассказала тебе свою тайну… Теперь… если ты действительно любишь меня и веришь мне, расскажи и ты мне обо всем, чтобы между нами не оставалось ничего… ничего…
Мне стало стыдно. Эта женщина так слепо верит мне, так доверчива и преданна. А я таюсь перед нею…
— Графиня… Нора… Нора. Я тоже расскажу вам все, все…
