Кэролайн Роу - Припарка для целителя
— Мне любопытно по нескольким серьезным причинам узнать, что вам известно о молодом человеке, называющем себя сыном вашей двоюродной сестры.
— О юном Луке?
— О нем самом.
— Жаль, что не могу поведать о нем многого. Я несколько раз беседовал с ним, стараясь выведать, что удастся. Когда касаешься его прошлого, он запинается, заикается, противоречит себе, что не очень-то ободряет. Но если дадите собраться с мыслями, — добавил он, — я расскажу вам, что знаю.
— Разумеется, — сказал Исаак. — Не спешите.
Мордехай открыл обитую кожей шкатулку и достал из нее лист бумаги.
— У меня здесь записи, я делал их после каждого разговора, — заговорил он. — Начнем с утверждения, что он родился в Севилье от матери из этого города и отца из Севильи. Если он сын Фанеты, это должно быть так. Что смущает меня, он говорит не как севильец, а как островитянин. По его словам, потому, что его воспитывала бабушка, жительница Мальорки.
— Интересно, — сказал Исаак.
— Он говорит, что бабушка отдала его в ученики травнику. Учитель повез его в Геную и Альгеро, где он научился гораздо большему. Когда этот травник умер, он вернулся на Мальорку, и бабушка посоветовала ему приехать сюда и заниматься своей профессией.
— Мать Фанеты родом с Мальорки, так ведь?
— Перла? Да. — Мордехай сделал паузу, словно не зная, что сказать. — Дядя Ездра умер вскоре после того, как Фанета вышла замуж в Севилье, и как только его похоронили — через несколько дней — Перла вернулась на Мальорку.
— К чему такая спешка? — сказал Исаак. — Создается впечатление… — Он не договорил. — Она не успела бы привести свои дела в порядок.
— Я взял все это на себя и помог ей деньгами, — сказал Мордехай.
— Разумеется, друг мой, — сказал Исаак. — Вы всегда были самым щедрым из людей.
— К сожалению, мотивом была не щедрость, — заговорил Мордехай. — Но, уверяю вас, для нее я бы сделал все, что угодно. Когда Перла стала третьей женой дяди Ездры, ему было сорок лет, а ей семнадцать. Исаак, она была оживленной, жизнерадостной девушкой. Я был одиннадцатилетним мальчишкой и в жизни не видел такой красивой женщины. Я влюбился в нее и страдал, молча разумеется, — главным образом из-за боязни насмешек.
— Мордехай, я помню ее. Перла была очень красивой женщиной.
— Исаак, когда вы приехали сюда, дядя Ездра уничтожил всю ее жизнерадостность. Она походила на посаженное в клетку животное. В глазах ее сквозило отчаяние, и оно не давало мне покоя.
— Насколько я помню, Ездра бен Рувим был прямым, честным человеком, — сказал врач.
— Это верно, Исаак. Кроме того, он был холодным, неприятным, совсем не похожим на моего отца, своего брата. Единственной радостью в жизни Перлы была дочь. Но когда Фанете было пятнадцать лет, он выдал бедняжку за мужчину на двадцать пять лет старше. Этот человек жил в самом отдаленном месте, какое смог найти.
— Ездра сделал это умышленно?
— Тогда я так думал, Исаак, потому что он легко мог бы найти ей здесь превосходного мужа. Она была нежной, хорошенькой девушкой с немалым приданым. Многие семьи видели в ней невесту для любимого сына. Дядя Ездра говорил, что ее муж был самым богатым человеком, какого он знал. Возможно, некогда это было правдой и послужило мотивом. Он был сыном человека, с которым Ездра вел в прошлом большие дела. — Неожиданно Мордехай хлопнул в ладоши. — Исаак, я погрузился в воспоминания и ничего вам не предложил.
Когда вошла служанка, он велел ей принести закусок.
— Я нахожу ваши воспоминания весьма познавательными, — сказал Исаак.
— Мы остались друзьями, — продолжал Мордехай. — Потом, когда дядя Ездра умер и Перла осталась вдовой, она сказала мне, что уезжает. Я чуть с ума не сошел от отчаяния. Тогда моя бедная жена была еще жива, она была очень достойной женщиной, я был к ней очень привязан. Никто не мог бы пожелать лучшей жены. Но Перла сказала, что ей невыносимо оставаться в городе, где была так несчастлива. Ей всей душой хотелось вернуться на Мальорку, где, как она говорила, были свет, радость и дружба. Через год после отъезда Перлы моя жена умерла, и, оплакивая ее, я жалел, к моему величайшему стыду, что она не скончалась раньше Ездры. Исаак, я никому ничего не рассказывал об этом, — печально сказал он.
— Мордехай, я бы никому не сказал ни слова ни о вашей любви к Перле, ни о ее отношении к своему мужу.
— Исаак, вы очень сдержаны в этом заявлении, — со смехом сказал Мордехай. — Но вы правы. Тогда больше ничто не было секретом.
— Мне только непонятно, почему Перла посоветовала внуку приехать в ненавистный ей город.
— Тому есть причина, — сказал Мордехай, — вполне понятная. Но мне трудно поверить, что воспитанный Перлой молодой человек, пусть и конверсо, так мало знает о своей религии. Однако, Исаак, этот Лука едва знаком с нашей верой. Он не родился в этой вере и не воспитывался членами общины.
— Может, она старалась защитить его? — предположил Исаак.
— Я рассматривал такую возможность, но все-таки думаю, он знал бы больше. Исаак, для меня этот вопрос очень важен, вопрос о том, сын ли этот молодой человек моей двоюродной сестры Фанеты.
— Почему?
— Мне доверена определенная сумма денег, которую мой дядя оставил своему внуку Рувиму. Если этот молодой человек, Лука, является тем самым внуком, он должен получить эти деньги. В противном случае они должны достаться подлинному внуку. Некоторое время назад, сразу же по приезде первого Рувима, я отправил письмо знакомому раввину в Севилье с просьбой навести справки, так как близится время передать деньги.
— Может, лучше отправить кого-нибудь на Мальорку для выяснения истины, — сказал Исаак.
— Пожалуй, — сказал Мордехай. — Возможно, я так и сделаю. Но сперва хочу дождаться ответа из Севильи. Если отправлять кого-то, это должен быть разумный, надежный, сдержанный человек, способный легко общаться с незнакомцами. Если б такой человек ехал на Мальорку, я бы мог доверить ему эту задачу. Но пока что буду ждать ответа из Севильи.
— Город отказывается выслушивать наши доводы, — сказал Бонаструх Бонафет собравшемуся совету и интересующимся членам общины. — Поэтому нам нужно в этом году нанять на пять стражников больше по новой цене, так как в прошлом году были беспорядки.
— Вы сказали им, что беспорядки возникли из-за того, что пьяные стражники крепко спали на камнях перед воротами? — спросил Видаль Бельшом.
— Упомянул об этом, — сухо ответил Бонаструх. — Впечатления на них это не произвело. Это скверный год для жалоб. Его величество все еще на Сардинии, управляющий провинцией сказал, что это местный вопрос, а у города не хватает денег из-за дополнительных поборов на войну.
— Мы тоже много выложили на войну, — сказал Махир Равайя.
— Это так, — сказал Бонаструх. — Но для большинства из нас этот год был удачным, отчасти потому, что война способствовала развитию торговли. Предлагаю видеть в этом дополнительный налог и отложить эти деньги как незначительные.
Послышался смешанный ропот одобрения и недовольства, Бонаструх мудро истолковал его как согласие.
— Думаю, самый важный вопрос — это безопасность гетто, — сказал Аструх Каравида.
— Да. Как долго будем оставаться закрытыми и насколько надежно закрытыми.
— Думаю, что в прошлом году, — раздался сухой голос из самого темного угла, — мы были слишком уж беспечными. Будет невредно оставаться в наших стенах с захода солнца в среду перед так называемым священным временем до восхода в понедельник с окончанием этого времени. Это одиннадцать дней и двенадцать ночей.
Наступила пауза, все обдумывали это предложение. Голос ученого Шальтиеля имел большой вес.
— А как быть с чрезвычайными обстоятельствами? — спросил наконец Видаль Бельшом.
— Не представляю, какие чрезвычайные обстоятельства могут заставить нас выйти в тот мир, но если такое возникнет, можно быстро собраться и решить, что делать.
— В таком случае, — послышался другой голос, — полагаю, нужно договориться об этом сейчас, потому что многим нужно будет сделать приготовления. Тем, у кого есть мастерские, потребуется запас материалов, чтобы не бездельничать.
— Думаю, многие из нас уже приготовились в известной мере, — заговорил один из оружейников. — Я сказал своим клиентам несколько недель назад, что им нужно пораньше сделать заказы на весну и лето. Они сделали, поэтому у меня уже есть материалы для работы.
— Я предвижу проблемы у пекарей, мясников и торговцев рыбой, — сказал Видаль. — Легко сделать запасы металла, ткани и кожи. Однако нельзя сделать запас мяса и надеяться, что оно не испортится.
— Мы знаем дни и время дня, когда могут возникнуть беспорядки, — заговорил Бонаструх, превосходно умевший предотвращать споры. — Если в городе будет тихо, мы вполне можем открыть ворота утром на несколько часов, когда поблизости не будет смутьянов, и до того, как люди начнут пить.