Сергей Богачев - Проклятие Митридата
Здесь складировали богатейшие запасы пшеницы для отправки в Грецию, и, когда зерновые ямы были загружены до самых краев, у городских стен появились скифские всадники. До победы Палаку оставалось совсем немного. Однако на этот раз на помощь херсонеситам пришли, вернее приплыли морем, понтийские воины во главе с Диофантом.
Численный перевес оказался на стороне осажденного города и его союзников, которые перешли в решительную контратаку. Орда кочевников отступила, оставляя в степи сотни убитых и раненых.
Степь всегда помогала скифам, она была их домом. Как только кочевники чувствовали, что проигрывают битву, они тут же отступали вглубь полуострова, в те места, где паслись их стада и стояла неприступная крепость Неаполь. Ни один полис не посылал за ними отряды преследования, боясь оставить свой город незащищенным, да и скифы передвигались с такой скоростью, что за ними трудно было угнаться. Эти люди с младенчества становились наездниками, и у них были самые резвые и выносливые кони.
Когда понтийцы обратили захватчиков в бегство, Диофант также не стал рисковать своими отрядами. Опытный полководец знал, что в степи его воины станут уязвимыми и могут получить болезненный удар с тыла.
— Херсонес падет под нашим натиском! — вещал с каменной трибуны Палак, обращаясь к скифам. — Воины Диофанта отправились через море домой, в Синоп. Они не вернутся в Херсонес до мая, пока не успокоится море, а значит, город останется без поддержки. С наступлением ветров мы пойдем на запад и разрушим Херсонес до последнего камня!
— Да-а-а! — разнеслось по площади.
Воинственные скифы желали мести и крови.
— До начала ветров осталось несколько недель. Всем подготовиться к походу. Откормить лошадей, проверить снаряжение и оружие и быть начеку. Со мной пойдут все! Эллины узнают, что такое скифский меч, и на этот раз им не помогут никакие каменные стены!
— Да-а-а! — эхом ответило ему войско.
Бородатые коневоды, пастухи-одиночки, в предвкушении битвы превращалась в агрессивную массу. В конце ноября скифская конница двинулась вслед заходящему солнцу. Воины Палака шли убивать и грабить.
Когда на горизонте появились паруса понтийской эскадры, жители измученного осадой Херсонеса возликовали. Еще бы! Отрезав доступ к продовольствию и каменоломням, скифы уже несколько месяцев осаждали их город, и он защищался из последних сил. Для укрепления крепостных стен осажденные разобрали все мостовые и сняли даже могильные плиты.
Гонцы, посланные месяц назад в Понтийское царство, не вернулись, и горожанам оставалось лишь верить в то, что они доберутся до Синопа и передадут Митридату Евпатору послание с просьбой о помощи.
Таких гонцов было четверо. Все они выходили из города порознь под покровом ночи. Никто из них не знал о существовании других посланников. Двое должны были добраться до Ольвии и оттуда под видом торговцев отправиться на судах в Понтийское царство. Остальные двинулись по побережью на лошадях. Их путь был длиннее и опаснее.
И все же один гонец из Херсонеса привез в Синоп свиток с текстом:
«Горожане Херсонеса Таврического с мольбой о помощи обращаются к тебе, великий повелитель Понтийского царства Митридат VI Евпатор! Весь Херсонес благодарен тебе, понтийский царь, за помощь в отражении нашествия варваров с востока. Твой полководец Диофант показал себя мудрым и дальновидным военачальником, но после его отбытия скифы вновь осадили Херсонес еще большими силами. Через два-три месяца осады наши стены не выдержат натиска многочисленного врага, продовольствие и вода на исходе. Город, который до сих пор не оправился от летнего нашествия варваров, падет. Мы рассчитываем на наши добрые отношения в соответствии с договором о помощи и готовы считать тебя, Митридат VI Евпатор, своим повелителем».
На этот раз Митридат приказал Диофанту не просто вернуться с победой, а полностью разгромить кочевников и навсегда избавить греческие поселения от варварских нашествий. Дело осложнялось тем, что в зимние месяцы ни одна триера не преодолевала море даже по самому короткому пути. Но Митридат решил рискнуть…
По прибытии к берегам Херсонеса отчаянные, потерявшие в шторме два корабля понтийцы тотчас же вступили в бой с малочисленными отрядами скифов, осадившими город со стороны моря. Когда оставшиеся в живых воины доложили Палаку о войске Диофанта, прибывшем на помощь осажденному городу, тот не поверил своим ушам.
— Этого не может быть, ведь море штормит уже целую неделю! — взревел он от бешенства. — Как они доплыли сюда на своих скорлупах? Волны должны были разнести их в клочья!
План царя был разрушен, ни о какой осаде Херсонеса больше не могло быть и речи.
Следующим утром понтийцы развернули свои боевые порядки и, сомкнув ряды, строем пошли в наступление. Этому они научились у римлян. Организованный строй всегда побеждал любого, даже превосходящего численностью противника.
Вот и теперь озверевшие кочевники под предводительством Палака волнами накатывали на неприятеля, испещряя щиты воинов стрелами.
Диофант умело руководил ходом сражения с холма, расположенного позади его войска. Монолитные ряды понтийцев медленно продвигалась вперед, оставляя после себя трупы врагов и их полегших коней. Палак метался от одного фланга к другому, пытаясь с разрозненными скифскими отрядами пробить ряды понтийцев, однако это ему не удавалось.
К исходу дня воины Диофанта наголову разбили врага, а сам Палак с несколькими своими охранниками попал в окружение. Израсходовав все имевшиеся стрелы, он сломал о колено лук и зарычал, как раненое животное.
— Расступитесь! — скомандовал Диофант и пошел сквозь кольцо оцепления навстречу Палаку.
Он остановился в шаге от скифского царя. При желании тот мог одним рывком оказаться рядом. Но Палак не сделал этого.
— Я — Диофант! Это мои воины победили тебя и в прошлый раз, и в этот, — произнес он. — Теперь вы долго не поднимите головы. Посмотри вокруг, варвар, твоего войска больше нет.
Палак не поднял глаз, и Диофант продолжил:
— Но ты, царь, показал себя храбрым воином. Я дарую тебе жизнь с одним условием: ты должен признать, что эти степи тебе больше не принадлежат. В обмен на твою жизнь и в доказательство того, что этот разговор состоялся, я заберу у тебя одну вещь.
С этими словами Диофант сорвал с груди скифского царя золотую пектораль — символ власти Палака.
Скифский царь рванулся было в его сторону, но телохранители понтийского полководца сомкнули перед ним копья.
— Отпустите его! — распорядился Диофант. — Он повержен и для своего народа никогда уже не будет царем. Ты можешь уйти, Палак.
И воины отпустили скифского царя, познавшего самое страшное в своей жизни унижение.
Разгромив скифов, Диофант оставил в Херсонесе небольшой гарнизон и, чтобы освободить от варваров все побережье от Ольвии до Феодосии, двинулся с основными силами на восток. Дойдя до Пантикапея, войско Митридата торжественно вошло в город.
Пектораль, как самый ценный трофей и символ победы над скифами, была отправлена в Синоп с первым же кораблем.
Словно небесная звезда в лунную ночь, лежала она на красной подушке из толстой парчи. Контраст золота и алой материи подчеркивал ее удивительную красоту, свидетельствовавшую о таланте мастера. Символ власти династии скифских царей был захвачен, и Митридат Евпатор, глядя на этот трофей, с упоением наслаждался своей победой.
«Берегись скифов!» — вспомнил он пророческие слова пифии. А может, вещунья ошиблась?
Он не знал, что отпущенный Диофантом Палак дошел до Неаполя Скифского и приказал своим жрецам наложить на пектораль такое проклятие, которое бы принесло смерть всякому, кто к ней прикоснется.
Энареи[7] совещались несколько дней. Они перебирали ивовые прутья, заговаривая их по отдельности и вместе, но картина светлого будущего для народа не вырисовывалась.
Палак вернулся домой с немногочисленным отрядом, потерпев сокрушительное поражение, и — самое ужасное! — без пекторали.
Вид разгромленного войска, которое еще несколько месяцев назад представлялось несокрушимой, жаждущей крови силой, не внушал оптимизма горожанам. Неаполь Скифский был открыт для врага, и защитить его было некому.
Резиденцию Палака трудно было назвать дворцом. Однако на фоне остальных строений его каменный дом все же выделялся своими размерами и основательностью.
Три жреца, одетые в женские одеяния, стояли у входа.
— Палак, мы прибыли рассказать тебе правду.
Энареи были избранными. Энареи были странными. Энареев боялись.
Это только с виду они казались немощными и слабовольными.
Кожаные сапожки, как у женщин, маленький, как у женщин, размер ноги, ткани одежд негрубые, очень дорогостоящие, с набивным тисненым рисунком, а еще необычные манеры. Эти странные существа, появляясь в окрестностях полисов, вызывали искреннее удивление греков, многое повидавших на своем веку. Мужчины, переодетые в женщин, но не актеры.
