Элиетт Абекассис - Сокровище храма
— Вы действительно так думаете? — в тревоге спросил я. — Значит, святая святых не могла находиться под мечетью Аль-Акса?
— Я считаю, что Храм стоял севернее, для этого у меня есть все археологические доказательства. Могу предоставить вам полное досье, если желаете.
— А каковы ваши аргументы?
— Все основывается на точном вычислении эспланады, на которой имеется небольшое строение, церковь Святого Духа и церковь Скрижалей. Последняя названа так в память скрижалей Завета. По иудейской легенде, эти скрижали, а также жезл Аарона и золотой сосуд с манной пустыни хранились в Ковчеге Завета, стоявшем в святая святых. В других текстах сказано, что скрижали были уложены на краеугольный камень, находившийся в святая святых. Все заставляет думать, что святая святых находится не под мечетью Аль-Акса, как в это верили, а под эспланадой.
— Неужели?
— Эспланада была гораздо шире, чем сейчас, раскопки в южной ее части позволили обнаружить лестницы и крепостные стены, тянущиеся до Западной стены.
— А как считал ваш отец? — обратился я к Руфи. — Не по этой ли причине искал он сокровище Храма — чтобы избежать третьей мировой войны, и… чтобы построить свой ковчег святости, подобно Ною перед потопом?
— Не смейтесь, прошу вас, — серьезно сказала Руфь. — Разве вам не известно, насколько взрывоопасна современная обстановка в Иерусалиме? Мы продолжаем строить город вопреки постоянным покушениям и угрозам. Впрочем, премьер-министр, сделавший немало уступок ради мира, отказался уступить святые места, сославшись на то, что, когда Иисус прибыл в Иерусалим — две тысячи лет назад, — он не видел ни церкви, ни мечети, а только Второй Храм иудеев.
— Знаете ли вы о существовании Серебряного свитка, которым располагал профессор Эриксон?
— Надо же, — удивилась Руфь, — как странно. — Сегодня меня уже во второй раз спрашивают об этом… Действительно, я забрала все его вещи.
— А где он сейчас?
— В Париже, думаю. Коллега моего отца приходил за ним сегодня утром. Он сказал, что свиток представляет большой научный интерес.
— Вы знаете, как его зовут?
— Кошка. Йозеф Кошка.
— Ну и что ты об этом думаешь? — спросила Джейн, когда мы спускались по ступеням Израильского музея.
— Они тоже пытаются построить Храм, чтобы встретить Бога, — ответил я. — Думаю, они были связаны с профессором Эриксоном и все действовали заодно: Эриксон искал сокровище Храма, а в их задачу входил расчет точного местонахождения Храма. Здесь не хватает третьей детальки этой головоломки…
— Строителей.
— Точно.
— То есть тех, кто подносит камни для возведения Храма? Архитекторов, конструкторов? Потом… каменщиков…
— Так и есть, — подтвердил я. — Каменщиков… масонов…
— Этим можно объяснить, почему Эриксон копался в Кирбат-Кумране… Благодаря изысканиям зятя он точно знал место; ему оставалось только найти сокровище.
Занятые своими мыслями, мы не заметили, как Аарон и Руфь вместе с детьми вышли из музея и, не заметив нас, прошли мимо.
Тут-то и появилась машина, мчавшаяся на полной скорости прямо на нас. Я отпрянул, но машина врезалась в семейство Ротберг. Раздался страшный скрежет, протрещали автоматные очереди. Машина умчалась так же быстро, как и появилась, оставив после себя изуродованные тела и лужи крови. Пораженные ужасом, мы оцепенели. Все произошло так стремительно.
О Боже! Лоб мой покрылся испариной, пот стекал на глаза, затуманивая зрение. Что за безумец совершил подобную жестокость и зачем? Что думать, как понять? Все это вызывало отвращение, боль, слезы. Да, я плакал. Пришло время. Соберемся с силой, говорил я себе, будем непоколебимыми, покажем себя достойными людьми, и не надо бояться. О сердце мое, сохрани силы. Не надо оглядываться назад, потому что позади — сообщество злых людей, и все их дела выходят из мрака. За нами следили, следили и шпионили, сомнения не было. А я был подавлен, раздавлен этой превосходящей силой, неизмеримой, всеведущей и вездесущей — силой тьмы. Откуда они пришли? Кто это? Те ли это злые люди, люди тьмы, о которых сказано: Блеск их меча подобен огню, пожирающему деревья, а голос их — грохот бури в море? Сказано также, что пострадают они от мук и проклятий, ибо Бог искоренит все Зло своею правдою. Он очистит идущих неправедными путями, окропит нечистых, и праведные обретут наивысшие познания, а те, кто совершенен, будут наставлены в мудрости сынов Всевышнего.
Неожиданно внутренний голос подсказал мне: «Проснись, встань, разреши эту тайну и покарай злодея, иначе он обратит руку свою на малых и уничтожит две трети их, а одну треть оставит. И уподобятся они факелу огненному среди хлебов, и истребят и слева и справа окружающие их народы! Разве ты не видишь, как гнев, подобный огню, охватывает людей, пьянит их и бесповоротно натравливает друг на друга? Вы сидите в пещерах, но вы должны знать все, что происходит вокруг, и не ждать подходящего момента. Время пришло, Ари, пора выйти из пещер. Раз уж ты Мессия, раз ты посвящен, нужно идти на битву».
В такси, отвозившем нас в отель из полицейского участка спустя несколько часов, Джейн еще никак не могла прийти в себя. Губы ее поджались, когда она, будто отвечая на мои сомнения, произнесла:
— Не думаю, что они хотели убить тебя в тот раз, в старом городе.
— Кого же тогда?
— Я уверена, они хотели похитить тебя, Ари, а не убить. Убивать им легче. Как видишь, они готовы на все. Их метод — покушение, публичное и шумное. Их ничто не останавливает.
— А зачем меня похищать?
— Не знаю.
— А вдруг похитить хотели тебя, Джейн?
— Чего ради?
— Может быть, они считают, что Серебряный свиток у тебя. Вообще-то тебе следовало бы держаться подальше от этого дела. В конце концов, ни ты, ни я не детективы.
— Если хочешь, отказывайся, — упрямо проговорила Джейн. — Обо мне вопроса нет.
Я прикусил губу.
— Можешь сказать мне одну вещь? — робко спросил я. — Как профессор воспринял обращение дочери в другую веру?
— Если хочешь знать, то я думаю, яблочко от яблони недалеко падает. Профессор приехал в Израиль, потому что его привлекал иудаизм. Он не раз говорил мне, что, поняв, как много существует антиеврейских толкований Евангелия, он взялся за изучение иудаизма и даже выучил арамейский и древнегреческий языки. Потом он продолжил изучение иудаизма в еврейских школах.
Я обратил внимание на ее отсутствующий взгляд, но она уверила меня, что чувствует себя прекрасно и, вместо того чтобы вернуться в отель, предложила прогуляться по старому Иерусалиму, хорошо мне знакомому, там я когда-то бродил, молился, учился и, будучи студентом, танцевал в ешиве. Торопливым шагом она повела меня в лабиринт улочек арабского города, который, как казалось, знала в совершенстве.
Мы дошли до перекрестка, откуда отходили три улицы, образуя букву
«Шин».
— Теперь, — сказала Джейн, — ты должен снять свою кипу. Ходить здесь в ней опасно…
Быстрым движением руки она сняла с меня вышитую кипу, которую я всегда носил на голове. Это мимолетное прикосновение взволновало меня, чувство отдалось во всем теле, вызвав легкую дрожь; я словно разделся догола.
Тогда только я понял, как желал прикосновения этой руки к моему лбу, щекам, ко всему телу. Как я желал эту женщину, шагавшую впереди; у нее была красивая и влекущая фигура; волосы, словно водопад, призывали руку и губы, а плечи и шея служили пьедесталом для ее лица; тоненькая талия и длинные ноги притягивали мужчину, как пропасть, в которой он решил потеряться навсегда. Она вдруг показалась мне оголенной ланью, и желание опалило мой лоб, щеки и тело.
«Шин»: происходит от «шен», что значит «зуб», символ жизненной силы, дух энергии, геройство. Потрескивание огня, активные элементы вселенной и движение всего сущего, возобладание над «Шин» позволяет применять и направлять силы вселенной. Ее три черточки олицетворяют три злые силы: «ревность, похоть, гордыню».
ЧЕТВЕРТЫЙ СВИТОК
СВИТОК СОКРОВИЩА
С теми, кто верил ему, с Израилем,
Заключил он навечно союз,
Открыв ему тайны:
Священные шаббаты, праздники славы,
Проявление Себя на путях праведных.
По воле Его
Бьют неиссякаемые источники;
Загубивший их, в мучениях умирает.
Кумранский свиток. «Дамасское Писание»Один, совсем один над текстом, и никакого друга, отсутствие кого бы то ни было и уединенная жизнь в гроте высвобождают душу, и я целиком углубляюсь в то, что принадлежит только мне, одержимый писец, я улетаю в мир букв, творя их и властвуя над ними, и мне подвластны самые прекрасные и самые праведные жизни, скрытые от других. Сосредоточенность — это окно в простоту и очевидность, это мой способ общения с глубинами памяти. Чтобы достичь этого, я создаю вокруг себя вакуум, отметаю все одним махом и оказываюсь совсем один на белом свете. И тут я уже не слышу ни малейшего шума, ни малейшего голоса, ни малейшего дыхания, которые могли бы нарушить чистое и загадочное существование Духа; и моя сосредоточенность настолько сильна, что каждый проведенный в писании день приближает меня к Создателю. Но как же безмерна пустыня! Она длинна, как дорога исхода народа Израиля к Земле обетованной. И как же обнажена жизнь в пустыне! С момента пробуждения до момента отхода ко сну протекает она, посвященная изучению Закона, ожиданию появления Нового дня.
