Виктор Суворов - Выбор
Недобитые скептики шепчут народу в уши, что товарищ Сталин слегка привирает, никакой Второй мировой войны еще нет. Но скептиков бьют. Если товарищ Сталин сказал, что Вторая мировая война уже началась, значит, так оно и есть. Или так будет! Скоро капиталисты перегрызут друг другу глотки, и вот тогда… И вот тогда!
Советский народ верит товарищу Сталину! И если Вторая мировая война еще не разыгралась во всем своем страшном великолепии, то товарищ Сталин и его доблестные разведчики сделают все для того, чтобы она разразилась, разгорелась, запылала! И как можно скорее! Уже в этом году! В 1939-м! Товарищ Сталин сделает все, чтобы великая война захватила все страны врагов, чтобы враги убивали друг друга и стирали с лица земли границы, города и державы!
Пусть сильнее грянет буря!
4Веселье ежовское с тормозов сорвало. Веселье – вразнос. Уже не нервное веселье – истерическое.
Хохочут монахини звериным хохотом. Пьют. Целуются. Ругаются. Плачут. И снова пьют.
Тает круг. Потому каждый вечер об одном: кого сегодня взяли? Кого сегодня возьмут? О завтрашнем дне говорить не принято. И думать не принято. До завтрашнего дня еще дожить надо. Почему ежовцы сюда собираются? Потому, что привыкли. Когда Николай Иванович был наркомом внутренних дел, когда расстрелы шли конвейером, центровые ежовцы, любители мужского общества, собирались тут, чтобы разрядиться. Прямо скажем, работа нервная. Без морфина не получалось. А тут, у Николая Ивановича, на маскарадах морфин подавали как угощение – как коньяк подают, как шампанское.
Кончилась ежовская власть. Одни ежовцы в стороны шарахнулись. Не выгорело – их косяками отлавливают и стреляют. А другие по-прежнему к Ежову на огонек каждый вечер стекаются. Им, как овечкам в стаде, не так страшно. Дома страшнее. Храбрые ежовцы давно в окошки лубянские выпрыгнули. Остальные сюда собираются.
– Кто следующий?
– Завенягин, ясное дело. Все к этому клонится.
– Нет, брат, Завенягин с нашего трамвайчика соскочил и бериевцем обратился.
– Большой должности ему все равно не дадут. Пошлют в Сибирь захудалым лагерьком командовать.
– Черт с ней, с должностью. Я готов сейчас хоть начальником лагпункта, лишь бы партия меня не заподозрила во вредительстве. Ну а насчет Завенягина ты ошибся. Завенягин самым центровым бериевцем заделался – начальником ГУЛАГа и Лаврентию Павловичу Берия заместителем. Завенягин своих бывших товарищей теперь беспощадно истребляет. С цепи сорвался. Новому хозяину верность демонстрирует.
5Не думал чародей, что столько тут женщин в подземелье.
Первая мысль: зачем столько?
Вторая: выстоим.
6В спецгруппах нет имен. Тут все под агентурными псевдонимами. В испанской группе шесть девочек: Гюрза, Зараза, Клякса, Сосулька, Холера, Заноза.
И одна запасная.
Испанская группа – особого выбора. У Гюрзы – орден Красного Знамени. У Заразы и Кляксы – по ордену Красной Звезды. У Сосульки и Холеры – медали «За отвагу». У Занозы – «За боевые заслуги». С гордостью девочки ордена-медали носят. Товарищ Сталин зря орденами не бросается. Жаль, что никто их тут не видит. В орденах. Кроме орденов-медалей, у всех еще и значки: «ГТО», «Ворошиловский стрелок», парашютики с трехзначными накладными золотистыми цифрами.
Знают девочки: скоро под глубокое прикрытие. Потому снять придется ордена-медали-значки. Может, навсегда.
А у новенькой – ни орденов, ни медалей. И значок у нее всего один – парашютик без цифры, число прыжков означающей. Так начинающие делают: отрывают висюльку, на которой количество прыжков выбито, вроде висюлька сама оторвалась-отвертелась-потерялась, чтобы никто не знал, два у них прыжка или только один. Правда, такие значки носят и самые лучшие мастера: просто парашютик с оторванной висюлькой. Мастера уже вышли из того возраста, когда важно помнить и каждому встречному, грудь распахнув, показывать, 600 у тебя прыжков или 700. Мастера считают себя просто парашютистами, знают – равных им все равно нет. Но к новенькой это явно не относится. Она на мастера парашютного не тянет. Просто по виду не тянет. Не та комплекция. Ее так сразу и видно: запасная. Она и ростом меньше всех, и телом не вышла. И нет в ней вида того радостно-победного, который основному составу присущ.
Правда, в испанской группе не принято чувство торжествующего превосходства демонстрировать: мол, мы парашютисты с сотнями прыжков, а ты начинающая; мол, у нас ордена-медали, а у тебя их нет. Понимают девочки: если новенькая попала в спецгруппу, значит, будут и у нее медали, может быть, и ордена. Правда, она не в основном составе. Она лишь запасная. Основную часть программы подготовки она пропустила. За основным составом ей все равно не угнаться. Потому ей надо помочь.
– Слушай, новенькая, нас уже возили в зеркальный зал и скоро повезут еще. Мы тебе расскажем про зеркальный зал. А еще мы сами без приказа решили в свободное время говорить только на испанском языке. Как ты на это смотришь? Одобряешь?
Смутилась новенькая, глаза опустила:
– Si, esta bien.
7Девочки берлинские к Рудольфу Мессеру стайками, табунками. И много их вокруг собралось.
– Очаровательный чародей, не чаруйте нас, мы уже зачарованы…
8Это неправда, что никто, кроме уборщиц, комнат ежовских не считал. Это я чепуху спорол. Сморозил. Ляпнул, не подумав.
Не разобрался.
Не вник.
А было все совсем не так. Было все как раз наоборот. Было кому и помимо уборщиц те комнаты считать… Как только назначили осенью 1936 года Николая Ивановича Ежова новым наркомом внутренних дел, так сразу он принялся свою основную квартиру на Кисельном расширять и совершенствовать. Архитекторов, инженеров, рабочих – всех лично для такого дела отбирал. И уж те постарались: мрамора розового и белого не жалели, паркет – дуб мореный, стены – полированного орехового корня, мебель – драгоценного красного дерева, а еще из музеев теток голых понатащили. Тетки – на холстах, в бронзе, в мраморе. Так в описи и вписаны: фигура №4139, из Эрмитажа, каменная, полу – женского, цвету – белая, греческого происхождения, старинная, б/у – бывшая в употреблении, бракованная (руки оторваны по самые плечи).
Теми фигурами всю ежову квартиру заставили. Кому они в музеях нужны, безрукие?
А кроме всего архитекторы, инженеры и рабочие аккуратно все ежовы комнаты обмерили, на каждый чулан, на каждый закоулочек подробные планы составили. А планы передали куда надо. Поясню: куда надо – это в Институт Мировой революции. Товарищу Холованову.
И пока товарищу Ежову квартирные условия улучшали, пока главную ежову квартиру благоустраивали и каменными фигурами обставляли, совсем рядом, на соседней улице, открылась контора «Мосгорсельсбыт», а саму улицу «Метрострой» разворотил и заборами загородил.
Зачем разворотил?
А какое ваше собачье дело? Так надо! И не задавайте глупых вопросов. А вообще кому какой интерес до канав и котлованов? Ими вся Москва перерыта.
В данном случае, однако, надо должное отдать «Метрострою»: недолго ковырялись, заборы сняли, засыпали котлован, улицу асфальтом залили.
Так вот: разворотили улицу вовсе не зря. Под той улицей Спецтрест «Метростроя» бункер бетонный возвел. Лучшая маскировка – все на виду делать: котлован рыть, ни свет ни заря самосвалами греметь, грязь по мостовым растаскивать, еще и лозунг на входе гвоздиками присандалить: «Сдадим объект досрочно к славному юбилею ВЧК-НКВД!»
Вход в бункер – через контору «Мосгорсельсбыта». Кому положено. А положено многим.
9Чародей вырубился.
Его глаза еще видели буйное веселье, его уши еще слышали вопли полосатых и их разноцветных подружек, его шею еще обнимали чьи-то теплые руки, но перед ним уже плыл огромный свистящий, рычащий, ревущий цирк… Чародей величаво опускает руку, и вместе с нею опускается тишина, окутывая собою все и покоряя всех… Последний вопрос программы. Тысячи рук. Чародей подвел публику к рубежу безумия. Кажется, между ним и публикой проскакивают, провисая, чудовищной силы разряды, как между землей и небом, озаряя все вокруг и сокрушая все, что попадет на пути… Итак, последний номер программы, последний вопрос в последнем номере… Вопрос уже задан, и ответ повергнет цирк в неистовый, бурлящий и клокочущий восторг…
Но…
10В метростроевском бункере – планы ежовой квартиры. На каждой стене. А посреди главного бетонного зала – макет квартиры. Что плохо: помещений в подконтрольной квартире много, и гостей к Ежову каждый вечер – стада, табуны.
Что хорошо: все они тут. И почти каждый вечер. Информация снимается одновременно со ста двадцати четырех микрофонов. Снимается с самого первого дня вступления товарища Ежова на пост руководителя НКВД. Сброшен теперь товарищ Ежов с поста, но работа продолжается. И будет продолжаться, пока последнего ежовца не встретят в ночном мраке не по-ночному бодрые ребята и не произнесут ритуальную фразу: «Иди, сука!»… А последним, как все в рабочих сменах догадываются, будет сам Николай Иванович Ежов, по-домашнему – Николь.
