Борис Акунин - Планета Вода (сборник с иллюстрациями)
– Я предпочитаю компасы «Сперри».
Застегивая пуговицы на рубашке, Эраст Петрович стал объяснять, чем лучше гигроскопический компас именно этой модели. Принц-Шарман, он же Нэп, доброжелательно кивал.
– А как вы определяете, что ниже погружаться уже опасно?
– Очень п-просто. Если заклепки на стенках начинают «слезиться», значит, давление воды слишком велико. Нужно немного подняться.
– Раз мистер Булль вам не нужен, Генерал, я бы с удовольствием взял его в лабораторию. Доктор?
Нэп с улыбкой взглянул на остальных членов комиссии.
Генерал зевнул. Ласт развел руками:
– И это все ваши вопросы? Что ж, Нэп, вам виднее. Поздравляю, мистер Булль, вы приняты на работу. Вам остается ознакомиться с правилами, расписаться, и можете устраиваться. Вас проводят на квартиру, всё покажут и расскажут. Жалованье у вас будет…
– По первой категории, – подсказал благожелательный Нэп.
– Останетесь довольны, – закончил доктор. – Всё. Вам вон в ту дверь. Давайте следующего!
Так Фандорин и не понял, кто у них главный. Лучше бы собеседование длилось подольше, но не требовать же продолжения?
* * *Прошла целая неделя.
Маса на Тенерифе наверняка извелся в ожидании условленного знака, а Эраст Петрович всё не мог сообразить, как подобрать ключик к ларцу под названием «Сен-Константен». Был озадачен, и недоумение с каждым днем возрастало.
Ключик подбирать было не к чему, потому что отсутствовала замочная скважина.
Сен-Константен был тем, за что себя выдавал. То есть «производственным и научным центром по утилизации морской биологии» (именно так остров именовался в официальной переписке концерна «Океания»).
Здесь собирали и выращивали водоросли; культивировали каких-то особенных моллюсков; экстрагировали разные эссенции для парфюмерного, косметического и фармакологического использования. Производство на обеих фабриках, медицинской и парфюмерно-косметической, было не маскировочное, а самое что ни на есть настоящее, превосходного технологического уровня. В большой лаборатории, куда определили «Питера Булля», работали отменные специалисты высочайшей квалификации: химики, биологи, конструкторы, инженеры. Всяк занимался своим направлением, никто друг другу не мешал.
Рабочий процесс был организован идеально.
Низший состав островного населения – рабочие, водолазы, обслуживающий персонал, охранники – жили в очень хороших условиях, но сотрудники лаборатории, фандоринские коллеги, существовали просто по-королевски. Каждому была предоставлена двухэтажная квартира в длинном блоке таунхаусов. Заботиться ни о чем не приходилось, особая консьержная служба полностью обеспечивала быт. Жалованье инженеру Буллю назначили очень щедрое – триста долларов в неделю, втрое выше, чем он получал бы за такую работу в Европе или Америке.
Атмосфера в лаборатории была чудесная – азартная и товарищеская. Никакой таинственности. Все были увлечены своей работой, много шутили, хохотали, дурачились. Иногда затевали какое-нибудь спортивное состязание или даже возню, поскольку люди были в основном молодые и все без исключения холостые – очень разумно: когда человек не отвлекается на личную жизнь и к тому же занимается чем-то интересным, он не считает, сколько часов провел в служебном кабинете. Вот как нужно устраивать научные центры, думал Фандорин. Чтобы много талантливых людей, собранных в одном месте, воспринимали работу как игру и заряжались друг от друга энергией.
Всё это было мило и славно, однако никаких признаков германской военной базы или чего-то засекреченного Эраст Петрович нигде не обнаруживал.
Среди коллег были и немцы (здесь работали ученые и инженеры самых разных национальностей), но ни одного с прусской офицерской выправкой, которую не спрячешь никакой цивильной одеждой. Кроме экзаменатора с кайзеровскими усами Фандорин ни одного подозрительного персонажа не увидел, да и Генерал тоже куда-то запропастился.
Постепенно, разговаривая с сослуживцами, Эраст Петрович выяснил, что за люди проводили собеседование.
Генерал, оказывается, действительно был отставным генералом германской службы (это и не скрывалось), каким-то «фоном» с двойной фамилией через «цу», которую никто не мог запомнить, поэтому его и звали просто «Генералом». Он ведал охраной и безопасностью острова. Концерн очень ревниво оберегал свои научные и производственные тайны, а их тут было немало. При отборе новичков у Генерала была привилегия брать себе любого соискателя, который ему может пригодиться.
Щеголеватый Ласт заведовал всей медицинской частью. Работа у водолазов была опасная, иногда происходили несчастные случаи и на производстве, но, как понял Эраст Петрович, главной заботой доктора считалось поддержание «психологического здоровья» в мужской общине, где естественная для такого однородного сообщества агрессивность легко приводит к конфликтам. Ласт выполнял роль инспектора по кадрам. Его слова было достаточно, чтобы человека, иногда безо всяких видимых причин, в один день посадили на катер и спровадили с острова.
Загорелый Нэп занимал должность диспетчера, то есть руководил всей производственной и исследовательской деятельностью, распределяя людей на работы и решая, кто чем будет заниматься. Этот человек казался профессионалом сразу во всех областях. С морскими ботаниками, фармацевтами, техниками он общался на равных, всюду успевал, никогда не терял веселости.
В первый же день Нэп устроил Эрасту Петровичу ознакомительную экскурсию: провел по поселку, показал, как работают фабрики, даже спустился с новичком на морское дно, где ровными квадратами были высажены водоросли и колонии ракушек, причем оказалось, что в скафандре диспетчер двигается ловчее Фандорина, привыкшего плавать налегке, с одним только пневмофором.
Когда Эраст Петрович сказал, что есть способ перемещаться под водой менее громоздким образом, Нэп накинулся на него с расспросами. Всех технических секретов Фандорин, конечно, не выдал, но сообщил достаточно, чтобы диспетчер воскликнул:
– Дружище Пит, теперь я знаю, какое дело вам поручить! Попробуйте соорудить опытный образец резервуара со сжатым воздухом для наших водолазов. Если удастся – выбью для вас аппетитную премию.
Он заглядывал к Фандорину ежедневно, выспрашивал, как движется работа, и радовался каждому шажку вперед. Изобретения, сделанные покойным Буллем, Эраст Петрович выдавал по чуть-чуть. Мозг его был занят совсем другим.
Строгого присутственного режима в научном центре не существовало, каждый распоряжался временем по собственному усмотрению. Некоторые ученые-теоретики вообще предпочитали с утра до вечера сидеть за бутылкой в таверне – известно, что всякому творческому уму потребна своя подпитка. Кое-кто не вылезал из публичного дома, а бордель в Сен-Константене был знатный. Контингент доставляли из Марселя и Порт-Саида. Наведался в дом с красными фонарями и Эраст Петрович, подумав, не завести ли ему дружбу с веселыми барышнями. Жрицы любви часто видят и знают больше, чем кто бы то ни было. Но остался разочарован. Оказалось, что публичный дом функционирует по вахтовому методу: контингент полностью заменяют ежемесячно, а по условиям контракта женщинам не разрешается выходить на улицу, так что ни черта они не знают, сидят, как курицы в курятнике.
Конечно же, при первой возможности побывал Фандорин и возле туберкулезного санатория. Красивый белый дом стоял в стороне от поселка, выше по склону, и был окружен зеленым садом – большая роскошь для каменистого вулканического острова. Из-за ограды Эраст Петрович понаблюдал за чинно гуляющими пансионерками. Ничего подозрительного не высмотрел. Худенькие, но прекрасно одетые, в одинаковых темно-зеленых платьях с белыми пелеринами, в соломенных шляпках с лентами. Девочек сопровождала воспитательница или бонна – мужеподобная долговязая особа в пенсне. Одну погладила по голове, другой завязала шнурок на ботинке. Строгая, но заботливая. Охотничий нюх, на который всегда полагался Фандорин, ничего интересного здесь не учуял.
День за днем, провожая на Тенерифе почтовый катер (так делали многие – развлечений на острове было немного), Эраст Петрович печально смотрел на спасательный круг, прикрепленный к левому борту. Так же печально должен был взирать на сей предмет в пункте прибытия Маса. Если бы на шнуре круга появилась колючка, это означало бы «сегодня ночью».
Но вызывать японца пока было незачем.
* * *Во всякой охоте самое главное – терпение. На восьмой день островной жизни охотничий нюх наконец подал Эрасту Петровичу долгожданный сигнал. Даже два – так уж совпало.
Утром молодой химик Жерар, проникшийся к Фандорину симпатией, заглянул одолжиться сигарой и со вздохом сообщил:
– Представляете, Пит, Козловски уехал. Его отчислили.
