"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Волосков Владимир Васильевич

Шаворский толкнул локтем Алексея:

— Резничук. Стойте здесь, смотрите: если сделаю вот так, идите за мной.

Он потолкался среди мешочников, беспризорников и крестьян, пока не очутился рядом с мужиком в поддевке. Заметив его, мужик вскинул сундучок на плечо и стал протискиваться через толпу. Шаворский надвинул кепку на лоб (сигнал Алексею) и двинулся за ним.

Часто и беспокойно оглядываясь, Резничук повел их сначала по Пушкинской, затем по Успенской — в сторону Ланжерона. Цепочкой, издали следя друг за другом, они обогнули женский монастырь и вышли к глухой каменной ограде с массивными одностворчатыми воротами. За ними начинался большой приусадебный участок.

Впоследствии Алексей узнал, что этот участок вместе со стоящим на нем шикарным особняком принадлежал до Октябрьской революции какому-то обрусевшему французскому аристократу. Во время гражданской войны граф удрал во Францию, в ту самую Францию, откуда более ста лет назад его предки точно так же сбежали в Россию, спасаясь от Великой французской революции.

Резничук служил у графа управляющим.

Войдя в ворота, он подождал Шаворского, спросил про Алексея, кто таков, и повел дальше.

Участок был велик. Он густо зарос высоким кустарником. Вдали сквозь листву виднелся двухэтажный барский дом. Узкие дорожки, посыпанные гравием и утрамбованные, вели к дому Такая мирная устоявшаяся тишина царила вокруг, что казалось, будто военные ненастья пронеслись где-то стороной, не осилив каменной ограды этого уютного уголка старой Одессы.

Резничук свернул на едва приметную тропинку, и, раздвигая руками ветви, они метров через пятьдесят вышли на поляну. Здесь участок заканчивался. Впереди темнела ограда. Слева она смыкалась с низким, чуть выше колен, каменным забором, за которым открылось яркое, пылающее синевой море, а справа прижался к ограде небольшой флигелек, крытый бурой черепицей.

Шаворский сказал Алексею:

— Обождите минуту. — И они с Резничуком ушли во флигель.

Алексей осмотрелся.

Поляна была тщательно подметена. В кустах на деревянном столбике висел рукомойник, в ямке под ним стояла лужица мыльной воды. Из открытой двери флигеля тянуло запахом мясной поджарки, от которого у Алексея тоскливо заныло под ложечкой.

Он сглотнул набежавшую слюну, достал кисет, закурил и, сдвинув фуражку на затылок, медленно прошел до забора. За забором поляна круто обрывалась. Двухметровая отвесная стена была выложена известковыми плитами, которые оберегали ее от осыпания. Внизу, мохнатясь пыльной зеленью бересклета и чертополоха, широко раскинулся неровно-ступенчатый спуск к морю. В конце его прикипала к берегу белая узорная полоса прибоя, бившего в граненые камни Ланжерона.

Прикинув, как добраться сюда от Французского бульвара, Алексей запомнил для ориентировки коричневую скальную гряду, торчавшую как раз напротив того места, где он стоял, и отошел от забора.

В это время из флигеля вышла девушка. На ней была серенькая юбчонка из тонкой мешковины, крепкие ноги обуты в матерчатые «стуколки», а грудь обтягивала легкая блузка не то из кисеи, не то из марли. Все это свидетельствовало о том, что девушка городская и знает толк в моде. Заметив Алексея, она направилась к нему. Когда девушка подошла ближе, Алексей увидел, что у нее тонкое надменное лицо, русые волосы закручены в узел на затылке, а глаза карие, настороженные.

— Это вы Седой? — спросила она, холодно оглядывая Алексея.

— Я.

— Идите в дом, вас зовут.

Алексей вошел во флигель. Девушка осталась на поляне. Села на скамью возле двери.

…Переговорами с повстанкомовцем (у него была смешная фамилия — Поросенко) Шаворский остался недоволен. Поросенко был настроен подозрительно, в каждом слове Шаворского усматривал подвох. Это был тщедушный человек с морщинистым лицом, хитрым и неумным, на котором, как приклеенные, висели большие холеные усы. Он сообщил, что повстанком заканчивает подготовку к восстанию и штаб его временно расположился в Киеве, но к началу восстания, которое предполагается в середине июля, переберется в другое место. Куда — наотрез отказался сказать. Он также не «пожелал ответить Шаворскому, в каких районах размещены основные силы повстанкома и кто ими руководит.

— Та на кой це вам здалось, добродию? — пожимал он плечами. — Силы е, це головне!

— Но ведь мы же должны поставить в известность союзников!

— Не треба, це им не необхидно…

Он сказал, что, едва начнется восстание, армия «головного атамана» перейдет польскую границу, а в петлюровском штабе хорошо информированы о положении дел. Если нужно будет, они все, что требуется, сами передадут союзникам.

— Ну хорошо, а как вы представляете себе взаимодействие с нами? — спросил Шаворский.

— Дуже просто: колы мы почнемо, то и вы починайте!

— Да поймите вы, уважаемый, — пытался втолковать ему Шаворский, — мы стремимся консолидировать все антибольшевистские силы, независимо от их политической или национальной окраски! Сейчас как воздух необходима единая централизованная организация. А как ее построить, если между нами нет даже простого доверия?

— Яка там централизованная организация! — морщился Поросенко. — У вас, добродию, одна тропка, у нас — друга…

Шаворский кусал губу и терпеливо начинал все сначала. Он говорил о том, что Поросенко отстал от жизни, что господа Милюков, Савинков и Петлюра достигли за кордоном полного взаимопонимания, что любые политические и национальные разногласия легко разрешатся, когда они одолеют главного врага — большевиков. Наконец, надо считаться с международной обстановкой: страны Антанты согласны оказать вооруженную поддержку лишь в том случае, если внутри страны будет создана монолитная военная коалиция…

— Ну и добре! — разводил руками повстанкомовец. — Треба гуртом вдарить на комиссаров? Вдарим! А як — це наше дило!

— Да не ваше, а общее! Понимаете: об-ще-е!

— Звычайно! Вот и домовымся про строки и вдарим! — наивничал Поросенко.

Шаворский попробовал с другого конца.

— Тогда надо наладить (постоянную связь, чтобы мы были предупреждены хотя бы за две недели до начала восстания. Давайте обменяемся представителями?

— Треба спытать у штаби.

— Это займет много времени.

— Та ни, не дуже…

— Ладно, — вздохнул Шаворский, — как хотите. Но со своей стороны я постараюсь, чтобы вы получили личное распоряжение господина Петлюры о полном объединении с нами. Дайте явку: как только это будет сделано, мы пришлем человека.

— Це можно, — согласился Поросенко.

Явку он дал в Киеве и, видимо, желая скрасить свою несговорчивость, многозначительно добавил, что явка серьезная. От нее, мол, до штаба повстанкома рукой подать. Потом сказал (пароль.

Вот и все, чего удалось добиться Шаворскому. Но и это было не мало… по крайней мере для Киевской чрезвычайной комиссии

Поросенко начал собираться: он еще сегодня хотел попасть на киевский поезд. Резничук вышел его проводить.

Когда оба они прошли мимо окон и скрылись за кустами, Шаворский вполголоса выматерился:

— …Тупицу прислали! Я Рахубе говорил, что с этими «щирыми» хохлами не сговоришься! Готовы продаться кому хотите — немцам, полякам, черту, дьяволу, лишь бы не с нами! От иностранных союзников они со временем откупятся, а от нас — нет, шалишь!… А! В конце концов, холера его забери, этот повстанком! Начнут вместе с нами — и ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Когда-нибудь посчитаемся!… К счастью, свет на них клином не сошелся. Я еще Нечипоренко приберег!

Как бы мимоходом Алексей спросил:

— Нечипоренко? Это еще кто?

…Знал он эту фамилию, хорошо знал!

Ранней весной в лесных трущобах за городом Балтой объявился новый претендент в «народные вожаки»— атаман Заболотный, один из самых лютых политических бандитов, каких когда-либо знала Одесщина. В короткий срок кровавые следы его банды исчертили северные районы губернии, захватывая по временам и граничащие с нею уезды Подолии и Николаевщины.