"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Волосков Владимир Васильевич

Комиссар ничего не ответил и вышел из вагона.

…Пешком он добрался до ближайшего села, достал коня и без седла поскакал в Вознесенск — большую узловую станцию, которую бандиты миновать не могли.

Он загнал коня, шел пешком, пристраивался на попутные телеги и, верно, опоздал бы все-таки предупредить вознесенских коммунистов об измене Япончика, если бы неожиданные обстоятельства не задержали того на станции Вапнярка.

Когда эшелон с бандитами возвратился в Ваинярку, на станцию прискакал председатель местного ревкома, бывший студент, большевик Зонин, совсем еще молодой человек, двадцати двух лет от роду, больной туберкулезом, с бледным тонким лицом мечтателя и аскета. Только вчера он с почестями провожал этот эшелон на фронт…

Бросив коня на привокзальной площади, Зонин выскочил на платформу. Гомон, крики, матерная брань оглашали станцию. Бандиты тащили в вагоны все, что только можно было утащить: половики, ведра, какой-то захудалый железнодорожный инвентарь и даже сорванные со стен кумачовые плакаты. В суматохе никто не обратил на Зонина внимания.

Он побежал вдоль эшелона, ища Япончика. Навстречу попался взлохмаченный низкорослый бандит, тащивший для какой-то надобности длинную двухдюймовую доску. Зонин схватил его за рукав:

— Где Винницкий?

— Отчепысь! — рванулся бандит.

— Где Винницкий, спрашиваю!

— В вокзале. Душу вынает из якого-то начальника, чтоб паровоз давал…

Уже на пороге пассажирского зала Зонин услышал разъяренный голос Япончика. То, что он увидел, пробившись сквозь толпу бандитов, сразу объяснило ему, в чем дело.

А дело было в том, что едва налетчики захватили станцию, как, спасаясь от них, разбежались все станционные служащие. Это было бы еще полбеды, но вместе со служащими скрылась и паровозная бригада. Поймали только начальника станции. Из него-то Япончик и «вынал душу».

Начальник станции был тщедушный старичок с испуганными блекло-голубыми глазами и седой эспаньолкой. Япончик тряс его, сграбастав за лацканы синей форменной тужурки.

— Где машинист, старая крыса? — рычал он. — Где твои паровозники, сволочь? Отвечай по-хорошему, добром прошу!…

От «доброты» молдаванского бандита у начальника станции безвольно, как на шарнирах, моталась голова. Фуражка с красным околышем слетела на пол, обнажив легкие, как паутинка, белые волосы. Заикаясь и всхлипывая, он слабо взмахивал руками и пытался объяснить, что в Вапнярке работает недавно, что сам он из Умани и здесь почти никого не знает. Он бы всей душой рад помочь «товарищу командиру», но что он может сделать один, если все разбежались и бросили его на произвол судьбы?…

— Врешь! — неистовствовал Япончик. — Нарочно резину тянешь! Говори, где они, или самого заставлю поезд вести! Не поведешь — вздерну на водокачке, как паршивую собаку! Последний раз спрашиваю, куда машинистов задевал?

— П-поверьте, т-товарищ командир, жизнью вам клянусь, н-не знаю! — заплакал начальник станции.

— У-у! — Япончик коротко и жестко ткнул его кулаком в лицо.

Старик охнул. Кровь из разбитого носа окрасила его аккуратно подстриженные усы, потекла на дрожащий клинышек бородки.

— Стой, Винницкий! — закричал Зонин. — Требую прекратить произвол!

Япончик обернулся:

— А тебе что? Ты кто такой?

— Я председатель Вапнярского ревкома Зонин. Отпусти человека! Машинистов все равно не будет! Без приказа командования отсюда не уедет ни один человек!

Япончик отпихнул начальника станции и шагнул навстречу председателю ревкома. Перекошенное лицо его стало изжелта-бледным. Узкие глаза косили от ярости. Деревянные коробки маузеров путались у него в ногах, и конец длинного палаша со звоном волочился по кафельному полу.

— Задержать хочешь? Небось уже и подмогу вызвал?…

— Слушайте все! — Зонин вскочил на скамью посреди зала и сорвал с головы фуражку. — Бойцы первого одесского полка! Я обращаюсь к вам от имени Военного революционного совета! Вы добровольно встали под красное знамя Советской власти, а теперь вас подбивают не выполнять приказы красного командования, толкают на путь предательства революции! Властью, данной мне Республикой, я смещаю бывшего командира полка и беру командование на себя! Я знаю, среди вас найдутся верные революции, которые сомкнут свои ряды в борьбе за счастье народа!…

Нет, не этими словами можно было пронять стоявших перед Зониным людей! Да и существовали ли вообще слова, способные подействовать на это разномастное одесское жулье, собранное Япончиком в пресловутый «молдаванский полк»?! Злобные наглые лица окружали Зонина, пустые глаза…

— Через несколько часов сюда прибудут красные войска! — продолжал Зонин. — Предатели и изменники будут разоружены. Предлагаю не дожидаться прихода Красной Армии и своими силами обезвредить тех, кто подбивает вас на измену!…

— Га-ад! — завизжал Япончик. — Войска вызвал! Не слушай его, братва! То ж провокатор! Бей его!

Вот это было понятно!

— Бе-ей! Лягавый!… — завопили в толпе,

— Дави гада!…

Зонин взмахнул рукой:

— Стойте!… — но голос его потонул в яростном, неистовом реве.

Кто-то толкнул его в спину, кто-то выдернул скамью из-под ног. И когда он, неловко взмахнув руками, упал на пол, его захлестнула черная ревущая лавина бандитов.

Председателя вапнярского ревкома били сапогами, прикладами, рукоятками револьверов. Били по-бандитски, насмерть. В уже бездыханное, распластанное на грязном полу тело Япончик выпустил три пули из маузера…

После долгих поисков бандитам все-таки удалось найти машиниста, спрятавшегося в станционных складах. Его тоже зверски избили и заставили вести поезд в Одессу.

На рассвете следующего дня они прибыли в Вознесенск.

Но комиссар успел опередить их на несколько часов и поднять на ноги всю городскую партийную организацию. Япончику подготовили достойную встречу.

Поезд загнали в тупик, который находился на пустыре, названном Марьин луг, в честь посещения Вознесенска вдовствующей императрицей. В кустах расставили пулеметы. Местные комсомольцы раскопали на свалке старое испорченное полевое орудие, не способное сделать ни одного выстрела. Его вытащили на самое видное место. Для пущего впечатления навели на «штабной» вагон. И грозный вид покалеченного артиллерийского ветерана сделал больше, чем все прочие приготовления. Когда эшелон остановился, из него не вышел ни один человек, только двери и оконца теплушек ощетинились винтовочными стволами.

Члены ревкома во главе с председателем Синюковым и комиссаром в полной тишине поднялись в «штабной» вагон, где Япончик ожидал их со своими ближайшими дружками.

— Ты арестован, клади оружие! — сказал Синюков. Глазок его нагана в упор нашаривал грудь Япончика.

Опытный бандит сразу понял, что дела его плохи. О защите нечего было и думать. Оставалось последнее средство: наглость. И Япончик пустил его в ход.

— Вот как вы встречаете командира первого полка молдаванского пролетариата! — проговорил он, насупив вздернутые к вискам брови. — Это «как же надо понимать? Изме…

Синюков не дал ему договорить:

— Клади оружие, бандитская образина! Считаю до трех! Именем революции, раз!…

Япончик оглянулся. Стоявшие позади него расступились. Дружки, правильно оценив обстановку, уже поспешно снимали пояса с подвешенными к ним гранатами, через головы стаскивали перевязи пистолетов.

— Два!…

Сдача означала: военный трибунал и — смерть, неминучую позорную смерть… Нет, только не сдаваться! Только бы вырваться отсюда! Только бы вырваться!…

Медленно, стараясь выиграть время, Япончик отстегнул палаш, бросил его под ноги. Взялся за поясной ремень. И вдруг, пригнувшись, рванулся к двери в соседнее купе.

Тут и настигла его пуля. Он взвизгнул, разметал руки и ничком повалился на пол…

Известие о смерти Япончика ввергло его приятелей в панику. Немедленно возник слух, что красные войска близко, что со стороны Колосовки подошла кавалерийская бригада и уже окружает Вознесенск. Бандиты начали разбегаться кто куда. В панике никому из них и в голову не пришло мстить за своего главаря.