Эдвард Марстон - Ученик дьявола
— Дело в том, сэр Майкл, что он желает видеть ваших гостей. — ответил управляющий, кинув взгляд на Илайеса и Николаса. — Мистер Страттон приехал не один.
— И с кем же?
— Со своим сыном.
— С Дэйви! — обрадовался Николас.
— И где носило этого постреленка? — воскликнул Илайес.
— Это вам сможет поведать только мистер Страттон. — Тейлард чуть заметно поклонился.
Все четверо пошли по длинному коридору. В дрожащих огнях свечей канделябры отбрасывали на стены длинные тени, напоминавшие призраков. Наконец, они оказались в аванзале, где возле мраморного бюста Платона, держа сына за руку и стараясь выглядеть непринужденно, стоял Джером Страттон. Дэйви Страттон, угрюмый, подавленный, с исцарапанным лицом, в грязной изорванной одежде, даже не поднял голову, когда в залу вошли четверо мужчин.
— Блудный сын вернулся, — объявил Страттон с деланым весельем. — Сэр Майкл, прошу меня простить за столь позднее вторжение. Я надеялся застать ваших гостей прежде, чем они отправятся в Стейплфорд.
— Но они туда не едут, — ответил сэр Майкл.
— Уж не хотите ли вы сказать, что они собираются в Лондон ночью?
— Конечно нет, Джером. Неужели вы думаете, что мы такие варвары? Зачем гнать гостей из дому, когда у нас двадцать свободных комнат? Они заночуют здесь.
— Понятно, — кивнул Страттон. — В таком случае я бы хотел попросить вас, сэр Майкл, об одолжении: не найдется ли у вас место и для Дэйви?
— Я буду только рад приютить мальчика.
— Спасибо. — Джером слегка толкнул сына локтем: — Что надо сказать, Дэйви?
— Спасибо, сэр Майкл, — пробубнил Дэйви, не поднимая глаз.
— Тогда и я стану просить об одолжении, — вежливо произнес Николас. — Позвольте Дэйви заночевать в одной комнате со мной и Оуэном.
— Разумно, — согласился сэр Майкл. — Ромболл!
— Да, сэр.
— Поговори с горничной.
— Сей же момент, сэр.
Николас присел перед Дэйви на корточки и внимательно осмотрел одежду и лицо мальчика. На мгновение Дэйви поднял на него виноватый взгляд и тут же снова опустил глаза.
— Ну и вид у тебя, Дэйви, — с сочувствием покачал головой Николас. — И на лбу шишка. Как тебя угораздило?
— Пони понес и выбросил его из седла, — пояснил Страттон, прежде чем мальчик успел открыть рот. — Поэтому он и молчал, когда вы его звали в лесу. Когда Дэйви упал на землю, он лишился чувств. А когда он пришел в себя, вы оба уже уехали.
— Но паренек очень хороший наездник, — возразил Николас.
— Огонек чего-то испугался и понес. А потом, когда Дэйви пошел искать лошадь, влетел в куст остролиста — поэтому у него лицо исцарапано и одежда изорвана. А шишку, видать, он набил, когда упал. — Джером ласково ухватил сына сзади за шею. — Дэйви почти ничего не помнит. Правда, Дэйви?
— Да, отец, — послушно сказал мальчик.
— Вот поспит ночку, а наутро ему уже будет гораздо лучше, — весело произнес Страттон. — Прошу меня простить, что привез его в таком виде, однако, когда мы его нашли, мальчик был к Сильвемеру ближе, чем к моей усадьбе. Мои слуги сказали, что мальчик несся по лесу словно обезумевший от страха кролик. — Он потрепал сына по голове. — Завтра утром первым делом пошлю ему новую одежду.
Николас недоумевал. Если Страттон так заботился о сыне, почему не отвез его домой в Холли-лодж? Что за оправдание — «был ближе к Сильвемеру»? Рассказ о том, как потерялся мальчик, также не выглядел правдоподобно. Да, мальчик упал с лошади, потом блуждал по лесу — отсюда царапины, шишка и изорванная одежда — вполне возможно. Но с того момента, как Дэйви пропал, прошло несколько часов. Где он был все это время? Ведь он же знает здесь каждую тропинку. Дэйви о многом надо расспросить, но только не при отце.
— Ну-с, — хлопнул в ладоши сэр Майкл. — Джером, не позволите предложить вам перекусить?
— Пожалуй, нет, — ответил Страттон. — Меня в Холли-лодж ждут гости, поэтому, если я задержусь еще немного, они могут обидеться. Сердечно благодарю вас, сэр Майкл, за ваше согласие взять Дэйви под свою опеку, хотя, не стану отрицать, расставание с ним меня очень печалит, — добавил он и приобнял мальчика. — Я подчиняюсь условиям соглашения. Теперь он принадлежит «Уэстфилдским комедиантам». — Сверкнув глазами, Страттон повернулся к Николасу: — Прошу вас на этот раз проявить о мальчике большую заботу. Дэйви мне очень дорог.
— Теперь мы глаз с него не спустим, — пообещал Николас.
— Да уж постарайтесь. — В голосе Страттона прозвучала злоба, но он тут же смягчил тон: — Я рад, что вы оба добрались до Сильвемера. Вам понравился Главный зал?
— Очень, — ответил Николас. — Труппа придет в восторг, когда увидит, где ей предстоит выступать. У нас просто нет слов, чтобы выразить всю признательность сэру Майклу и леди Элеоноре за их любезное приглашение.
— В этом отчасти и моя заслуга. — Страттон глянул на сына: — Ну что ж, Дэйви. Вот нам и снова надо расставаться. Завтра езжай на пони поаккуратнее и делай то, что тебе велят. Ты все понял?
— Да, отец.
— Я хочу, чтобы тебя только хвалили.
— Да, отец.
— В следующий раз, когда я тебя увижу, ты будешь здесь выступать на сцене.
Эти слова явно воодушевили мальчика. Он поднял на отца взгляд, в котором к уважению примешивался и страх, что не ускользнуло от внимания Николаса. Рассыпавшись в любезностях и распрощавшись со всеми, Страттон повернулся к выходу. Откуда ни возьмись из тьмы выступил Ромболл Тейлард и открыл гостю дверь; никто из присутствующих не слыхал, как он вернулся. Страттон обменялся с ним парой слов и направился к своей лошади.
Закрыв дверь, Тейлард беззвучно подплыл к хозяину и замер в ожидании дальнейших указаний. Сэр Майкл вопросительно приподнял бровь:
— Все ли в порядке, Ромболл?
— Да, сэр, — поклонился Тейлард. — Наших гостей ждет ужин. Его подадут, как только они пожелают.
— Я прямо сейчас желаю, — объявил Илайес, поглаживая живот. — Уж и не упомню, когда в последний раз ел. А ты, Дэйви? Бьюсь об заклад, ты помираешь с голоду.
Дэйви поднял измученный взгляд. Сэр Майкл добродушно усмехнулся:
— И так понятно, что мальчонка устал и голоден — после таких-то приключений. Сытная еда и в постель пораньше — вот вам мой совет. Ты уж, Ромболл, пригляди за ним получше.
— Разумеется, сэр Майкл, — отозвался Тейлард.
Гости распрощались с хозяином, обменявшись пожеланиями спокойной ночи, и двинулись вслед за Тейлардом по коридору.
Марджери Фаэторн сидела на краешке стула и, не в силах совладать с собой, в волнении теребила в руках передник, то и дело поднимая взгляд к низкому потолку. Там, наверху, этажом выше в спальне лежал ее муж. Она никогда не видела его в столь ужасном состоянии. Чтобы дотащить его до постели, потребовалась помощь трех человек. Послав за лекарем и наказав служанке самой накормить учеников и детей и отправить их в постель, Марджери присела у изголовья, шепча Лоуренсу ласковые слова и прикладывая прохладный компресс к горячечному лбу. Наконец пришел лекарь. Перед тем как осмотреть Лоуренса, он настоял на том, чтобы Марджери вышла за дверь. Затянувшееся ожидание казалось несчастной женщине пыткой.
Услышав шаги на лестнице, она вскочила со стула. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался Ричард Ханидью — самый молодой и талантливый из всех учеников. Мальчик, одетый лишь в тонкую ночную рубаху, дрожал от холода и был бледен от волнения. Мягкие черты лица позволяли ему играть роскошных красавиц и принцесс, однако теперь он вряд ли сгодился бы на такую роль: сейчас перед Марджери стоял самый обыкновенный мальчик с всклокоченными волосами, на лице которого отражались печаль и беспокойство. От волнения Марджери не сдержалась:
— Дик Ханидью, ты должен быть в постели!
Мальчик чуть попятился, но явно не собирался уходить.
— Чего ты пришел?
— Мы очень беспокоимся о мистере Фаэторне. Мы слышали, как приехал лекарь. Вот ребята меня послали узнать, есть ли какие-нибудь новости.
— Нет, Дик, — горестно произнесла она. — Пока ничего.
— Мы все за него молимся.
Марджери верила, что Ханидью помянул ее мужа в своих молитвах, однако сомневалась, что его примеру последовали другие ученики. Дерзкие и непослушные, они молились, только когда она стояла у них над душой. И теперь, догадываясь, в каком она расположении духа, ученики отправили на разведку именно Ричарда Ханидью, понимая, что на любого другого, кто встанет с постели, она может наброситься с выволочкой. Ханидью, стоявший на каменных плитах босым, задрожал еще сильнее.
— Иди сюда. — Марджери обняла юношу за плечи и повела его к очагу. — Так ведь и насмерть замерзнуть можно.
— Мистер Фаэторн ко мне очень добр, — проговорил Дик. — Я люблю его как отца.
Марджери обняла и поцеловала Ханидью:
