Алан Гордон - Шут и император
— А что, последнее время появлялись какие-то дурные предзнаменования?
Станислав рассмеялся.
— Здесь все, что хотите, считается предзнаменованием, и любому мелкому событию дается множество истолкований от множества конкурирующих прорицателей. И это в центре христианского мира! Поэтому я предпочитаю латинскую церковь. По крайней мере, она последовательна. И я предпочитаю иметь дело с наемниками, чем просто с честными людьми. Честность — понятие относительное, а с наемника вы получите то, за что заплатили.
Он осушил кубок и налил еще.
— А сами вы кто такие? Из каких краев? — спросил он.
— Исходно? Или недавно?
— Недавно.
— Я работал на севере, странствовал от города к городу, пока не надоел там всем. Вот и пришел теперь сюда.
— Кто-то, вероятно, сочтет и ваш приход неким предзнаменованием, — заметил он. — Тут шлялось по городу несколько шутов. Одна парочка часто выступала на ипподроме. Правда, их что-то не видно в последнее время. А императора развлекала пара карликов. Близнецы. Чертовски забавные создания.
— Мне рассказывали о них, — сказал я. — Так они еще здесь?
— Нет. Уже сбежали. Наверное, накопили достаточно деньжат и решили убраться восвояси подобру-поздорову. Алексей весьма щедр, когда он в хорошем настроении. Говорю тебе, приятель, если ты хоть чего-то стоишь, и тебе удастся пролезть к императору, то будешь жить припеваючи.
— Прекрасная перспектива, — сказал я. — Но как мне к нему пролезть?
— Хороший вопрос, — пробормотал он. — В данное время место мастера увеселений практически вакантно. Но всем заправляет известный евнух, Константин Филоксенит. В его ведении императорская казна, а значит, он отвечает как за императорскую скупость, так и за расточительство. Вероятно, именно он мог бы помочь, но до него трудно добраться, в его ведомстве слишком большой штат чиновников. Я вижу его ежедневно. Если хочешь, могу замолвить за тебя словечко.
— Я буду тебе очень благодарен.
Мы допили вино. Станислав, пошатываясь, встал из-за стола и посмотрел в окно.
— Уже стемнело, — сказал он. — У тебя слишком вкусное вино, Симон. Не подскажешь, в какой стороне мой дом?
— Я провожу тебя, — предложил Симон, накидывая плащ. — Доброй ночи, шут. Доброй ночи, Клавдий.
Он положил руку на плечо наемника и вывел его на улицу.
— Мне понравилось, — сказала Виола, когда мы устроились на отдых в нашей комнате. — Вполне приятные люди, хоть и наемники. Подумать только, в субботу мне предстоит увидеть множество обнаженных мужчин. Похоже, шутовская жизнь необыкновенно интересна.
— Да, они оказались приятными, — зевая, произнес я. — Интересно, не поручено ли было кому-то из них проверить нас?
Виола натянула веревку перед дверным проемом и устроилась в углу комнаты.
Ночь прошла спокойно. Я дал Виоле выспаться, и солнечные лучи уже играли на ее бородатом лице. Когда-то, присоединившись ненадолго к странствующим циркачам, я познакомился с настоящей бородатой женщиной. Она жила в отдельном маленьком шатре, а ее слуга стоял перед входом и собирал плату за просмотр. Она позволяла зрителям подергать ее за бороду, чтобы убедиться, что борода настоящая, а потом обычно еще болтала с посетителями. Ее болтовня побуждала их к повторным заходам, поскольку она обладала жизнерадостной натурой и богатым запасом историй. На мой взгляд, она могла бы прокормить себя, только рассказывая истории, но ей нравилось, что ее оригинальная внешность заманивает публику.
Проснувшись и выглянув в окно, Виола укоризненно посмотрела на меня.
— Почему ты не разбудил меня? — спросила она.
Я подвинул к кровати низкий табурет и поставил на него умывальный тазик.
— Весь честной народ давно уже пашет, — сказал я. — Да и не честной народ тоже. Я подумал, что ты захочешь умыться, прежде чем мы примемся за дела.
Она сняла парик и бороду, вздохнула с облегчением и окунула лицо в воду. Я протянул ей мыло и полотенце. Старательно вымыв щеки, она взглянула на меня и сказала:
— Должно быть, я выгляжу ужасно.
— Ужасно соблазнительно, — уточнил я.
Виола хмыкнула.
— Ты на удивление опытный супруг для того, кто слишком долго был лишен практики. — Она приклеила бороду и спрятала ее концы под париком. Потом опять взглянула на меня. — Когда же я вновь стану женщиной? Ведь наше путешествие закончилось.
— Мне думается, что было бы полезно пока сохранить в тайне твою женскую ипостась. Благодаря этому к нашей компании в случае необходимости всегда сможет присоединиться третий человек. Ты ведь захватила с собой женские наряды и косметику для быстрого превращения.
— А когда я снова смогу участвовать в представлении?
— Скоро, ученик. Мне нужно, чтобы ты опять понаблюдала за зрителями. А еще нам надо сегодня проверить квартиру Талии.
Я устроился на Амастрийском форуме, а Клавдий бродил поблизости, поглядывая на лошадей и не забывая придерживать кошелек. Помимо торговцев лошадьми на этот рынок стекался всякий сброд. В центре площади находилось некое изваяние честных мер и весов, строгое напоминание местным купцам. Еще более наглядная строгость проявлялась в использовании этой площади для публичных казней. Один из менее добросовестных здешних торговцев уже загорал на центральной виселице, тихо покачиваясь на ветерке.
Редко мне доводилось видеть более мужественное сборище. В этих краях торговля лошадьми издавна считалась мужским занятием, также как и конокрадство. Лошади были самых разнообразных статей и пород, в одних явно проглядывали признаки арабских кровей, других — низкорослых тяжеловозов — вывели в северных краях. Некоторые из животных наравне с солдатами получили шрамы в сражениях, и именно они привлекали внимание многочисленных военных покупателей.
Представление мое продолжалось несколько часов и прошло довольно сносно. Кое-кто из постоянно меняющихся зрителей поинтересовался, в какой гостинице я обосновался, вселив в меня надежду, что его интерес был вызван желанием воспользоваться моими услугами, а не перерезать мне горло, пока я сплю.
Я уже укладывал реквизит, когда какой-то тщедушный, пройдошного вида мужичонка лет пятидесяти бочком подошел ко мне, плотно запахнувшись в потрепанный плащ.
— Судя по всему, тебе, шут, может понадобиться удача, — скривив рот, тихо прошамкал он.
— А кому ж она не нужна? — ответил я.
Он суетливо покивал головой.
— Верно, верно, кому ж она не нужна! Но удача, знаешь ли, не бывает случайной. Ее нужно приманивать.
— Неужели?
— А то. Конечно, нужно. Как, ты полагаешь, люди становятся богатыми?
— Получают наследство? Или добывают богатство ловкостью рук?
Мужичонка отрицательно покачал головой.
— Ты ничего не понимаешь. Это удача. И она не бывает…
— …случайной. Ты уже говорил об этом.
Он улыбнулся, обнажив потемневшие десны, не обремененные зубами.
— Мне известно, как поймать удачу, — сказал он. — И я могу помочь тебе.
Я глянул на него внимательнее. Он был лысым, золотушным доходягой с оборванным правым ухом.
— А почему ты, приятель, не попробовал помочь самому себе? — поинтересовался я.
— Нет-нет, нельзя получить удачу для себя. Но если дать верные талисманы людям, то они могут стать удачливыми.
— И тогда тебе полагается подарок. Он мотнул головой и пояснил:
— Происходит просто удачный обмен. Ты даешь что-то мне, я даю что-то тебе.
— Похоже, то, что тебе дают, вовсе не идет тебе на пользу, и твой вид является для меня бесплатным предостережением против такого обмена.
Мужичонка быстро распахнул полы плаща. Вся его подкладка ощетинилась поразительным набором пришитых к ней талисманов: осколками костей, клочками волос, сушеными лягушками, ящерицами, частями других животных, крошечными пузырьками, шкатулками, колечками и всевозможными оберегами.
Он разразился хорошо заученной скороговоркой:
— Для восстановления мужской силы: суньте это под тюфяк, и все наладится. — Его палец при этом коснулся каких-то странных комочков, напоминавших пару гниющих бычьих яичек. — А вот свеча из могилы святого Стефана: натрете ею порог вашего жилья, и никакое зло не посмеет переступить его. Вот большой палец святого Симона Кананита. Менструальная кровь черной колдуньи, нет нужды говорить вам о ее могуществе. Подлинное личное кольцо святого Эдуарда Исповедника[7], подаренное им нищему. Тот нищий, находясь на смертном одре, передал его мне. Оно исцеляет все виды припадков. Вот жабий камень: положишь его рядом с предложенным тебе питьем, и он определит любую отраву, а сунешь его в чужое питье — и выпивший его не доживет до утра, если согрешил.
— А если не согрешил?
Мой благодетель вновь явил мне свои десны.
— Все мы запятнаны первородным грехом. Не волнуйся, камень действует безотказно.
