Анна Барт - Венец Государя
Хм, а такое расположение построек очень напоминает русский православный монастырь…
– А… Священный колодец, он действует? – лениво вопросил Вадим, отмахиваясь от звенящих в воздухе противных мошек.
– Ты имеешь в виду, есть ли там вода? – уточнил Карлос.
Вадим утвердительно кивнул.
– Нет конечно. Колодец разрушен. Вернее, не то чтобы разрушен. Он наполовину засыпан камнями и грязью.
Мы еще недолго постояли около пирамиды и отправились назад. Обратный путь не занял много времени.
– Катрин, а вы работаете на Майка, да? – неожиданно спросил меня Карлос, когда мы приостановились на плазе, чтобы подождать Полонского, который фотографировал развалины храма Луны-Солнца и дворец-колоннаду.
– Я увидела его в первый раз три дня назад, – честно ответила я. – Сюда я приехала по приглашению профессора Кронина. Он… задержался… Наверное, скоро тоже приедет… – Я запнулась и неловко закончила: – На родине я занималась средневековой Русью и мало что знаю о цивилизации майя.
– А я хорошо знаю Майка, – внимательно глядя мне в глаза, сказал Карлос. – Мой младший брат работал на него несколько лет. Майк часто приезжал к нам… Чтобы пополнить свою коллекцию.
В голосе Карлоса отчетливо прозвучала ненависть. Я удивленно посмотрела на него, но он уже отвернулся. Через минуту к нам подошел Полонский, грязный и уставший. Карлос посмотрел на него, потом на меня и предложил отвезти нас на дикое побережье искупаться и отдохнуть. По словам Карлоса, побережье находилось всего в нескольких километрах от раскопок, и мы с радостью согласились.
* * *Не успели мы залезть в джип, как засигналила машина справа, и я увидела в ней сладкую парочку: Линду и Майка. Тут же затренькал мой мобильник.
– Вы все еще здесь? – раздался сварливый голос Майка, и он медленно помахал нам рукой из своей машины. – Я пытаюсь дозвониться кому-нибудь из вас целый час. Неужели так трудно держать включенным мобильник? Вы же все-таки на работе. Надеюсь, не забыли? Ровно в семь, форма одежды – парадная.
– Форма одежды – парадная, – повторила я, в недоумении глядя на замолкшую трубку.
Куда здесь можно надеть парадную одежду и зачем? Но Майк уже дал отбой, и его машина вылетела с парковки, оставив за собой облако пыли. Отплевываясь, я вопросительно посмотрела на Карлоса.
– Прием у губернатора острова, – бодро отрапортовал он.
Я бросила взгляд на часы: половина пятого! Катастрофа!
Надо ли говорить, что побережье отменилось, и мы на предельной скорости понеслись в отель.
– Майк всегда был любителем экспромтов? – возмущенно спросила я Карлоса по дороге домой.
– Он всех предупредил утром. И вас тоже.
Это когда же? Хм, совершенно не помню. Я с надеждой посмотрела на Вадима, но тот равнодушно пожал плечами и отвернулся к окну.
– Если вы знали о приеме, то зачем предложили побережье?
– У нас куча времени, Катрин, не волнуйтесь вы так, – беззаботно ответил Карлос.
В отеле начался кошмар. У меня было всего сорок пять минут, чтобы успеть принять душ, накраситься, привести в порядок голову и так далее, но уже ровно через двадцать минут после приезда Полонский, неумолимый как статуя Командора, стоял у открытой в коридор двери и монотонно бубнил:
– Нам пора, Катя… Нам пора… Нам пора…
Я судорожно наводила красоту в полуголом виде: одной рукой пытаясь накрутить кудри, а другой – закончить макияж. Наконец поняла, что с кудрями не успеваю, и быстро скрутила балетный пучок. Надо бы сделать макияж поярче, но и на это времени нет…
– Что ты наденешь? – Полонский поймал мой полубезумный взгляд в зеркале.
– Платье, – я показала на кучку черной материи, лежащей на кровати.
– Это? – возмутился Вадим. – Такое мятое?
Я отстранила его от кровати, взяла платье, встряхнула его и стала натягивать на себя, радуясь, что в самый последний миг впихнула его в дорожную сумку. Это платье выручало меня несчетное количество раз – оно не мялось совершенно. Черное, прямое, короткое, открытое, простое, элегантное – моя палочка-выручалочка на все времена и во всех странах.
– Нам пора, – бубнил Полонский у двери.
Мы выскочили из комнаты и резво побежали вниз, где уже ждал неизбежный Карлос, похваливший нас за пунктуальность. Где располагался особняк, я не вспомню, но доехали мы быстро. Невысокий, седой, полноватый и лысоватый губернатор острова стоял рядом с очаровательной молоденькой дочерью и приветствовал гостей. Церемония приветствий одинаково скучна во всем мире:
– Сеньор губернатор…
– Мадам…
– Позвольте представить моих друзей…
– Очень приятно… очень приятно… очень приятно…
Диссонансом прозвучала только одна фраза:
– Анджелина… Моя жена…
Молоденькая брюнеточка оказалось не дочерью толстяка, а его женой. Хорошо, что я не владею испанским и не ляпнула сомнительный комплимент престарелому Казанове: «Какая у вас очаровательная дочка!»
Не успели мы войти в зал и выпить по бокалу шампанского, как вокруг Полонского стали крутиться дамы. Карлос не закрывал рта, работая личным толмачом московского гостя, Майк и Линда не отходили от губернатора, губернатор намертво приклеился к своей молоденькой жене, а я оказалась предоставленной самой себе на весь вечер.
К середине приема у меня отсох язык, и я впервые в жизни пожалела, что хорошо говорю по-английски. Как здорово было бы сказать всем присутствующим: «No English»[1] и спокойно и молча попивать шампанское! Гости сеньора губернатора оказались на редкость любопытны. Они закидали меня бесконечными вопросами самого разного толка. Меня приглашали танцевать, мне предлагали еду и выпивку, меня расспрашивали и рассказывали что-то сами, хохотали, тормошили, не оставляли в покое.
После целого дня лазания по руинам под палящим мексиканским солнцем стоять на двухметровых шпильках, бодро общаясь с жизнерадостными гостями, было крайне утомительно, и я совершенно выбилась из сил. Неужели есть женщины, которым нравится подобное времяпрепровождение? Я подумала о спокойном одиноком вечере дома, когда после вечерней прогулки на Цезаре я могла налить огромную чашку чая и завалиться на диван с воспоминаниями о Елизавете Ксаверьевне Воронцовой или с выученным почти наизусть любимым романом Булгакова…
Когда шквал вопросов о Москве, моих родителях, муже, работе, образовании, политике, международном положении России, правах животных, нетрадиционных браках, усыновлении детей из Африки, падении курса доллара, махинаций с акциями, чудесной погоде, достопримечательностях острова Козумель и нарастающей опасности терроризма утих, я думала меня оставят в покое. Не тут-то было!
Я валилась с ног от усталости, но гости разошлись не на шутку. Часть их не захотела париться в душной зале и обосновалась на танцевальной площадке, устроенной рядом с огромным бассейном. На площадке играл маленький ансамбль, но один сеньор из группы гостей решительно оттеснил музыканта от рояля и застучал по клавишам неизвестную мне песню, а стоявшие рядом гости дружно и, надо отдать должное их музыкальным способностям, стройно подхватили мелодию. Я стояла, как дура, глупо улыбаясь и раскачиваясь с ними в такт песни. Мелодия сменялась мелодией, гость, сидящий за роялем, оказался неутомимым тапером. Наконец он встал, я обрадовалась, что теперь-то смогу уйти, но он быстро подскочил ко мне и сказал на чудовищном английском буквально следующее:
– Катрин, это несправедливо, что мы так веселимся, а вы не можете спеть с нами. Напойте мне вашу любимую мелодию, я вам ее сыграю, вы нам ее споете, а мы все вместе вам подпоем.
Гости радостно зааплодировали, засмеялись, зашумели, а я осталась стоять с открытым ртом. Он сказал – спеть? Мне?! Мою любимую песню? Или я неправильно поняла? Гость-музыкант, а также сеньоры и сеньориты выжидательно уставились на меня. Я беспомощно оглянулась, но ни Вадима, ни Карлоса, ни Майка, ни Линды в пределах видимости не было.
У меня нет ни малейших музыкальных способностей, мне не то что один, а сразу несколько медведей наступили на ухо. Но делать было нечего. Я попыталась вспомнить современную песню, но на ум пришла только одна, ужасно глупая, из старого фильма про Остапа Бендера. Я напела мелодию господину музыканту и дрожащим голосом в гробовой тишине завела:
Где среди пампасов бегают бизоны,
А над баобабами закаты словно кровь.
Жил пират угрюмый в дебрях Амазонки,
Жил пират, не верящий в любовь.
Сеньор барабанил по клавишам, гости почтительно внимали моему мяуканью, я набрала побольше воздуха в легкие и, обливаясь потом от волнения, продолжила:
Но когда однажды, после канонады,
После страшной битвы возвращался он домой,
Стройная фигурка цвета шоколада,
Помахала с берега рукой.
Там, где любовь, там, где любовь…
Там всегда проливается кровь!
Та-там.
У-ф!
