Иоанна Хмелевская (Избранное) - Хмелевская Иоанна
Барбару успешно прооперировали, однако от лечащего врача Юстина услышала, что опасаются метастазов, хотя операция сделана на самом высоком уровне. Отправиться в путешествие ей разрешили, ведь неизвестно, когда и где еще эти метастазы появятся.
Поскольку тетка после операции нуждалась в покое, Юстина за нее оформляла поездку: занимала очередь на загранпаспорт и выстояла ее, приносила и относила заполненные бланки на получение визы, доставала билеты. Пристроилась было в хвосте банковской очереди на покупку валюты, да Барбара вовремя узнала об этом.
– Нечего попусту тратить время, – разъясняла она замотанной и озабоченной племяннице, – я только теоретически еду с пятью долларами, мне лишь бы до моего женевского банка добраться. Антось не имел понятия об этом моем счете, поэтому и остальные здешние гниды не имеют понятия, так что там кое-что сохранилось. А не хватит, так свяжусь с Дареком или Павликом, мы все время перезваниваемся и переписываемся. Неужели ты и всерьез поверила, что я еду с пятью долларами? Ну, насмешила!
И все-таки Юстина успокоилась, лишь получив из Парижа радостные приветы от тетки. Судя по их общей тональности, Барбара не ночевала под парижскими мостами и не спекулировала польской водкой.
В квартире на улице Мадалинского временно поселилась разъяренная Амелька, разводившаяся со вторым мужем и клявшаяся, что никогда в жизни больше не станет оформлять брак.
– Прописываться я здесь не собираюсь, – раздраженно пояснила она в ответ на сочувственные расспросы Юстины, – просто помогаю Феле цветочки поливать и квартиру охранять. А мастерскую негодяю ни за что не отдам, наполовину она моя, но находиться там свыше моих сил, того и гляди прирежу мерзавца. Таковы у нас законы, не понимают люди, что убиваю я не человека, а клопа-кровососа, засадят на всю катушку. Так я здесь перекантуюсь, заработаю, выкуплю у подлеца свою же жилплощадь. Знаешь, он пережить не может, что как профессионал мне в подметки не годится!
Вот все это: больная Барбара на чужбине, разъяренная Амелька под боком, совершенно потерявший голову от ипподромных махинаций Людвик и жутко всем этим вздрюченная Гортензия – никак не позволяло Юстине отдохнуть душою в минувшем столетии. На этом фоне единственным утешением являлась пятнадцатилетняя дочка Идалька, тоже спокойная и уравновешенная в маму, разумно распределяющая свое время между школой и лошадьми и благодаря последним пышущая здоровьем и удивляющая всех своим цветущим видом.
– Мамуля, ну что ты так переживаешь! – успокаивала она Юстину. – Если что, так я за дедулей Людвиком пригляжу. На тренировках обо всем наслушалась, так что в курсе. А этих… ну, мошенников, никто из наших не любит, всегда мне скажут, если что готовится.
Это обещание, хоть и туманное, немного успокоило Юстину. Наверное, главным образом потому, что доказывало – ее дочь никак к махинациям не причастна и вращается в нужном обществе.
В отпуск приехал Дарек с семейством, и в квартире стало тесновато. Правда, девять человек на семь комнат не такая уж теснота, но все давно привыкли к другим условиям, теперь же Юстине негде было пристроиться со своим дневником, пришлось собрать драгоценные бумаги в кучу и припрятать до лучших времен. Пятилетний Стефанек спал в гостиной, а Болеславу с работой приходилось устраиваться в спальне. Все утешались мыслью, что это ненадолго, по возвращении Барбары трое жильцов переедут в ее квартиру и остальным станет просторнее.
А Гортензия плакалась Юстине:
– На горе себе родила я такого способного сына! Теперь какие-то открытия сделал, и его приглашают на работу в американский университет. Дарек согласен, потому что хорошо платят и в дикие места командировки обещают. Ох, потеряю я единственного сыночка, уедет, и не видать мне его больше! Я бы уж Африку предпочла.
Юстина успокаивала тетку:
– Ну что вы, тетушка! Ведь в Штаты Дарек едет легально, а поскольку по работе придется ему по всему свету путешествовать, отпуск станет проводить в родительском доме. В случае чего и вы сможете к ним съездить. Вот мне хуже, Павлик ведь не имеет права приехать.
– Так у тебя еще дочери остались! – душераздирающе разрыдалась Гортензия.
– Слава богу, но и сына я тоже люблю. И радуюсь за него, хотя у самой сердце разрывается, но надеюсь, может, хоть куда в Европу выберется.
– Да, тогда тебе будет совсем близко!
– Самолетом всюду близко…
Успокоить себя Гортензия позволила только через месяц, да и то лишь с помощью Амельки. Вернее, ее мужа, который накануне судебного разбирательства их дела о разводе преподнес Амельке грандиозный подарок – добровольно погиб в автокатастрофе, по своей же собственной вине. Будучи пьяным до невменяемости, он вез свою очередную избранницу неизвестно куда и безо всяких уважительных причин врезался в бетонный столб при выезде из Ломянок. Амелькин муж погиб на месте, его избранница не получила даже царапины, но, поскольку тоже была вдребадан пьяной, так и не смогла объяснить, куда они ехали и как произошла катастрофа. А в результате Амелька разом избавилась от всех проблем: не только освободилась от мужа, но и, будучи его же законной супругой, осталась единственной наследницей всей квартиры вместе с мастерской. К изумлению Юстины, Амелька вовсе этому не радовалась.
– Да чему же радоваться, – раздраженно объясняла она, – так и не удалось мне отомстить этому бабнику! Ничего, на том свете до него доберусь.
Гортензия позабыла о собственных бедах и активно переживала за Амельку, вполне разделяя ее раздражение.
Незадолго до возвращения Барбары Людвик слег. Врачи констатировали предынфарктное состояние. Причиной явились махинации на ипподроме, которых пережить старый лошадник не смог. Подробности Идалька уже потом излагала матери. Юстина опять просиживала дни и ночи у постели бедного Людвика, а когда он оправился, встал вопрос, куда бы выслать его подальше от ипподрома для восстановления здоровья. Помог Юрочка. Он забрал дедулю к себе, умоляя помочь в уходе за мерином и двумя кобылами в его хозяйстве. Лучшей реабилитации для Людвика и придумать было нельзя.
Барбара вернулась в пустую квартиру, к ее приезду отремонтированную и приведенную Фелей в порядок, и решила еще немного пожить.
– Средиземное море мне очень помогло, – говорила она Юстине. – А Монте-Карло – так просто чудо! Поскольку я не собиралась выигрывать, то порядочно выиграла в казино. Ты, конечно, понимаешь, я не один вечер там провела, случались и проигрыши, но в конечном счете выиграла солидную сумму. Знаешь, там все почти такое же, как до войны, совсем не изменилось, разве что толкучка больше стала и публика не такая элегантная, да я не придирчива, меня все устраивало, и словно молодость вернулась! И теперь намерена делать, что в голову втемяшится.
Поскольку все вокруг как-то успокоилось, Юстина, приведя в порядок квартиру после разъезда родичей, получила возможность заняться излюбленным делом. Она разыскала дневники прабабки, свою машинопись и засела за работу.
…Не видать, думаю, моей Зосеньке счастья в жизни. Едва ее муженек прокуроршу бросил, связь с которой скрывали, однако она всем была известна, как немедля начал ухлестывать за гувернанткой. А ведь гувернантка та у Зосеньки без году неделя! Казнюсь, что слишком поздно я увидела ее, иначе всенепременно растолковала бы Зосе – нельзя столь молодой да пригожей девицы в доме при таком муже держать. А теперь Зося и сама не знает, какие меры предпринять. Коли гувернантке от дома откажет, муж тотчас для нее особую квартиру наймет и на стороне амурничать станет. Так за лучшее сочла представиться слепою и глупою.
Доротка у меня вместе с нянькой живет, Ханя ведь со дня на день сляжет. Счастье, что у дочери моей разума хватает не нанимать смазливых служанок. Графиня Струминская, старшая из Шелижанок, честь мне великую оказала, явившись с визитом, вся от спеси раздулась, но как внучку мою сладкую увидела, тотчас гонору как не бывало и горючими слезами залилась. Четверых не доносила, одного младенца тут же схоронила, и неизвестно, родит ли еще. Аж мне ее жаль сделалось". …Похоже, что сплошь внучек мне дети приносят. После Ханиной Ядвиги теперь Гражинка, жена Томашека, Басю родила. Три девочки, а ведь придет время всех замуж выдавать и приданым снабжать. Пока что на достаток грех жаловаться, поместья наши в добром состоянии, спасибо лошадям Матеуша, часто на бегах выигрывают, на редкость разумно он конюшнями заправляет. Пережить Матеуш не может, что Томашек к лошадям без всякого интереса, уж скорее зять конюшни наши переймет, может, и по сей причине внука мне хочется.
