Александр Арсаньев - Убийство на дуэли
– Извините меня, – смущенно пробормотала Долинская, когда дверь за Феклушей затворилась. – Этот разговор лишил меня последних сил, – добавила она и, обратив свой взор на Шурочку, хотела что-то сказать, но я перебила ее.
– Расскажите нам все о ребенке, – попросила я и, заметив изумление на лице Софьи, добавила: – Можете не трудиться, чтобы придумать отговорку. Феклуша, сама того не желая, проболталась.
Взгляд Софьи после этих слов мгновенно потух. Она устало откинулась на кресло и грустно улыбнулась.
– Теперь мне действительно нет смысла ничего скрывать перед вами, – сказала она. – Я действительно жду ребенка, и отцом его является князь Волевский.
– Боже, – одними губами прошептала изумленная Шурочка. – Он действительно был настоящим подлецом. И он знал, что вы вынашиваете его ребенка?
– Знал, – кивнула девушка. – Но и это не удержало его подле меня. Папенька угрожал ему, требовал, даже просил. Боже, какое унижение, – она подняла глаза к потолку. – Все было бесполезно. Ледяное сердце князя ничего не трогало. Представляете, какой позор ждал меня? Бесприданница, да еще и с внебрачным ребенком. Общество, в котором мы еще держимся только за счет древности своего рода, отвергло бы меня. И тут на помощь мне пришел милый Артемий. Я могу с уверенностью сказать, что он еще с юных лет любит меня. Он прекрасно знал о моих отношениях с Волевским и что я жду от него ребенка. Но его это не страшит. Он предложил мне выйти за него замуж, чтобы скрыть позор. Мы очень спешим, ведь промедление может привести к тому, что всем сразу станет все понятно, – девушка многозначительно посмотрела на свой живот. – Может, это и вызывает среди помещиков какие-то толки, но все лучше, чем предать себя открытому позору.
Что еще было нам ответить на это? Мне было жаль эту несчастную девушку. Даже Шурочка после этого разговора прониклась к ней сочувствием. В который раз я поразилась родству женских душ. Как мы, женщины, все-таки можем понимать беды друг друга. Стоит только мужчине обидеть какую-нибудь женщину, как тут же против него восстает целое полчище представительниц прекрасной половины человечества. Однако, кажется, я снова отвлеклась.
– Но кто же убил Владимира? – прервал мои размышления голос Софьи.
– Полиция думает – крестьяне. У них нашли пистолет, из которого был застрелен Волевский, – откликнулась я.
– Такого не может быть, – решительно заявила Долинская.
– Почему вы так решили?
– Потому что крестьяне любили своего барина. Уж их-то он никогда не обижал, – проговорила Софья. – Да и откуда у них мог взяться пистолет?
– Крестьяне говорят, что нашли его. Но полиция им не поверила. Их арестовали и увезли, – пояснила я. – Но я тоже не верю в виновность крепостных. К тому же если тело князя нашли в реке, то убит он был где-то неподалеку. Есть еще один факт. Труп в воде пробыл менее суток, а значит, убит князь был совсем недавно. Вы не знаете, у него не было никаких явных врагов?
– Не знаю, – задумчиво пробормотала Софья. – Уж не хотите ли вы сказать, что это я убила Волевского? – она вдруг настороженно посмотрела на нас. – Поверьте, может, у меня и было желание убить этого мерзавца. Но я бы никогда не пошла на это, так же, как и мой отец.
– А что ваш отец? – заинтересовалась я. – Он тоже желал смерти князю?
– Он грозился пристрелить этого мерзавца. Однако я уже давно поняла, что папенька никогда не следует своим угрозам. У него слишком доброе и отходчивое сердце, – при этих словах Софья грустно улыбнулась.
Честно говоря, меня нисколько не убедили эти слова. Убийцей могли оказаться и Софья, и ее отец. Вот только как это доказать? Теперь, по крайней мере, у меня хоть были подозреваемые. Такие слова весьма странно звучали в устах молодой женщины. Скорее бы они подошли какой-нибудь ищейке, которая носит имя полицейского. Но что поделаешь, если уж называть вещи своими именами, то я на самой деле была ищейкой, только не состоящей в полиции.
Итак, я нашла подозреваемых. А вывод такой был сделан посредством некоторых моих умозаключений. Ведь и у Долинского, и у его дочери была веская причина лишить жизни человека, который принес в их семью столько горя.
Я почувствовала, что голова моя уже начинала кружиться от всего этого водоворота событий. Поэтому, попросив прощения у Софьи и Шурочки, и с их великодушного позволения, я отправилась в заранее приготовленную для меня Феклушей комнату, чтобы как следует отдохнуть и последовательно обдумать все, что стало мне известно о князе и его жизни в последние несколько дней.
На этом и заканчивается четвертая глава моего романа. Но мы встретимся с вами в следующей.
Глава пятая
Оказавшись в своей комнате, я сперва сполоснула лицо прохладной водой из кувшина, чтобы немного освежить свою и без того раскалившуюся от различных мыслей, приятных и не очень, голову.
После вечернего туалета я достала из своего дорожного сундука, который уже успел по моему приказанию притащить сюда Степан, стопку листов с последними записями Волевского, и принялась их внимательно читать. Я уже в который раз похвалила себя за собственную предусмотрительность, которая заключалась в том, что, несмотря на некоторые угрызения совести, я все же не поленилась прихватить с собой бумаги покойного князя. Естественно, закладную на имение я оставила в нише секретера. Мне просто необходимо было забрать с собой эти записки, ведь возможно, что именно в них хранилась разгадка гибели Волевского.
Теперь мне было понятно, о каком наследнике писал покойный князь. О своем собственном. Но вот что это за враги, с которыми необходимо расправится, мне известно не было. Не знаю почему, но я чувствовала, что нет смысла причислять к врагам Софью или ее отца. Хотя, входя в противоречие с самой собой, я и не отрицала их возможной причастности к убийству. Однако что-то во всем этом не сходилось. Зачем Долинским было убивать Волевского? Одно дело, если бы Софья так и осталась навсегда одна, покинутая с ребенком на руках. Тогда мотив убийства был бы налицо. Месть – вот и весь, как говорится, сказ. Нет, я сердцем чувствовала, что тут было совсем другое. Раз Софья дала согласие на брак с Бушковым, значит, она все же попыталась забыть своего обидчика и начать новую жизнь с чистого листа. Разве может женщина придумать более страшную месть обидевшему ее мужчине, чем отнять у него отцовство? Возможно, бросая Софью, Волевский не понимал, что на самом деле теряет, но по прошествии многих лет все равно понял бы свою ошибку.
Извините, уважаемый читатель, но я просто не мог выбросить этот душещипательный и, возможно, несколько утомительный кусок из тетушкиного романа, так как он является неотъемлемой частью той, если можно так выразиться, системы женского мышления и логики, с помощью которых Катенька Арсаньева умудрялась распутывать попадающиеся на протяжении всего ее жизненного пути преступления.
Возможно, мою родственницу поразил тот факт, что князь Волевский, «осчастливив» одну женщину ребенком, перешел к другой. Хотя следует оговориться и еще раз упомянуть о том, что бабушка моя была отнюдь не кисейной барышней, которая не знала всех суровых реалий жизни. Однако, несмотря на всю свою образованность и трезвый подход к этим жизненным проблемам, не следует забывать, что Екатерина Алексеевна все же оставалась детищем своего времени, то есть девятнадцатого века, дамой, которую шокировали подобные непристойные случаи. Но, поверьте, во все времена были, есть и будут происходить такие вещи, и всегда будут страдать на свете матери-одиночки, если перевести это на современный язык. Хотя признаюсь, что это лично мое субъективное мнение, хотя уверен, что со мною согласится не только почти все мужское население на земле, но и добрая половина женского.
Однако я снова вмешался. Может, потому что слишком уж проникся негодованием моей тетки. Прошу простить и продолжаю.
Исходя из своих долгих размышлений, я, наконец, сделала окончательный вывод, что ни Софья Долинская, ни ее отец не могут быть причастны к убийству князя Волевского. Но тогда кто же этот убийца?
Я начала во всех подробностях вспоминать недавний разговор с Софьей, перебирая всех действующих лиц трагедии, разыгравшейся в этом доме. Волевский убит, Софья и Федор Долинский выпадают из числа возможных претендентов на место убийцы. Остается князь Бушков. Вот тут-то меня вдруг осенило. Кто же, как не он, мог убить Волевского, раз и навсегда избавившись от своего главного соперника? Что ни говори, а Софья все-таки еще продолжает любить Волевского, пусть даже на людях и называет его подлецом и обманщиком. Я это сразу поняла по ее поведению. К тому же именно к нему ведь ездил покойный накануне своей смерти, и вернулся от него, по словам Остапа, в самом что ни на есть неблагоприятном расположении духа.
Я попробовала представить картину пятидневной давности. Вот что у меня получилось. Волевский приезжает в поместье, узнает, что никакого бунта нет и в помине. Сначала он начинает злиться, но потом утихомиривает свой гнев и решает навестить давнего друга князя Бушкова. Бушков сообщает ему, что сделал предложение Софье, и она дала свое согласие. Самолюбие Волевского задето, ведь наверняка этому человеку льстила мысль о вечной любви обманутой девушки. Он-то думал, что Софья будет вечно тосковать по нему, и никому другому больше не отдаст своего сердца. А оказалось все совсем иначе.
