Данила Монтанари - Идущие на смерть приветствуют тебя
Тем временем, пока одни рабы убирали со стола ненужную посуду, освобождая место для новых перемен, другие наполняли кубки гостей хорошо выдержанным вином.
Вдруг освещение померкло и среди пылающих факелов появилась Нисса, прикрытая лишь прозрачным пеплосом.
— Теперь, друзья мои, готовьтесь полюбоваться совершенно новым номером. Мы первые его увидим! — с гордостью объявил Маврик. — Итак, изнасилование Кассандры на объятой пламенем стене Трои!
Сервилий поперхнулся вином, и Аврелий воспользовался этим, чтобы снова наполнить его кубок до краев.
И вот на фоне факелов Нисса начала свой чувственный танец, одно за другим роняя покрывала. Вскоре из-за шторы появился могучий ахейский воин и, набросившись на актрису, принялся срывать с нее остатки одежды, которые еще прикрывали бедра.
— Ух, Аврелий, а они это… всерьез! — дрожащим от волнения голосом воскликнул Сервилий.
— Сегодня публика уже не довольствуется притворством, — пояснил Сергий. — Ей требуется сама жизнь.
— Ну, я еще понимаю, когда в театре разыгрывают любовные истории, — сухо заметил патриций. — Но на арене представляют самые жестокие убийства, и мертвые там — настоящие. Это Калигула завел такую моду, заставляя осужденного на смерть исполнять роль распинаемого преступника и казнить его таким образом на сцене!
— Не вижу тут ничего плохого: черни нужны острые впечатления, — уверенно заявил хозяин дома.
Аврелий косо посмотрел на вздувшиеся на шее Сервилия вены. Они набухали с каждой минутой, по мере того как продолжалось представление.
— Глотни немного, станет легче! — шепнул ему Аврелий, и тот одним духом осушил кубок фалернского.
— Вот и Аякс, бросающийся на девственницу, которая искала защиты у алтаря Афины… — с улыбкой пояснил адвокат.
— Боги небесные, да он же по-настоящему насилует ее! — пролепетал несчастный Тит, не переставая поглощать фалернское и лабикийское.
— Нисса известна именно такого рода выступлениями, — невозмутимо пояснил сенатор, ощущая незаметное прикосновение Сергии — матрона упрямо прижималась к нему бедром.
Реальная картина завершилась безумным возгласом сладострастия, и Сервилий, обливаясь потом, откинулся на диван.
— Держись, Сервилий! Выпей еще немного вина, и сразу придешь в себя, — ободрил его Аврелий, надеясь, что чувствительное сердце толстяка выдержит… Помпония права: Тит уже не в том возрасте, когда некоторые вещи…
— Сейчас актеры присоединятся к нам, — объявил Сергий. — Вы узнали Аякса?
— Вряд ли. Я видел его только от талии и ниже, — простодушно признался Сервилий.
— Вот он! — улыбнулась Сергия, не скрывая возбуждения. — Это наш Галлик!
— Ave, Аврелий! — непринужденно приветствовал сенатора кельтский гладиатор, появляясь в этот момент вместе с Ниссой.
— Я вижу, ты решил сменить ремесло, — заметил Аврелий.
— Эта работа выгоднее и намного приятнее, чем в амфитеатре, не говоря уже о том, что менее опасна. Закончив свой срок на арене, я целиком посвящу себя ей.
— Поздравляю! А ты не приветствуешь его, Тит?
Сервилий и в самом деле не слышал Галлика, поглощенный созерцанием Ниссы, которая в этот момент усаживалась рядом с ним на диване. Грудь и узкие бедра ее едва прикрывали тонкие полоски ткани.
Славный Сервилий, осушив еще один кубок, присмирел, боясь обеспокоить знаменитую гостью.
Однако он был такой тучный, что иногда она нечаянно прикасалась к нему. Понадобились еще два кубка фалернского, чтобы привести бедного Сервилия в чувство.
— Наш хозяин рассказал о своей удачной ставке, — вновь заговорил сенатор. — А ты, Галлик, тоже поставил на Квадрата?
Кельт небрежно, словно по давней привычке, улегся на триклинии рядом с Сергией. На лице матроны, напротив, появилось некоторое недовольство, как если бы на этот вечер у нее имелись совсем другие планы. Однако вскоре она все же перестала чересчур сильно прижиматься к бедру Аврелия.
— Я никогда не делаю ставок, сенатор, — покачал головой Галлик. — Самое большее, даю какие-нибудь сведения друзьям.
— И на последних боях тоже давал?
— Да, и потерял нескольких клиентов. Я всем советовал ставить на Хелидона, — произнес гладиатор, накладывая себе хорошую порцию говядины с соусом из сельдерея.
Краем глаза сенатор заметил, как Нисса, кокетливо подмигнув, кормит Сервилия с ложечки. Тот закрыл глаза, не в силах сопротивляться двойному удовольствию — пикантным луковичкам и соблазнительной красавице, — и одно за другим, сияя от счастья, глотал гиацинты, асфодель и лук-шалот.
Настала очередь дичи, потом подали грибы и рыбу.
Аврелий, хотя и пытался всячески навести разговор на нужную тему, так ничего и не добился: многолетний опыт ведения хитрых интриг в суде научил Маврика крайней осторожности.
Зато на Сервилия вино произвело ожидаемый эффект, и он уснул на своем ложе задолго до конца ужина. Когда же патриций сказал, что пора отнести друга домой, на лице Сергии появилось нескрываемое огорчение. Она рассчитывала если не на коллективную оргию, то хотя бы на более интимную беседу… Нет, этот Аврелий определенно не оправдывал свою славу волокиты!
— Да, Сергий, я совсем забыл, — рассеянно проговорил сенатор уже на пороге. — Плацида ожидает от тебя сведений о наследстве брата. Ты не мог бы сообщить ей, что там и как?
Маврик внезапно побледнел.
— Плацида? — переспросил он. — Не понимаю…
— Ну да, сводная сестра Хелидона, из Мутины, — спокойно подтвердил Аврелий. — Я думал, ты ее опекун.
— Ах да, конечно. Передай ей, что скоро дам знать, — пообещал известный адвокат, стараясь держаться как можно спокойнее и удивляясь про себя, откуда этот сенатор, что так любит лезть куда не следует, знает о его личных делах.
От Аврелия не ускользнула легкая дрожь холеной руки, протянутой ему на прощание.
— Держи меня в курсе всего, что может быть полезно для расследования, — спокойно попросил патриций, расставаясь с Сергием.
Паланкин уже спускался с Авентинского холма, когда Сервилий проснулся и тихо прошептал:
— Нисса!
10.
Аврелий открыл глаза, когда солнце бы уже высоко. Его разбудил осторожный, но настойчивый стук в дверь. На пороге стоял Парис, управляющий. Посторонившись, он пропустил рабов, которые внесли сосуд с ароматной водой и полотенце, чтобы хозяин освежил лицо.
Друзья не раз критиковали Аврелия за эти утренние омовения, полагая их совершенно ненужными в городе, где все, в том числе и рабы, после полудня непременно принимают ванну.
И все же патриций не мог начать день, не умыв, хотя бы слегка, лицо и не почистив зубы порошком из рога.
— Хозяин, пришла Помпония, — доложил Парис, — и, похоже, она очень расстроена! Я предложил ей напиток, но он нисколько не помог. Если можешь, поговори с ней… Она не хочет ждать…
Громкие стенания, доносившиеся из перистиля, и суетливая беготня слуг убедили Аврелия, что матрона, вопреки всем приличиям, действительно не собиралась ждать, пока он побреется, чтобы принять ее.
Патриций растерянно потрогал слегка заросшие щеки и быстро, просто для приличия, накинул короткую тунику на ту легкую, в которой спал. Славная подруга, к тому же в расстроенных чувствах, вряд ли станет обращать внимание на его одежду.
Аврелий вышел в гостиную и увидел, что Помпония рвется из крепких рук привратника Фабелла и двух рабов, которым не удалось бы удержать ее без помощи могучего Сансона.
— Ох, Аврелий! — Пышнотелая матрона в отчаянии упала в просторное кресло, которое подвинули ей слуги. — Мой Тит…
«Боги Олимпа, будем надеяться, что она ничего не узнала про его любовную интрижку», — подумал Аврелий. Глаза у Помпонии что у сокола, и если этот несчастный Сервилий не снял со своей одежды все до единого светлые волоски…
— Уже две недели, как он не замечает меня! — продолжала в отчаянии рыдать женщина. — Представляешь, ложится рядом с отсутствующим видом и тут же начинает храпеть. Я все делала, чтобы пробудить его чувства: соблазнительные одежды, парики, каким позавидует и Мессалина… Все напрасно! Спит как убитый, видя во сне неизвестно что! А вчера вернулся очень поздно… Друг мой, что происходит с моим несчастным супругом? Он никогда не был таким!
Патриций молчал, он тоже занервничал. Итак, увлечение Сервилия явно угрожало семейному счастью.
— Я часами лежу в молоке и меде, чтобы кожа стала молодой и красивой, — взволнованно продолжала матрона, — рабыни уже с ума сходят, ломая голову над моими прическами, а он… — Помпония опять разрыдалась. — Он даже не замечает! Ах, Аврелий, заклинаю тебя: скажи, что мне делать?
Сенатор поразмыслил. Нисса молода и хороша, а Помпония настолько вся раскрашенная и искусственная, что дальше некуда.
