Джанет Глисон - Гренадилловая шкатулка
Едва я вошел, шесть голов повернулись ко мне с немым вопросом на лицах.
— Дамы и господа, — провозгласил я. — Лорд Фоули находится в библиотеке и просит вас немедленно присоединиться к нему. — Как и наказал мне Фоули, я ни намеком не обмолвился о том, что их там ожидает, хотя конечно же мой бледный вид и дрожащий голос свидетельствовали о случившемся несчастье. Однако ни один из них не подумал спросить, зачем они понадобились в библиотеке или почему их оставили здесь томиться ожиданием. Ни один не пожелал узнать, что происходит. Покорные, словно сонные дети, они безропотно поднялись из-за стола и последовали за мной через холл в библиотеку.
Леди Монтфорт возглавляла бредущую вразброд группу, и когда я открыл дверь, она первой увидела тело мужа. Признаюсь, ее реакция крайне удивила меня. Я ожидал потока слез, истеричных криков, неистового выплеска отчаяния. Ничего подобного я не увидел. Она не выказала ни испуга, ни потрясения. Не дрожала, не ежилась, как раньше. Она вообще не проявляла никаких чувств. Просто смотрела и смотрела на труп. И только через полминуты, когда остальные столпились за ней, охая в изумлении и смятении, до ее сознания дошел весь ужас случившегося. Ее ноги внезапно подкосились, она склонилась вперед и, наверно, упала бы, не подхвати ее вовремя лорд Брадфилд.
Поведение мисс Аллен стало полной противоположностью безмолвию невестки. Она протиснулась мимо Элизабет и, увидев мертвого брата, пронзительно взвизгнула, а потом, как безумная, стала теребить в костлявых пальцах бахрому своей шали. Поверенный Уоллес — он стоял, вытянувшись в струнку, и хмурился — в знак утешения одной рукой обнял ее за плечи. Через несколько секунд он что-то тихо пробормотал себе под нос.
— Что вы сказали? — раздраженно вскричал Фоули. — Говорите громче!
— Только то, что я должен предать огласке некоторые сведения, которые, возможно, имеют отношение к данной трагедии, хоть произошла она и не по моей вине.
Странно, что и Фоули, и Уоллес почему-то считают себя отчасти повинными в смерти Монтфорта, невольно отметил я. Конечно же это исключено. А может, они в сговоре? Прежде чем Уоллес успел пролить свет на эту загадочную смерть, вперед протолкался Роберт Монтфорт. Впервые увидев бездыханное тело отца, он кинулся к нему, упал на колени и, вытащив из рукава льняной носовой платок, промокнул им рану на голове покойного. Потом так же неожиданно выронил платок на пол, взял левую руку отца и прижал ее к своим губам.
— Не могу поверить, что он покончил с собой. Зачем он не поделился со мной своей печалью? — воскликнул Роберт, неловко поднимаясь с колен. — Это вы виноваты, Фоули. Мы все ждем от вас объяснений.
Фоули открыто встретил его укоризненный взгляд. Сейчас ничто в его лице не выдавало угрызений совести, которые он озвучивал раньше. Напротив, в его чертах читалось торжество, хотя, возможно, мне это только показалось.
— Покончил с собой? Что ты имеешь в виду? — вмешалась мисс Аллен.
— Посудите сами. Револьвер выпал из его руки. Разве одно это не есть свидетельство самоубийства? А если еще учесть, что у него случилась беда, и его странное расположение духа в этот вечер? — объяснил Роберт.
— Не думаю, что ваш отец покончил с собой, — сказал я, сообразив, куда клонит Роберт Монтфорт. Я хотел утешить его.
Он резко развернулся и впился в меня злобным взглядом.
— Хопсон-плотник, не так ли? Ты берешься утверждать, будто что-то в этом понимаешь? — презрительно произнес Роберт.
— Я… я… простите, сэр, я ничего не утверждаю, — пролепетал я, ошеломленный его тоном. — Просто, когда я вошел сюда, я споткнулся и, полагаю…
— Это семейная трагедия, Хопсон, и тебя ни в коей мере не касается, — грубо оборвал он меня. — Буду очень признателен, если ты оставишь свое мнение при себе. Лучше собери пиявки с тела моего отца. А потом немедленно покинь эту комнату. Фоули, я жду объяснений.
Должно быть, его приказ поверг меня в шок, ибо я стоял не шелохнувшись, пока мисс Аллен не сунула мне в руки маленькую керамическую баночку с крышкой, в которой были проделаны отверстия.
— Складывай их сюда, — шепнула она, дружелюбно потрепав меня по плечу.
Сжимая в ладонях холодную банку, чтобы подавить отвращение, я опустился на корточки возле трупа. По одной я стал снимать этих мерзких тварей — они были мягкие, как перезрелые ягоды, — с шеи Монтфорта, трясущейся рукой бросая их в сосуд.
Время от времени я поглядывал на Фоули, — наверно, чтобы отвлечься от своего жуткого занятия. Но не только. Хоть смерть Монтфорта меня и не касалась, я был заинтригован и хотел знать, что скажет Фоули. Выражение его лица удивило меня. Казалось бы, человек, только что потерявший близкого друга, должен чувствовать скорбь, но в его чертах не было и тени горя; не мелькало в них и торжество, которое мне почудилось чуть раньше. Взгляд его был пустой и холодный.
— Полагаю, дурное настроение вашего отца было вызвано крупным проигрышем, — начал он, обращаясь к Роберту. — Вы, должно быть, знали про его страсть к картам. На протяжении многих лет мы — Брадфилд, ваш отец и я — проводили вечера за игрой в клубе Уайта. От случая к случаю всем нам не везло, но в последний раз — две недели назад — не повезло особенно. — Фоули помедлил. Я тем временем, кусая щеку, чтобы сдержать тошноту, поймал последнюю пиявку, бросил ее на кишащую груду в банке и плотно закрыл крышку.
— Не повезло вам всем, лорд Фоули? — прошептала Элизабет. Она уже несколько оправилась от потрясения и теперь внимала Фоули с живым интересом.
— Главным образом вашему мужу, сударыня. Мы были там, должен добавить, не одни. Играли в «фараона». Я метал банк. Кроме нас, за столом сидели еще человек пять, и они подтвердят мои слова. В тот вечер мы с Брадфилдом, предвидя дальнейший поворот событий, настоятельно просили его играть осторожней, не догадываясь, что своими советами лишь разжигаем в нем азарт. — Фоули замолчал, видимо, не желая продолжать; его темные глаза горели.
— Сколько он проиграл, лорд Фоули? — спросила Элизабет.
— Много, сударыня. Более десяти тысяч фунтов. По векселям, которые он выдал мне, должно быть уплачено в недельный срок. Думаю, за тем он и пригласил сегодня Уоллеса.
При этом сообщении поверенный покраснел, но, прежде чем он успел ответить, Элизабет покачнулась, и все заботливо столпились вокруг нее. Мисс Аллен достала свои соли и провела флакончиком у нее под носом. Воспользовавшись заминкой, я поставил банку с пиявками на стол и двинулся из комнаты. Когда я закрывал за собой дверь, меня нагнал Фоули. Поймав меня под локоть, он шагнул вместе со мной в холл, чтобы удалиться от чужих ушей, и сказал тихо:
— Я хотел бы знать, почему вы считаете, что смерть Монтфорта не является самоубийством. — И уже более громко распорядился, чтобы я послал кого-нибудь к местному судье, сэру Джеймсу Уэстли, с просьбой немедленно прибыть в Хорсхит-Холл.
Исполнив его указание, я умылся в буфетной и, желая поскорее уединиться, вернулся под благодатную сень людской, где, к моей великой радости, никого не оказалось — остальные слуги были заняты на кухне. Я раздул угли в очаге, и, когда огонь уверенно запылал, сел в кресло с высокой спинкой и закрыл глаза, размышляя над необычными событиями, свидетелем которых я только что стал.
Почему я так уверен, что Монтфорт не покончил с собой? Почему Фоули считает, что вина за эту смерть отчасти лежит на нем? Абсолютно ясно, что сам он не стрелял в Монтфорта; и все же самоубийство, вызванное расстройством из-за крупного проигрыша, не объясняет того, что я увидел в библиотеке. Интересно, что собирался огласить Уоллес, когда Роберт прервал его? Кстати, и вел он себя отнюдь не как любящий сын. Его обуревал скорее гнев, чем горе. Итак, если Роберт и все остальные, похоже, склонны думать, что Монтфорт совершил самоубийство, я абсолютно убежден в обратном.
Я все еще рассуждал сам с собой, когда, спустя несколько минут, в людскую пришла Констанция с пинтой портера и куском мясного пирога, которые прислала миссис Каммингз, дабы приободрить меня. Работники кухни были поражены известием о смерти хозяина, но плакать о нем не стали: он не пользовался любовью у слуг. Я тоже не испытывал сожаления. Хотел только поскорее прийти в себя после пережитого и забыть ужасный труп. При виде милого личика Конни и легкой закуски, что она мне принесла, я улыбнулся.
— Констанция… мой добрый ангел… какой приятный сюрприз, — с искренней радостью воскликнул я.
Она отвечала на мой комплимент улыбкой — более лучезарной, чем обычно.
— Что-то не так? — спросил я.
— Опять влетело от миссис Каммингз. После событий сегодняшнего вечера она как с цепи сорвалась. Обвиняет меня в том, что я разбила хрустальную солонку и не признаюсь в этом.
— Ничего, скоро сменит гнев на милость. У нее доброе сердце.
