Оливер Пётч - Крепость королей. Расплата
Каспар улыбнулся.
Он будет купаться в вине.
В дорогом, очень дорогом вине.
* * *А в сотнях миль Агнес, Матис и Ульрих Райхарт сидели во мраке пещеры. По лесу разносились крики преследователей, постепенно отдаляясь, пока наконец совсем не смолкли.
Убежище их располагалось на полпути между Трифельсом и Ойссерталем. Агнес обнаружила его несколько лет назад во время охоты. Укрытие представляло собой заброшенную медвежью берлогу у подножия скального массива. Агнес время от времени пряталась там, если непогода заставала ее врасплох. Прошлой осенью она предусмотрительно заделала вход камнями от диких животных. Внутри лежали сухие шкуры, сушеные фрукты, имелся даже очаг с естественным дымоходом. Но, опасаясь, что их могут обнаружить, они не стали разводить огонь. Стены местами покрывал иней – здесь, на глубине, по-прежнему стоял самый разгар зимы. В воздухе пахло прелой листвой, плесенью и гнилью.
– По-моему, они сдались, – сказал Матис усталым голосом и закутался в рваную кабанью шкуру. – Так или иначе, долго я здесь не протяну. Я уже окоченел.
– Думаю, подождем еще с четверть часа, а потом попробуем выбраться, – предложил Ульрих.
– И куда потом? – Матис горько рассмеялся. – Мы вне закона, Ульрих. Забыл? А с этого дня нас не только прихвостни герцога разыскивают, но и собственные люди.
Он взглянул на Агнес, и в насмешливом взгляде его читалось уныние.
– Что ж, по крайней мере, тебе есть куда податься.
– А что если я там и появляться не хочу?
Агнес вперила в Матиса свирепый взгляд. До сих пор она молчала, погруженная в свои мысли, но теперь не сдержалась.
– Ты хоть раз задумывался, каково это, быть женой хладнокровного убийцы и тирана? – вспылила она. – Человека, который, по всей вероятности, убил моего отца? Запертой в золотую клетку, обреченной на убогую жизнь бесправной тихони? Хоть раз ты подумал об этом?
– Ну, ты хотя бы не голодаешь, как многие другие, – пожал плечами Матис. – И в Шарфенберге всегда горит теплый очаг.
– Очаг – да. А сердце у меня постепенно леденеет.
Агнес молча уставилась на сосульки, свисавшие над входом в пещеру. Тоска по умершему капеллану тяготила душу. Казалось, сердце медленно обрастало ледяным панцирем.
Она в очередной раз достала письмо отца Тристана, которое передал ей Матис, прищурилась в полумраке и пробежала взглядом несколько строк.
Ты часто спрашивала меня, что значат твои сновидения, и я отвечал, что это лишь плод твоего воображения… Но теперь решил, что ты имеешь право знать о своем прошлом…
Агнес зябко поежилась и прислонилась к стене. Все время после их бегства в душе ее медленно зрело решение. Письмо капеллана словно пробудило в ней дремавшие до сих пор чувства. Она вдруг осознала, что все эти недели и месяцы была лишь тенью себя. Жила с человеком, который погубил их род, убил ее отца и отобрал у нее Трифельс. Подкупил ее дорогими книгами, вином и возможностью вести спокойную, безопасную жизнь. Как она смогла опуститься до такого! Пора было положить конец этому маскараду, и не важно, что она отвергала тем самым последнюю волю отца.
Агнес решительно кивнула. Письмо отца Тристана и его последние слова вновь обозначили для нее цель, миссию. Что там старый монах сказал ей на смертном одре?
Пора тебе наконец узнать, кто ты на самом деле.
После долгого молчания женщина наконец подняла голову и сказала твердым голосом:
– Я больше не вернусь в Шарфенберг.
– Что… что ты такое говоришь? – Матис потрясенно взглянул на нее. – С ума сошла? У тебя, в отличие от нас, есть жизнь, будущее! Нельзя так безрассудно отказываться от этого! И куда ты вообще подашься?
– В Санкт-Гоар, – Агнес поджала губы. – Я пойду в Санкт-Гоар. Отец Тристан сказал, что там я смогу узнать о своем прошлом. Констанция, Иоганн, кольцо… все это как-то связано со мной. Ах! – она покачала головой. – Я ведь и сама не знаю. Знаю только, что прежней жизнь уже не будет. Я либо уйду, либо постепенно окаменею, если прежде не брошусь с башни. И если отец Тристан не ошибся, то меня преследуют, и мне все равно придется уйти.
– Преследуют? – нахмурился Ульрих. – Кто? О чем вы говорите?
– Знахарка Рехштайнер рассказала отцу Тристану, что кто-то идет по моему следу. Он… он попросил меня покинуть крепость и отправиться в Санкт-Гоар. Там есть некий документ, который поведает о моем прошлом. Прежде этот документ находился в руках какого-то братства… – Агнес помяла в руках забрызганное кровью письмо. – Этот Санкт-Гоар, этот монастырь где-то в низовьях Рейна, недалеко от Бингена. Отец Тристан писал про него.
Старый орудийщик грубо рассмеялся.
– Вы хоть знаете, сколько отсюда до Бингена? Больше сотни миль! А война в самом разгаре, сударыня. Крестьяне всюду сбиваются в отряды. Девица вроде вас сгинет там в два счета.
– Я переоденусь парнем, – холодно ответила Агнес. – Спрячу волосы и буду носить штаны. Бродячий подмастерье. Обычное дело даже на войне.
– И ты всерьез думаешь, что мы возьмем да и отпустим тебя? – покачал головой Матис. – И думать забудь.
– И что вы сделаете? Свяжете меня в пещере? – Агнес выпятила подбородок. – Я пойду туда, куда мне вздумается, понятно?
– Конечно, пойдешь. Только не одна, – Матис помедлил мгновение, после чего ухмыльнулся и подмигнул Ульриху. – Ведь мы пойдем с тобой. Верно, Ульрих?
Старый орудийщик изумленно поднял глаза, но потом лишь тяжело вздохнул.
– А дьявол! Боюсь, сегодня мятежник во мне скоропостижно скончался. А кроме военного дела, я больше никаким ремеслом и не владею. Так что могу и впредь нести пользу любезной графине, – он склонил голову набок. – Если она не против.
– Вы… пойдете со мной? Вы, что, серьезно?
Сердце у Агнес забилось чаще. Теперь собственное решение уже не казалось ей столь мрачным и безнадежным, как пару секунд назад.
– Я пойду с тобой, и не важно куда, – с улыбкой ответил Матис. – Конечно, в солнечной Венеции было бы куда лучше. Да хоть бы в Кёльне или Майнце. Но раз уж на то пошло, то и древний монастырь сойдет. Всяко лучше, чем оголодать в бегах посреди лесов Васгау. – Он поднялся. – Или замерзнуть насмерть… Давайте уже выбираться из этой ледяной пещеры.
Ульрих тоже тяжело поднялся. Агнес немного помедлила, затем встала, разгладила еще сырую рубашку и решительно кивнула.
– Ладно, пойдемте, – сказала она и, пригнувшись, шагнула к выходу. – Но прежде мне волей-неволей придется навестить моего дражайшего супруга.
Агнес решительно сжала кулаки.
– Есть там одна вещица, оставлять которую мне не хочется ни в коем случае. Пускай это лишь небольшое кольцо.
Спустя примерно час беглецы уже взбирались по скользкому склону к горе Зонненберг и трем ее крепостям. После некоторых колебаний Матис и Ульрих согласились сопроводить Агнес к львиному логову. Правда, старый орудийщик так и не понял, зачем им рисковать и шастать под носом у стражников ради какого-то колечка. Но Агнес настояла на том, чтобы забрать драгоценный перстень времен Барбароссы. Без него она не могла отправиться в Санкт-Гоар. С этого кольца все началось, и она не могла его оставить. Кроме того, отец Тристан упоминал о нем перед смертью. Значит, оно имело большое значение.
С тех пор как Агнес сочеталась браком с Фридрихом фон Лёвенштайн-Шарфенеком, кольцо хранилось у нее в комнате, спрятанное в шкатулке под кроватью. Ради него Агнес решила в последний раз навестить Шарфенберг. И заодно раздобыть немного денег и сухую одежду.
Погруженная в раздумья, Агнес брела по тенистому лесу, то и дело цепляясь за обледенелые ветки. Что же хотел сказать отец Тристан своими последними словами? Что связывало ее с кольцом и женщиной по имени Констанция, жившей за триста лет до ее рождения? И что крылось за всеми сновидениями, что не давали ей покоя? Ответы на все эти вопросы, казалось, лежали в Санкт-Гоаре. О том, что будет после, Агнес не думала. Знала только, что должна докопаться до истины.
Между тем сгущались сумерки. В тени деревьев упрямо белели остатки снега, земля была сырая, и каждый шаг давался с трудом. Но друзья решили избегать хоженых дорог. Слишком велика была опасность столкнуться с возможными преследователями. Время от времени они пытались замести следы, шли вдоль ледяных ручьев или волокли за собой ветки, но результаты оставляли желать лучшего. Агнес то и дело слышались звуки приближающейся погони. Но это были лишь вспугнутые косули или другие животные.
Временами Агнес шагала точно под гипнозом. Скорбь по умершему духовнику тяготила ей душу. Лишь холод и опасность быть замеченной сдерживали ее от рыданий. В то же время Агнес ощущала в себе силу, прежде неведомую. Казалось, пережитое горе наполняло ее новыми силами.
