Алексей Поярков - Ликвидация. Книга первая
Там же, в коробке, лежали свидетельства о смерти, паспорт, орденская книжка и временные удостоверения к медалям. А вот и сами ордена. «Александр Невский», «Красная Звезда», «Отечественная война» первой степени, медали — «За боевые заслуги», «За десять лет безупречной службы», «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
Давид тихо перебрал награды, закрыл коробку. Надо бы перенести ее в кабинет да хранить в сейфе, мало ли что. Он ведь и форму свою держал на работе. Только не стоит откладывать это на потом, а то позабудешь…
Он обреченно бросил взгляд на часы — было около десяти. Из-за стены донесся свежий голос тети Песи: «Эммик, ты ж обещал отнести починить примус до Царева!» Эммик сонно возражал…
— …Я не дерьмоед, товарищ подполковник, — обиженно говорил военный следователь капитан Наимов, — а офицер военно-юридической службы Советской армии. Я нахожусь при исполнении…
Они поднимались вверх по лестнице окружной военной прокуратуры — Наимов и Гоцман. Встречные офицеры уважительно козыряли Наимову и с недоумением окидывали взглядом Гоцмана, потому что его одежда — кепочка, пиджачок и галифе — никак не вязалась с солидным статусом учреждения.
— При исполнении, значит, ты дерьмо не ешь? — рассеянно усмехнулся Гоцман. — А после?
— Еще вчера я начал работать по этому делу, — напористо, не обращая внимания на слова Гоцмана, продолжил Наимов. — Навел справки и выяснил… Перед прибытием нового командующего округом была проведена тотальная проверка всех складов. И существенных недостач при этом, товарищ подполковник, не обнаружено… О чем имею соответствующую официальную справку.
— Та ты шо? — издевательски осведомился Гоцман, тыча пальцем в папку, которую капитан держал в руке. — И шо там у той справке за ту тысячу комплектов, шо мы нашли?
Наимов замер на месте, потом вдруг резко повернулся:
— Хорошо, поедемте. Поедемте!
— Кудой?
— Смотреть эти комплекты, — развел руками следователь. — Раз вы так настаиваете…
— Так они сгорели, Наимов. Пока ты собирался тут, они сгорели самым синим пламенем!
— Тогда об чем разговор? — непонимающе вскинул редкие бровки Наимов. — Нету тела — нету дела!
Корявая сильная рука Гоцмана легла на воротничок капитанского кителя. Наимов затрепыхался, как пойманная рыба. Но Гоцман разжал ладонь. Ткнул пальцем в шею следователя:
— Пуговичку застегни… Тела-то как раз есть. Тела моих товарищей. Понял, Наимов?
— Понял, — бодро застегнул пуговичку капитан юстиции. — Сочувствую. Только это статьи 59 и 105 Уголовного кодекса Украинской ССР. И заниматься этим должны вы — уголовный розыск. У военной прокуратуры и своих дел хватает, особенно сейчас. Но если вы хотите…
— Нет, — жестко перебил Гоцман, — не хочу. От тебя, Наимов, я даже спирту на морозе не хочу. В горло не полезет!..
И он застучал сапогами вниз по лестнице.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — не без кокетства поприветствовала Наимова миловидная девушка — лейтенант юстиции, проходя по коридору со стопкой картонных папок в руках.
Но Наимов, обычно не упускавший возможность полюбезничать с подчиненной, ничего не ответил. Он тяжело дышал, держась за воротничок.
На первый взгляд могло показаться, что в кабинете у Гоцмана стоит густой туман, хотя место было вроде высокое и сухое. Курили — а вернее, дымили, как грузовые паровозы ФД, — все присутствующие, кроме завязавшего с этим делом еще до войны Омельянчука. Дверь на балкон была широко распахнута, но это не помогало. В пепельницах высились уже не горки, а горные кряжи из окурков. Чай, напротив, не пользовался популярностью — сгрудившиеся на краю стола стаканы в подстаканниках никто не брал. Да и какой чай по жаре?.. Ждали, пока остынет.
— Военная одежда уничтожена полностью, — негромко, с обычной своей страдальческой миной докладывал эксперт Черноуцану. — Грузовик уничтожен также. Шины сгорели дотла, поэтому где он ездил раньше, сказать не представляется возможным… Две вещи сказать могу… — Криминалист бросил взгляд на притулившегося в углу Фиму, на Тишака, посмотрел на мрачно сгорбившегося за столом Гоцмана. — Две вещи сказать могу. Первое. Грузовик уральский, выпущен в Миассе в сентябре сорок четвертого года. И второе. Двигатель ремонтировался. Недавно и… э-э… сильно. Нужна автомастерская, мастер, инструмент, станок и так дальше…
— Ясно, спасибо, — кивнул Гоцман, ввинчивая очередной окурок в пепельницу и бросая быстрый, ничего хорошего не сулящий взгляд на Фиму. Тот постарался этого взгляда не заметить. — Андрей Викторович, прошу… Ваши соображения.
— У меня, собственно, мало радостного, — как всегда, спокойно поднялся Арсенин.— Лицевые ткани сгоревшего утрачены полностью, видимо, пламя было очень сильным. Однако на плече сохранились две наколки — голова девушки, тюльпан в руке и имя ИРА. Под мышкой — наколка с изображением кота…
— Х-ха! — не выдержав, перебил Леха Якименко. — Чудак с малолеток по зонам шарился, из непримиримых, а его берут водителем при грошах! Умора с перцем!
Арсенин недоуменно замолк. Гоцман сердито махнул на Леху ладонью, но, видя удивление судмедэксперта, раздраженно пояснил:
— ИРА — Иду Резать Актив! Тюльпан в руке — шестнадцать стукнуло на зоне, голова девушки на плече — семнадцать, тоже на зоне. Кот под мышкой значит «тюрьма — дом родной». Эти наколки означают, что их обладатель никогда не сотрудничал с руководством лагеря и на зоне… с малолеток. Видать, попал под 12-ю статью кодекса, еще до указа семь-четыре-тридцать пять… note 2 Ладно, дальше…
— Я не знал, — виновато пожал плечами врач. — Квартирная хозяйка Эвы Радзакиса видела такую же наколку у него на плече. Общий анализ тела также подтверждает совпадение с Радзакисом — тридцать пять — сорок лет…
— Тридцать пять, — кивнул Гоцман, — если сорок — тогда бы он под 12-ю статью еще не подпадал… Спасибо, Андрей Викторович.
И взглядом пригласил Якименко: давай, мол, подводи итоги.
— Ну шо? — Якименко, надевший ради расширенного заседания белый летний китель, поднялся со своего места. — Имеем Эву Радзакиса, неизвестного нам капитана и еще более неизвестного третьего. Причем и в деле с инкассаторами, и со сгоревшим грузовиком. Шо позволяет объединить два эти дела по подозреваемым рылам. Лично у меня вызывает известный интерес тое обстоятельство, шо рыла с непонятным упорством подламывают именно государственные места, а не частные квартиры или дачи. То есть заведомо идут на десятку-четвертак, не боясь… Но, — он артистически развел руками, — на кону имеем мизер при пяти тузах. Обмундирование сгорело подчистую. Эва не разговаривает и разговаривать вряд ли начнет… Из примет — капитанские звездочки. Прям как у меня. — Он юмористически покосился на собственные погоны.
— Да, зацепок мало, — скрипнул Гоцман.
— Шо значит «мало»?
Фима в возмущении приподнялся со стула. Гоцман кинул быстрый взгляд на Омельянчука, но тот, изнемогая от табачного чада, высунул голову на балкон.
— Шо значит «мало»? — продолжал он. — Сара тоже кричала «мало», а потом нянчила семерых бандитов, не считая девочек… Я имею кое-что сказать…
— Ты почему здесь? — хмуро перебил его Гоцман.
— А где я должен быть?.. Так вот, граждане менты…
— Тишак, проводи Фиму до проходной, — еще более жестко перебил Гоцман. — И выясни, как он сюда попал.
Тишак поднялся с места, растерянно глядя на Фиму. Тот с непроницаемой физиономией хлопнул его по плечу:
— Провожать не надо, дорогу знаю. Адье вам с кисточкой…
Хлопнула дверь.
— Это я ему пропуск выписал, Давид Маркович, — тихо пояснил Якименко. — Обмундирование-то он нашел…
Гоцман раздраженно задымил новой папиросой, не обращая внимания на укоризненный взгляд Арсенина. Взял со стола стакан с остывшим чаем, отхлебнул и поставил на место.
— Слушай сюда все!.. — Давид крепко потер рукой лоб, вздохнул: — В общем, так… Тишак, копаешь прошлое и связи Радзакиса. Аккуратно, вдумчиво. От момента зачатия… Шо, где, когда и тому подобное… Якименко — автомастерские и гаражи. Грузовик — серьезная зацепка. Посмотри по ведомостям, за какими предприятиями числились ЗИСы сорок четвертого года выпуска. А также «Додж» и инкассаторская машина. Довжик — деловые люди на сбыте краденой одежды… Поможешь, Петро? — Гоцман кивнул начальнику ОБХСС майору Петру Разному.
Тот развел руками: какие, мол, разговоры, само собой.
— Вот такая картина маслом, — подытожил Гоцман и умолк, выжидательно глядя на Омельянчука: вы начальник, вам и закрывать заседание. А может, и сами какую мысль имеете…
