Элеанор Каттон - Светила
– Вы были великолепны, – заверила Анна, шагнула вперед, положила ладони ему на плечи и деликатно поцеловала в щеку.
* * *К тому времени, как Анна Уэдерелл явилась в Хокитикский суд, Обер Гаскуан уже отбыл в Резервный банк, надежно затолкав конверт от Джона Хинчера Гаррити во внутренний карман пиджака. Алистер Лодербек также давно покинул здание. Анну принял незнакомый ей краснолицый адвокат по фамилии Друган. Он проводил посетительницу к нише в дальнем конце зала, где оба уселись по разные стороны стола, грубо сколоченного из сосновых досок. Не говоря ни слова, Анна протянула адвокату обгоревший документ. Юрист положил его на стол, выровнял точно по краю и, сложив ладони козырьком у глаз, погрузился в чтение.
– Где вы это взяли? – спросил Друган наконец, поднимая глаза.
– Мне этот документ передали, – объяснила Анна. – Анонимно.
– Когда?
– Нынче утром.
– Как именно передали?
– Кто-то подсунул его под дверь, – солгала Анна. – Пока миссис Уэллс была здесь, в здании суда.
– Была здесь, в здании суда, где ей сообщили, что по ее апелляции сделку наконец-то аннулировали, – скептически отметил Друган. И вновь вернулся к дарственной. – Кросби Уэллс… и Стейнз – тот самый парень, о котором ни слуху ни духу… а мисс Уэдерелл – это вы. Странно. Есть мысли насчет того, кто мог подбросить вам документ?
– Нет.
– Или зачем?
– Нет, – повторила Анна. – Наверное, кто-то захотел оказать мне добрую услугу.
– И вы совсем не представляете кто? Даже не догадываетесь?
– Нет, – помотала головой Анна. – Мне всего лишь хотелось бы знать, правильная ли это дарственная.
– Вроде бы с ней все в порядке, – заверил Друган, придирчиво изучая документ. – Но это вам не чек на определенную сумму, верно? Тем более в настоящей ситуации – когда уже восемь недель прошло, а мистер Стейнз так и не отыскался.
– Не понимаю.
– Так вот. Даже если дарственная действительна, у нашего общего друга мистера Стейнза больше нет в наличии двух тысяч фунтов. Все его имущество было изъято по причине его отсутствия. Решение суда вступило в силу в прошлую пятницу. Парню очень повезет, если он сумеет наскрести несколько сотен из того, что осталось.
– Но ведь дарственная обязательна для исполнения, – настаивала Анна. – В любом случае.
Юрист покачал головой:
– Я же объясняю, милая девушка, наш мистер Стейнз не может отдать вам две тысячи фунтов, разве что каким-то чудом отыщется живым, а при нем – куча наличности. Его участки перешли в другие руки. Их перекупили.
– Но ведь дарственная обязательна для исполнения, – повторила Анна. – А как же.
Мистер Друган улыбнулся:
– Боюсь, закон работает не совсем так. Представьте себе вот что. Я могу прямо сейчас выписать вам чек на миллион фунтов, но это не значит, что вы разбогатеете на миллион, если у меня в кармане ни монеты и никто за меня не поручится, так? Деньги всегда берутся из чьего-то кармана, а если карманы пусты у всех… что ж, ничего не попишешь, кто бы на что ни притязал.
– Но у мистера Стейнза есть две тысячи фунтов, – настаивала Анна.
– Что ж, в таком случае и разговор был бы другим.
– Говорю вам, у мистера Стейнза две тысячи фунтов есть, – повторила Анна.
– Как так?
– Золото из хижины Кросби Уэллса принадлежало ему.
Друган умолк. Несколько секунд он смотрел на посетительницу во все глаза, а затем, совсем другим тоном, произнес:
– Это доказуемо?
Анна повторила все то, что утром рассказал ей Девлин: что золото найдено переплавленным в слитки и каждый отмечен клеймом, подтверждающим происхождение металла.
– Что за прииск?
– Не помню названия, – призналась Анна.
– Откуда у вас эти сведения?
Девушка замялась:
– Я предпочла бы не говорить.
Друган явно заинтересовался:
– Мы можем проверить, так ли это. В конце концов, это золото – одна из составляющих наследственного имущества Уэллса, так что в банке должна найтись соответствующая запись. Мне прямо даже любопытно, почему вопрос этот не вставал раньше. Кто-то в банке замалчивает информацию, надо думать.
– Если окажется, что это правда, тогда, значит, клад мой, так? Две тысячи фунтов из него принадлежат мне. В силу вот этой бумаги.
– Мисс Уэдерелл, – вздохнул Друган, – такие деньги не переходят из рук в руки как нечего делать. Боюсь, это посложнее, чем выписать чек. Но скажу вам, что вы пришли как раз вовремя. Апелляцию миссис Уэллс только что удовлетворили, и причитающаяся ей сумма – в процессе передачи. Я могу с легкостью наложить арест на эти средства, пока мы выясняем, что делать с вашей бумагой.
– Да, – кивнула Анна. – Вы этим займетесь?
– Если вы согласитесь нанять меня своим адвокатом, я сделаю все возможное, чтобы вам помочь, – заверил Друган, откидываясь назад. – Мой гонорар составляет два фунта в неделю плюс расходы. Выплачивается авансом, разумеется.
Она покачала головой:
– Я не могу заплатить вам заранее. У меня вообще денег нет.
– Вероятно, вы могли бы взять кредит, – тактично предположил Друган, отводя взгляд. – Боюсь, что в финансовых вопросах я строг: я ни для кого не делаю исключений и под честное слово не работаю. Ничего личного, профессия такая.
– Я не могу заплатить вам авансом, – повторила Анна, – но, если вы возьметесь за это дело, я выплачу вам гонорар в тройном размере, как только получу деньги.
– В тройном размере? – Друган мягко улыбнулся. – Судебные процессы зачастую затягиваются на неопределенный срок, мисс Уэдерелл, а порою заканчиваются ничем; нет никакой гарантии, что деньги вообще поступят. Апелляция миссис Уэллс разбиралась два месяца, и, как вы сами только что доказали, это далеко не конец!
– В тройном размере, потолок – сто фунтов, – решительно произнесла Анна. – Но если благодаря вам средства мне выплатят в пределах двух недель, я плачу вам двести фунтов наличными.
Друган изогнул брови.
– Боже правый, – промолвил он. – Сказано смело!
– Профессия такая, – усмехнулась Анна.
Это был ложный шаг. Глаза мистера Другана расширились, он отпрянул. Да она же шлюха, подумал он, – и тут он все вспомнил. Это та самая шлюха, которая пыталась покончить с собой на Каньерской дороге в день смерти Уэллса, когда Стейнз пропал без вести! Друган в Хокитику приехал недавно, Анну Уэдерелл в лицо не знал и имя ее соотнес с событиями не сразу. Лишь после ее бесстыдной реплики юрист внезапно понял, кто перед ним.
Но Анна приняла его замешательство за обычную нерешительность:
– Так вы согласны на мои условия, мистер Друган?
Друган смерил ее взглядом.
– Я наведу справки в Резервном банке касательно предполагаемой переплавки, – промолвил он холодно. – Если слухи, пересказанные вами, подтвердятся, мы заключим контракт; если нет, боюсь, я ничем не смогу вам помочь.
– Вы очень добры, – поблагодарила Анна.
– Ничего подобного, – грубо буркнул Друган. – Где мне вас найти, скажем, часа через три?
Анна замялась. В «Удачу путника» она вернуться не могла. Денег у нее при себе не было, но, может, какой-нибудь старый приятель угостит ее стаканчиком в одном из баров на Ревелл-стрит.
– Я просто вернусь, – пообещала она. – Я вернусь к вам сюда.
– Как угодно, – отозвался Друган. – Давайте перестрахуемся и скажем, допустим, в пять.
– В пять, – подтвердила Анна.
Она протянула руку, чтобы забрать обгоревший документ, но Друган уже открыл бумажник и спрятал туда бумагу.
– Пусть пока у меня побудет, – промолвил он.
Луна в Овне, неполная
Глава, в которой Те Рау Тауфаре делает поразительное открытие.
Те Рау Тауфаре, очень собою довольный, перепрыгивал с камня на камень на отмели Арахуры, спускаясь по течению реки к берегу. Весь прошлый месяц он провел с отрядом землемеров в долине Десепшн, и кошелек его был туго набит; в придачу нынче утром ему попался роскошный кус kahurangi pounamu[61], и под весом камня наплечная сума хлопала добытчика по спине при каждом шаге.
А в Мафере между тем уже пришла пора копать сладкий картофель kumara. Тауфаре знал об этом, поскольку в северном небе низко над горизонтом появилась звезда Whanui[62]: она сияла далеко за полночь и заходила задолго до рассвета. Его народ называл этот месяц Pou-tu-te-rangi[63] – «столп, подпирающий небо», – ведь ночами Te Ikaroa[64] повисал молочно-белой аркой от севера к югу в черном куполе небес, между Whanui на севере и Autahi[65] на юге, и пролегал точно через алый драгоценный камень Rehua[66] прямо над головой. Каждую ночь на мгновение небо превращалось в идеальный компас с пылевидной полоской звезд вместо иглы. С восходом Whanui урожай начнут выкапывать из земли; после того настанет Paenga-wha-wha[67], когда клубни складывают по краю полей, сортируют и пересчитывают, а потом засыпают на хранение в ямы и амбары, про запас на грядущие зимние месяцы. После Paenga-wha-wha год приблизится к концу, или, как говорит tohunga[68], «к новой смерти».
