Валерио Манфреди - Оракул мертвых
— Довольно! Прекрати, проклятие! Прекрати этот стон!
Голос умолк, и длинный коридор снова погрузился в тишину.
Большая синяя машина резко остановилась перед караульным помещением полицейских казарм: голубое знамя с тремя звездами на левом крыле указывало, что внутри находится офицер высокого ранга. Шофер вышел из автомобиля и открыл заднюю дверцу, после чего встал навытяжку перед своим начальником. Человек в изящной форме греческого флота поправил китель и натянул перчатки на длинные крепкие пальцы. Караульный посмотрел на него сначала рассеянно, а потом, под испепеляющим взглядом вновь прибывшего, вытянулся и застыл, взяв на караул.
Сила и проницательность взгляда, темный цвет кожи и глубокие морщины, бороздившие его лицо, указывали на то, что эти погоны были заработаны долгой жизнью на море, среди ветра и огня.
Он решительно вошел внутрь, на мгновение поднеся руку к козырьку, двинулся в кабинет, и дежурный офицер отдал честь.
— Я адмирал Богданос, — сказал он, протягивая удостоверение, после чего быстро убрал его в карман кителя. — Мне нужно немедленно переговорить со старшим офицером.
— Подождите минуту, адмирал. Я сейчас о вас доложу. — Он снял телефонную трубку и набрал внутренний номер.
Караманлис сидел за столом, перед ним стояли агенты Руссос и Карагеоргис, они должны были позаботиться об исчезновении Элени Калудис и Клаудио Сетти, как будто тех никогда и не существовало. Когда зазвонил телефон, он прервал инструктаж, снял трубку и проговорил сухо:
— Кто там? Я же велел не беспокоить.
— Капитан, здесь адмирал Богданос, он хочет срочно с вами говорить.
— Сейчас не могу. Попросите его подождать.
Караманлис говорил громко, и офицер, стоявший перед сержантом, услышал его слова. Глаза его гневно вспыхнули.
— Скажите ему, чтобы он в течение минуты явился сюда, если не хочет предстать перед военным судом. Напоминаю вам — осадное положение в силе.
Сержант потупил взгляд.
— Вам лучше немедленно прийти сюда, капитан, — сказал он негромко и положил трубку. — Подождите минутку, адмирал. Он сейчас будет.
Караманлис встал.
— Через несколько минут стемнеет, — сказал он. — Забирайте парня и поезжайте.
Он взял с вешалки фуражку и направился к выходу. Широко шагая, он двинулся по коридору, ведущему в кабинет, открыл стеклянную дверь и оказался перед офицером. Тот стоял, широко расставив ноги, держа руки за спиной.
Взгляд Караманлиса упал на фуражку, лежавшую на стуле: перед ним, возможно, был член штаба или даже самой хунты. Тем не менее он попытался не ударить лицом в грязь.
— Могу я узнать, адмирал, по какой причине вы прерываете мою работу в очень деликатный момент, могу ли я видеть ваш пропуск и документы?
Адмирал сделал знак рукой в перчатке, а потом повернулся к нему спиной и отправился в другой угол комнаты, подальше от дежурного офицера. Караманлис с досадой последовал за ним.
— Вы сошли с ума, — прошипел адмирал, внезапно оборачиваясь. — Как это вам пришло в голову арестовывать иностранных граждан, вдобавок граждан двух наших важных союзников? Вы же знаете, что пишет о нас иностранная пресса. Они покрывают нас позором. Важные займы нашему Национальному банку уже временно приостановлены. Не хватало только дипломатических казусов. Француз, Шарье, и итальянец, Клаудио Сетти, — что, черт возьми, вы с ними сделали?
Караманлис почувствовал, как у него подгибаются колени: несомненно, это офицер секретных служб, раз он все знает.
— Итак? Я жду ответа.
Караманлис попытался блефовать:
— Вы, вероятно, ошибаетесь, адмирал: здесь нет никаких иностранцев.
Офицер одарил его ледяным взглядом:
— Не усугубляйте свое положение, капитан. Всем случается ошибаться, и я могу понять, что от избытка рвения вы взяли на себя инициативу, но, отказываясь сотрудничать, вы рискуете не только своей карьерой, а гораздо большим. Мне поручено немедленно уладить это дело, прежде чем мы перестанем его контролировать. А теперь говорите, ради Бога.
Караманлис сдался:
— Шарье был подвергнут допросу — до тех пор, пока не выдал имена своих сообщников. Мы отправили его во Францию, вручив ему предписание. Он улетел рейсом «Эр Франс» вчера вечером, в 16.00.
Богданос поморщился от досады и нервно постучал кулаком по ладони левой руки.
— Проклятие, проклятие, разразится скандал. Французское правительство нам этого не простит.
— Молодой человек ни в коем случае не станет говорить. Он больше других заинтересован в том, чтобы эту историю похоронили.
— Я проверю список пассажиров. А итальянец?
— Он… умирает.
— Полагаю, результат вашего допроса.
Караманлис кивнул.
— Я так и предполагал. А теперь отдайте его мне. Если он умрет, мы должны будем сделать вид, что это был несчастный случай, и разработать версию для родственников и итальянской прессы.
— Я уже занимаюсь этим, адмирал.
— Черт возьми, подчиняйтесь, или, Богом клянусь, вы предстанете перед трибуналом. Я вам не доверяю. Я должен лично уладить это дело.
Караманлис какое-то мгновение колебался.
— Следуйте за мной, прошу вас, — сказал он и направился в коридор. Они прошли через боковую дверь и оказались во дворике, расположенном на задней части территории управления. Машина с двумя агентами готова была выехать через ворота.
— Стойте! — закричал Караманлис. Машина остановилась. Он забрал у агента, сидевшего за рулем, ключи и открыл багажник. Их взглядам предстали два лежащих рядом кровавых тела: девушки и юноши.
— А это Элени Калудис, — сказал Богданос.
Караманлис вздрогнул. Он не предполагал, что военные спецслужбы столь пристально за ним следят.
— Она уже была полумертвая, когда попала сюда. Ее ранили в Политехническом. Я пытался заставить ее заговорить. Она уже была почти мертва…
В это мгновение послышался стон, и в багажнике что-то зашевелилось.
— Господи, он еще жив. Вы дадите мне полный отчет, капитан. Мне следовало бы вас арестовать. Пока будьте наготове и ждите наших распоряжений. — Он обратился к одному из агентов: — Отправляйся на главный двор и немедленно вызови сюда мою машину.
Агент вопросительно взглянул на Караманлиса.
— Делай, как тебе сказано.
Через минуту подъехал синий автомобиль, и по приказу адмирала Клаудио Сетти в полуобморочном состоянии перенесли на заднее сиденье.
— Похороните ее тело, — сказал адмирал, указывая на труп Элени, сложенный в багажнике, и пристально, презрительно глядя на Караманлиса. — Вся эта история слишком ужасна. Вооруженные Силы не должны были марать рук… Для этого есть полиция.
Уже стемнело. Машина с телом Элени быстро двинулась на север, синий автомобиль адмирала Богданоса последовал за ней, но на первой круговой развязке развернулся в противоположном направлении.
Клаудио внезапно ощутил все муки возвращающегося сознания и проснувшегося измученного тела, увидел неясный вихрь разноцветных огней, услышал глубокий хриплый голос. Сколько ему еще осталось жить? Он хотел, чтобы все окончилось поскорее. Он и мысли не допускал о том, что придется жить с воспоминанием об увиденном.
— А сейчас поверните направо, — раздался голос, — и остановите вон под теми деревьями. — Шофер выполнил распоряжение и заглушил мотор. — Ну вот, а теперь моргните дважды фарами и выключите их.
Клаудио понял, что находится в машине, лежит на заднем сиденье, что руки и ноги его свободны. Справа от водителя сидел офицер в морской форме. Он медленно приподнялся, добрался до окошка. К машине торопливо шел какой-то человек, прячась в тени деревьев, росших на бульваре. Он остановился в нескольких метрах от автомобиля, и свет фонаря осветил его лицо: Ари, сторож Национального музея, который впустил их в подвал, а потом привел врача. Он их предал?
Человек, сидевший на переднем сиденье, открыл дверь и подошел к нему. Взгляд Ари выразил крайнее удивление, когда он узнал этого человека:
— Вы? Матерь Божья!.. Но… Эта форма…
— Не задавайте вопросов, нет времени, полиция может явиться в любой момент. Юноша-итальянец в безопасности: он здесь, со мной, в машине, но он перенес много страданий… телесных и душевных. Посмотрите, можете ли вы что-либо сделать для него. Его французского друга, кажется, репатриировали, изгнали, вероятно, с предписанием. Девушка, к сожалению, умерла. Я приехал слишком поздно. — Он сделал знак водителю, тот открыл заднюю дверцу и помог Клаудио выйти из машины. — Надеюсь, вы на машине.
Ари оправился от изумления, почти парализовавшего его:
— Да… да, она там, позади, вон там, возле тех деревьев.
Клаудио положили в старый «пежо», тот самый, что всего два дня назад вез в Афины Периклиса Арватиса, там он свернулся клубком, словно собака. У него не осталось сил даже на разговоры.
